Роль

Мария никогда не считала себя хорошей актрисой. Но у двух главных зол знаменитых личностей: папарацци и безумных поклонников — на этот счет было свое мнение, и они везде следовали за своим гением-кумиром. Доходило до абсурда – пару раз ей приходилось ставить около туалета телохранителя, чтобы спокойно делать свои дела. А однажды она проснулась и обнаружила у себя в саду незнакомого пузатого и голого мужичка, который сделал ей не двузначное предложение. Его тогда вытащили охранники, но Мария пожалела его и не стала жаловаться в полицию. Все обошлось только лекцией о правильном поведении и субординации. Фанаты и папарацци были кругом – ходили за ней в магазины, в рестораны. Поэтому чаще всего Марии приходилось заворачиваться в шелковый платок, цеплять на нос огромные квадратные солнечные очки, и в таком «инкогнито» ходить по городу – помогало, но чуть-чуть. Сейчас Мария сидела в своем любимом кафе – «Ла Флер» и попивала экспрессо, спрятавшись за великосветским «желтым» журналом. В нем опять была она: ее фото, якобы ее интервью, якобы реальные факты… Марии знатно осточертело видеть кругом свое лицо (лицо – в лучшем случае, иногда это была пририсованная голая грудь), но выбора чтения у нее не было. — С вами свободно? – спросил смутно знакомый бархатный голос. Мария вздрогнула. В ее голове за мгновение пролетел поток мыслей: «Так, Мэри, ты сейчас инкогнито, поэтому она вряд ли тебя узнала. К тому же, она мало похожа на ненормальную…» — Свободно, — как можно спокойнее ответила Мария, бросив на незнакомку беглый взгляд : она заметила только старомодное пальто и длинные светлые волосы – и снова уткнулась в журнал. «С другой стороны, в кафе вроде бы есть свободные места, так? Тогда зачем ей к тебе подсаживаться?.. Ладно, главное, не нервничай, и ничем себя не выдавай…» Почти сразу к столу подошла официантка. Мария невольно скосила глаза и слегка кашлянула, подавившись экспрессо. Она точно знала, что такую форму официантки в «Ля Флер» не носили никогда. В поле зрения Марии была талия и кусок платья официантки – платье было крикливого бирюзового цвета, и Марии было видно белые чулки (она была уверенна, что заканчиваются они бирюзовыми же кружевами и кокетливым бантиками), и игривый белый фартучек поверх него. Холодея, актриса подняла взгляд выше, забыв про конспирацию. Внушительный бюст (поролон в лифчике), пара пуговиц расстёгнуты, на шее – бисеринки пота. На кармашке платья висит бейджик – вот что интересует Марию. На нем красивым почерком выведено: Элиза. То, чего Мария ждала и боялась. Теперь она уверенно подняла глаза на лицо официантки. И увидела себя, только десять лет назад, восемнадцатилетнюю. Она не сильно изменилась – только у Марии-Элизы были волосы естественного, шоколадного цвета, еще не знавшие ножниц и краски голливудских стилистов, и над губой была выведена вульгарная мушка. Зеленые глаза смотрели ехидно. Элиза, официантка из бара, была первой ролью Марии. Это был второсортный мыльный сериал, дурная пародия на «Отчаянных домохозяек», интересный лишь странными именами героинь (главную звали Генриетта-Луиза Жаклин де Пуаро, а ее антагонистку – Бернадетта-Мари Жюстин фон Герберт). Роль была крайне второстепенной (еще бы, ведь ее героиню звали просто Элиза Меркюри), но именно с нее началось шествие Марии по миру кинематографа. — Что-нибудь заказывать будете? — Да, зеленый чай, пожалуйста. Мария, мучаясь нехорошим предчувствием, перевела взгляд на подсевшую к ней незнакомку. Ну конечно, этот гротескный нелепый французский акцент не мог ее обмануть. Она снова увидела свое лицо, но теперь менее узнаваемое из-за выпрямленных светлых волос, выбеленной кожи, и ярко-алых губ, но определенно свое, со знакомыми зелеными задорными глазами. Этой Марии было двадцать, она была одета в шикарное старинное пальто, и играла французскую аристократку Шарлотту в успешном глянцевом сериале про восемнадцатый век. После тухлого сериальчика про Черри-лейн, это был настоящий прорыв. — Бонжур, — улыбнулась Мария-Шарлотта. — Ну привет, — хмыкнув, ответила Мария. Ей не было страшно, и чувствовала она себя вполне спокойно, ведь было сразу ясно, что это просто сон. Ей было интересно, чем он закончится. – И что вам от меня надо? Мария-Шарлотта загадочно улыбнулась и указала на дверь. Мария оглянулась. В зал опустевшего кафе стали входить Марии – самые разные. Вот первой идет рыжая и кудрявая Мария-Паула, из фильма про бордель, где она играла самую красивую проститутку. Вот коротко стриженная Мария-Дженис, в ситцевом платьице и грязных ботинках, с автоматом на плече – из трогательного фильма про войну. Вот Мария-Лиона, в красивом атласном платье, в роли фаворитки короля из очередного фильма про средние века, и еще множество Марий – блондинки, брюнетки, шатенки, одна лысая... Все — романтические и драматические персонажи, влюбленные дурочки. Влюбленная дурочка была главным клише всей актерской деятельности Марии – и она это яростно ненавидела. Но поделать ничего не могла. Наконец поток Марий разных годов и фильмов иссяк. — Вас 57, не так ли?.. – немного нервно вопросила она, разглядывая молчаливую толпу, окружившую ее с Шарлоттой столик. — Ошибаешься, — улыбнулась Мария-Элиза, демонстрируя ряд чуть желтоватых от курения зубов. — Нас 58. — Но я играла только в 57 фильмах… — улыбнулась в ответ она. — Оо, нет, мон шер, — от голоса Шарлотты улыбка Марии угасла. – В 58. Ты только думаешь, что живешь. А на самом деле ты просто играешь актрису. Мы тоже думали, что живем. Все. Правда? Марии вразнобой согласились. — Наши фильмы кончились, а мы остались. А теперь, — Элиза улыбнулась еще шире, и положила руку Марии на плечо. – И твой фильм кончился. Пора на свалку – уступать место следующей роли… — Снято! – бешено завопил режиссер. – Браво, Кейт, ты как всегда на высоте! Перерыв! Кейт раздражённо сбросила с плеча руку статистки, стянула с головы жаркий шелковый платок, с носа – уродливые очки и бросила реквизит на столик. Сейчас ей хотелось двух вещей – виски, и чтобы ее фильм не закончился никогда.