Леденец

Наконец Мана объявил долгожданный перерыв в репетиции. Группа блаженно развалилась на мягких диванах в углу комнаты, наслаждаясь тишиной и бутылочной колой – пить пиво в студии, и вообще во время работы, Мана запретил. Юки закурил. Мана, неодобрительно покосившись на басиста, продолжал стоять с гитарой в руках и крутить колки, регулируя струны. - Опять дымишь в студии? - Мана-сан, не бурчи, проветрим. – Лениво отозвался басист, выпуская струйку дыма изо рта. Мана фыркнул, и, круто развернувшись, ушел в соседнюю комнатку – поставить гитару в подставку. Гакт, который до этого сидел на подоконнике и смотрел в окно, проводил взглядом пролетевшего мимо Ману, и, усмехнувшись, встал и вышел из студии. Вернувшийся Мана присоединился к сидящим со стаканом молока и, мстительно посмотрев на него, перевел задумчивый взгляд на сигарету Юки. - Даже не думай, Мана-сан. Иначе следующий образ мы тебе сами придумаем. Мана отпил молока. - Но после следующий образ все равно придумывать мне… - негромко сказал он. У любого другого человека эта фраза прозвучала бы с насмешкой, но у Маны это прозвучало как приговор. Кодзи и Ками рассмеялись. … Мана встал, давая понять, что перерыв окончен. Обернулся, окидывая взглядом согруппников, и пробормотал: - Ну и где носит этого Камуи… время… В этот момент в студию вихрем ворвался Гакт, и, оказавшись у Маны за спиной, смеясь, приобнял его одной рукой за талию. Глаза Маны удивленно распахнулись, он открыл рот и растерянно закрыл его, не зная как реагировать на такой жест со стороны Гакта. - Мана-сан… Гитарист чуть дернул головой, поворачиваясь в его сторону. - Мана-сан любит леденцы? – Весело протянул Гакт, второй рукой жестом волшебника поднося Мане под нос большущий разноцветный леденец на палочке. Его лицо приобрело настолько ошарашенный вид, что остальные музыканты не выдержали и расхохотались. - Ч-что?! – Выдохнул наконец Мана. - Ле-ден-цы! – По слогам повторил Гакт, покачивая конфетой в такт слогам. Мана резко выдохнул и сбросил с себя руку Гакта. - Какие леденцы, Камуи? Что тут вообще происходит?! Гакт молчал, шокировано глядя на него. Он явно не ожидал такой реакции со стороны Маны. - Сейчас не время для такой ерунды! Мы теряем время! - Да что ты… - начал было Гакт, но Мана не стал его слушать. - Перерыв окончен! – Мана резко взмахнул руками, заставляя этим жестом Гакта замолчать. Это было не самой удачной идеей – он довольно сильно задел Гакта, и злосчастный леденец, вылетев из его ладони, упал на пол и разбился. Повисло молчание. Несколько секунд вся группа дружно разглядывала кучку разноцветных осколков карамели в прозрачной целлофановой обертке. Манна пробурчал что-то невнятное и ушел за гитарой. Остальные же подавленно разбрелись по своим местам. Репетиция продолжилась. Пока шла репетиция, каждый с головой ушел в музыку, стараясь не думать о том, что произошло. Порой, вывести Ману из себя было проще простого, и Гакт, сам того не подозревая, решил подшутить над ним именно в такой момент. Воздух в студии как будто стал тверже, музыканты старались не встречаться взглядами. Каждый изо всех сил прислушивался к музыке, стараясь не смотреть в ту сторону, где лежал на полу злосчастный разбитый леденец. Долго так продолжаться не могло, и, в конце концов, первым не выдержал Кодзи. - Все, я больше не могу. Может, хватит на сегодня, а, Мана-сан? Я уже ничего не соображаю! - Я тоже… - вздохнул Ками. Мана обвел всех безразличным взглядом и, пожав плечами, понес гитару в кладовку для инструментов. Репетиция закончилась. Гакт неторопливо подошел к диванчикам, собрал со столика бутылки из-под колы и выкинул их в мусорку, затем надел пальто направился к двери. - Всем удачного вечера. И вышел из студии, не дожидаясь ничьих ответов. Он почти не жалел о том, что произошло – он и так подозревал, что попытка хоть на некоторое время заставить Ману о своей серьезности не увенчается успехом. Интересно, а может ли Мана радоваться хоть чему-то, кроме музыки? Может ли он улыбаться не как довольный работой начальник, а как простой человек простым радостям? Неужели он живет только музыкой? Гакт уже год как присоединился к Malice Mizer, и до сих пор не мог свыкнуться с характером их лидера. Странный он все-таки. Но как бы то ни было, ему все же было немного обидно, что Мана вот так при всех накричал на него. В конце концов, ничего такого особенного он не сделал, кто ж виноват, что Мана не понимает и, похоже, не любит шуток? Как-то незаметно Камуи дошел до дома. Снова любимый ароматный чай, любимое одеяло на мягкой постели, любимый фонтанчик напротив… Гакт мог часами сидеть вот так в своей спальне и думать. Мана, почему же ты никогда не улыбаешься?... Мана вдруг обнаружил, что уже несколько минут неподвижно сидит перед своей гитарой, которая уже давно закреплена на подставке, и бессмысленно теребит струны, не извлекая из них ни звука. Зачем Камуи это сделал? Ну зачем… Все в своей жизни он посвятил тому, чтобы построить ту жизнь, тот мир, который бы больше не сделал ему больно. Он все сделал для того, чтобы всегда оказываться правым, он сломал самого себя, наступил на многое, что было дорого, ради того чтобы теперь никто не мог сделать с ним ничего плохого. Он окружил себя людьми, которые всецело были отданы работе, которые жили ею. Он думал, что стал сильнее. Избавился от того, что так мучило его. Но он ошибся. Оказалось, что достаточно самой малости, чтобы лишь одна ассоциация с прошлым выбила его из колеи. Камуи не сделал ничего плохого. Он всего лишь хотел сделать ему приятное. Он ведь не виноват, что его жест так напомнил ему о той боли, от которой он так стремился убежать… Больше не в силах находится в студии, Мана встал и направился к выходу. Снял с вешалки свое пальто и, не одевая, пошел к выходу. В любую погоду он надевал пальто уже на улице. Когда он подходил к выходу, под ногами что-то хрустнуло. Он взглянул себе под ноги. Это был леденец. Тот самый, который принес Гакт. Мана опустился на колени и поднял разбитую конфету. Не склеишь ведь… Не склеишь… Воспоминание мелькнуло у него перед глазами… Он просто не успел сдержать подкатившие к горлу слезы – они хлынули из глаз, мешая дышать. Он задыхался от боли, которая неожиданно проснулась у него внутри. Он прижимал разбитый леденец к груди и рыдал, словно ребенок, уже в голос, не думая о том, что кто-то может услышать. Ведь ЭТО случилось.. и ничего не изменишь, ничего не вернешь. Время лечит, да, но… и оно не в силах до конца исцелить раны… Камуи, ну зачем ты меня обнял … Гакт никак не мог отделаться от этих странных мыслей. Он не знал, кажется ему это или нет, но почему так часто он видел в глазах гитариста грусть? Почему в своем образе Мана отказался от улыбки? Странный он человек. Это может показаться смешным или странным, но что там Гакт, даже остальные участники группы, знавшие его гораздо дольше, не знали, есть ли у него семья! Они не знали, как и где он живет. Они видели лишь гитариста группы Malice Mizer, лишь человека, который жил в мире своего творчества, своих фантазий, и претворял их в реальный мир. Но что там, за маской Холодной Леди, – не знал никто. Мана, что ты за человек? Мана шел домой, прижимая к груди шуршащий пакетик с леденцом. В голове у него была только одна мысль, и ему не терпелось поскорее воплотить ее в реальность. Он влетел в дом, и, едва сбросив верхнюю одежду, бросился на кухню. Там он аккуратно вытряхнул осколки леденца на сковородку и целых десять минут выкладывал осколки так, чтобы вернуть леденцу прежний вид. А потом, нагрев сковородку на плите, он сплавил осколки воедино. И только после этого из груди перестали рваться рыдания, и стало легче. Казалось, будто он сделал что-то важное, будто что-то встало на свое место… До самой ночи он просидел на подоконнике, баюкая в руках леденец. «Зря я обидел Камуи… он ведь хотел, как лучше… как же стыдно…» С тех пор, как ЭТО случилось, Мана никому не позволял притрагиваться к себе, только если это не нужно было для сцены. И это случайное прикосновение Гакта к его телу очень сильно его напугало. Он словно заново испытал ту боль, от которой так долго убегал… Мана смотрел в окно и плакал. Неужели он теперь никому не сможет позволить прикоснуться к себе? Сколько ночей он пролежал, замерзая под всеми одеялами, и мечтая только об одном – чтобы кто-то был рядом… за все эти годы он так и не научился мириться со своим одиночеством. Он все время замерзал. Он разучился улыбаться. Он начал бояться людей. Группа была единственным, во что он вкладывал душу, единственным, что грело его. От улыбок ребят ему становилось теплей… Ребята… вслух он никогда не решился бы произнести это слово. Гакт… Подумав о нем, Мана улыбнулся сквозь слезы. С тех пор как он появился в группе, он то и дело пытается заставить Ману улыбнуться. А он не может. Потому что ТОГДА он улыбался. Все случилось из-за улыбки. Мана понимал, что кроме музыки его в жизни больше ничего не ждет. Ничего другого больше не будет. Ну, может друзья. И все. А семьи не будет. Он просто не сможет полюбить. Он не знает как. Он не сможет любить кого-то, если не будут любить его. А ему не нужна была взрослая любовь. Он не был готов к этому. Любить и отвечать на любовь женщины невозможно, если эта женщина – не твоя мать. Таков был мир для Маны. Но матери в его жизни больше нет. А значит, нет никого. Зачем он тогда улыбнулся… Он сидел на подоконнике до тех пор, пока не уснул и не упал с него. Теперь болела рука. Но главное – леденец не разбился. Ложась спать, уже в постель, Мана решил окончательно: он извинится перед Гактом. При всех. А сейчас было страшно. Что ему говорить? Он не знал, как извиняться. Он слишком давно этого не делал… Утром Мана раньше всех пришел в студию. Леденец он держал в руках – как будто это было оправдание. Собственно, им он и являлся… Первыми пришли Ками с Кози, за ними появился Юки. Не хватало только Гакта. Музыканты рассеянно, совсем как обычно, здоровались с гитаристом и падали кто куда: досыпать, пока не придет Гакт. На неподвижно сидящего на диване Ману никто не обращал внимания. - Всем доброе утро! – В студию жизнерадостно влетел Камуи. – А почему все такие грустные? - Гакт-сан, ты у нас один, как я погляжу, спать не хочешь? – Поинтересовался Кози. Мана встал с дивана, намереваясь подойти к Гакту, но ему помешали. - Ну, наверное, да! – Рассмеялся вокалист. Кози и Ками переглянулись и дружно бросились на Гакта. - Тогда мы поможем тебе уснуть! Обычно Мана, едва уловив подобный игривый настрой согруппников, тут же исчезал из поля досягаемости, а если его пытались догнать – начинал ругаться. Но сейчас он был настолько не в себе, что даже не обратил внимания на все происходящее - в мыслях он с трудом удавалось удержать лишь скользкие слова извинения… За свою невнимательность Мана поплатился весьма жестоко: кинувшийся убегать Гакт, не заметил, что Мана встал с дивана и стоит у него за спиной, и со всего маху врезался в него и повалил на пол, чудом умудрившись, впрочем, упасть не на Ману, а рядом. - Осторожно! – Вскрикнул Ками. Гакт тут же вскочил, а вот Мана… он так и остался лежать на полу, как упал, с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. - Мана-сан!! – Четыре вопля хором слились в один. Казалось, что мир сделал сальто. Падая, Мана потерялся в пространстве, а когда упал… боль раскаленными иглами прошила все тело, позволив вздохнуть лишь самую малость, а дальше легкие просто парализовало, все тело свело единой судорогой, лишив всякой возможности шевельнуться. Он не понимал и не видел ничего вокруг, была только боль и темнота с разноцветными кругами в глазах. В какой-то момент боль слегка выпустила грудную клетку из стальных объятий. Почувствовав свободу, Мана сначала выдохнул, а потом закричал, не в силах терпеть. Со стороны это выглядело более чем жутко – несколько секунд он лежал, будто кукла, а потом вдруг закричал, сжался в клубок, словно пытаясь оказаться подальше от окруживших его согруппников. Первым от шока очнулся Гакт – он осторожно подхватил кричащего Ману на руки и перенес на диван. Никто не мог понять, что произошло: ведь Мана всего лишь упал, Кози и Ками видели, как это произошло и понимали – он не мог ничего себе повредить, по крайней мере, настолько серьезно. Но почему же тогда он так кричит, в чем дело?! Это так и осталось невыясненным - постепенно Мана начал успокаиваться, крики перешли в стоны, а потом он и вовсе затих, по-прежнему сжимаясь в комок и сильно дрожа. А еще через пять минут он уже спокойно дышал, глядя в одну точку, но, по-прежнему, не реагируя на слова и действия окружающих. - Что ж ты так, Мана-сан… Осторожней надо… - Расстроено пробормотал Гакт. Мана только сильнее подтянул колени к подбородку и уткнулся в них носом. Он уже почти пришел в себя, но показывать это не спешил, тем более что ему все еще было больно. - Болит что-нибудь? – Кодзи присел рядом с диваном. Мана промолчал. Только качнул головой. - Его домой нужно отвезти. Не сможет он сейчас играть. – Твердо сказал Юки. – И не смотри на меня так! Я тебя не боюсь. – Добавил он, заметив брошенный на него гитаристом возмущенный взгляд. Собственно, чего он и добивался своими словами. - Ой. А это что тут делает? – Ками удивленно уставился на леденец, лежавший возле дивана. – Смотрите-ка, он целый! Все изумленно уставились на многострадальную конфету, и в этот момент Мана сел. - Гакт-сан… Прости меня за вчерашнее. Я был неправ. – Тихо произнес он. Теперь все смотрели на Ману. Каждый из присутствовавших готов был поклясться, что никогда еще не видел на его лице подобного жалобного выражения. Даже на сцене, даже перед фотокамерой, он никогда не выглядел таким жалким и виноватым. - Мы все когда-то бываем неправы. – Негромко ответил ему Камуи и обнял его. Мана вздрогнул, но смог найти в себе силы не отстраниться от Гакта. Более того, повинуясь какому-то непонятному порыву, он и сам положил руки ему на спину. Пожалуй, это был первый раз, когда лидер группы Malice Mizer показал свои настоящие чувства. Сейчас, когда Гакт обнимал его, Мана положил ему голову на плечо, уткнувшись ему носом в изгиб шеи, он неожиданно почувствовал то, что казалось, уже давно было забыто. Даже когда ты уверен, что возведенная тобой стена никогда не рухнет, уверенность ближнего в его стене внушает куда большее доверие. А Мане уже так давно не хватало этой уверенности в чужой стене… - Как ты себя чувствуешь, Мана-сан? Тебе лучше? - Да, я в порядке. Давайте все-таки репетировать. - Но… - Я в порядке. – Уже тверже повторил Мана. И вдруг улыбнулся. – Правда! Юки усмехнулся и покачал головой, словно бы говоря, что Мана неисправим. И все остальные были с ним в этом согласны. Немного болела голова, но Мана привычно не обратил на это внимания. Хорошо, что никто не стал допытываться, почему ему стало так плохо после падения. Не стоит никому этого знать. Он направился к кладовке, где стояла его гитара, открыл дверь и… чихнул. Нет, в этом не было бы ничего такого, если бы при этом он не стукнулся лбом об косяк. - Уй! – Мана схватился за лоб. «Да что же это за день такой! Не одно, так другое!» - Яростно подумал он. - Мана-сан! Ты что, решил убить себя об стену? Нет, друг мой, ты сейчас поедешь домой, оставаться сейчас здесь для тебя травмоопасно! Сегодня явно не твой день! – Гакт укоризненно покачал головой. - Нет, я… - Мана-сан! – Рявкнул Юки так, что все подпрыгнули. – Сейчас силой домой отправим! Манна растерянно замер, ошарашено глядя на музыкантов. Внезапно он почувствовал, как внутри у него разгорается злоба, изрядно подпитанная обидой. Стоило всего лишь раз позволить себе проявить слабость, и что из этого вышло?! Его тут же начали воспитывать! А ведь он поверил, как наивный ребенок поверил, что что-то могло измениться! Ну почему все всегда получается вот так?! Резко развернувшись, Мана буквально вылетел из студии, едва не уронив вешалку, срывая с него пальто. Весь оставшийся день Мана бродил по городу. И сам не заметил, как пришел туда, откуда все началось. Сейчас эта площадь была пустынна. На ней ни души. Каменный фонтан, который тогда выбрасывал сверкающие на солнце брызги, сейчас был сух и присыпан осенними листьями. Холодный ветер гнал шуршащую листву по камням, забирался под одежду. Неприветливо шелестели окружавшие площадь деревья. Серый камень, рыже-желтые листья… в тот день все было точно так же, только множество людей шли в разные стороны по этой площади. И ветер был теплее. Мана стоял как раз в том же месте, где стоял тогда. Только в тот раз спиной к фонтану. Как тут жутко. А когда он подходил к этому месту, на небе сияло солнце… - Здесь никогда не бывает солнца. Мана резко обернулся. Руки в черных перчатках непроизвольно расслабились, выпуская притянутый к горлу ворот. Холодный воздух тут же забрался под пальто, но Мана не заметил этого. Этот человек! Он был здесь тогда. Это он… - Да, это я. Тебя это удивляет? Он что, читает мысли?! - Конечно. Так же, как читал их тогда. - Зачем вы здесь?! – С ужасом спросил Мана. Человек подошел ближе, но не остановился, а прошел мимо, заложив руки в карманы и мечтательно глядя в серое небо. - Не знаю. А вот ты зачем? Мана опустил взгляд на каменный пол площади. - И я не знаю… - Ты здесь за тем, - сказал он, стоя к Мане спиной,- чтобы что-то решить для себя. Здесь все началось. – Он обернулся и развел руки, будто демонстрируя Мане площадь и фонтан за своей спиной. – И только от тебя зависит, закончится ли это или продолжится. - Я не понимаю… - А что тут понимать? Ты пришел сюда за ответом. - Но у меня нет вопросов! - Ты уверен? – Человек сделал паузу. – А желания у тебя есть? Мана опустил глаза. - Я не знаю, чего я желаю. Я запутался. - Ну, вот видишь. – Улыбнулся человек. – Ты пришел сюда, чтобы разобраться в самом себе. Ты пришел, чтобы избавиться от боли. Тебе ведь до сих пор больно, правда? Ты ни на секунду не перестаешь чувствовать боль, верно? Мана молчал. - Можешь не отвечать, я и так знаю. - ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ, МАНА?!!! Плечи пронзило острой болью, сердце ухнуло куда-то вниз; Мана с диким криком упал на колени, закрывая лицо руками. Как этот человек оказался у него за спиной, если стоял перед ним?! - После того, что я читаю мысли, ты этому удивляешься? - Кто ты такой?! – Мана рискнул поднять заплаканные глаза над кончиками пальцев. - Тебе незачем это знать. Запомни одно, Мана, – эта площадь зовется Площадью двух приходов. Сюда можно попасть лишь дважды. В первый раз ты не поймешь, где ты. Но ты загадаешь желание. И оно исполнится. А во второй раз ты попадешь сюда, если желание окажется неверным. Для тебя этот приход – второй. Это значит, что ты ошибся. И ты сейчас должен хорошенько подумать, чтобы не пришлось уходить отсюда с еще большей болью. И загадать снова. И, да, кстати… если уйдешь сейчас, ничего не решив, - пеняй на себя. И исчез, оставив Ману дрожать от испуга и непонимания на холодном камне площади. Ветер налетел, словно зверь, не спасла даже одежда – Мана мгновенно окоченел. Поспешно поднявшись с камня, он побрел к фонтану, чтобы хотя бы за ним спрятаться от ледяного ветра. Он хромал от жуткой боли в разбитых коленях, но упорно продолжал идти. В конце концов он снова упал на холодный камень. Высокий бортик фонтана почти не давал защиты, но хоть что-то… Мана опять чихнул. И даже не удивился тому, что опять стукнулся лбом, на этот раз об коленку. Только захныкал от боли – стукнулся тем же местом, да еще и как раз по ссадине. Как же много боли за один день… Кто же этот человек? И что он хотел ему сказать? Как же холодно! -Апчхи! Какие-то желания, какие-то приходы… что за бред такой? «Бред… бред…» - по площади пронесся негромкий шепот, с трудом различимый за ветром. Мана ахнул от испуга и сжался в комок – ему показалось, что из-за бортика фонтана может кто-то появиться. К горлу снова подкатили слезы. Испуганный и замерзший, Мана вжимался в холодный камень. Что же происходит?! Он уже был здесь… это он помнил. Но о каком желании говорил этот человек? Ведь в тот день он ничего такого не желал… хотя… От нахлынувшей лавины мыслей Мана задохнулся. Но такого просто не может быть! Это же глупо! А может быть, нет? Неужели это правда…. Семнадцатилетний подросток-панк быстрым шагом шел по площади, яростно пиная ногой попадавшийся по дороге мусор. «Чертовы родители! И что они привязались, как хочу, так и одеваюсь, это моя жизнь и мне решать! Лезут не в свое дело… Я уже не ребенок, и сам могу все за себя решить! Достали уже… Да лучше бы их вообще не было, чем вот так тратить часы на эти глупые скандалы! Ой!» Он врезался в кого-то. - Ну что встал, не видишь, люди ходят?! – Зло пробурчал подросток, глядя на невозмутимого мужчину, который столкнулся с ним. - Вижу. Поэтому и стою. - Придурок… - он попытался обойти мужчину. - Остановись. - Чего еще? - У тебя проблемы? - А вам-то что? – Вскинулся он. - Ничего. Просто хочу помочь. - Да как же вы поможете… - неожиданно спокойно пробормотал юноша. - А очень просто. Ты загадал желание, а я его исполнил. А взамен мне ничего не надо. Только улыбнись мне. - А вы что, волшебник? – Усмехнулся подросток. - А вдруг? - Смеетесь… - Как знаешь, малыш. И он так тепло улыбнулся ему, что что-то дрогнуло внутри у парня. И он улыбнулся в ответ. - Ну, вот и славно. Удачи тебе. – Мужчина развернулся и пошел прочь. - Постойте! А как же желание? - Ты уже загадал его, мальчик. – Чуть обернувшись, ответил мужчина. И затерялся в толпе. А подросток так и остался стоять в полном недоумении. Какой-то идиот, не иначе! Развел его на зубы поскалить и ушел. Да и черт с ним! Он развернулся и пошел дальше. Впереди, как ни крути, его ожидал весьма удачный вечер! Но с тех пор все в его жизни пошло наперекосяк. Вечерний отдых жестоко обломался, вернувшись домой, он снова поругался с отцом, а мать и вовсе не стала с ним разговаривать. А на следующий день случилась беда. Воспоминания о том жутком вечере до сих пор заставлял Ману рыдать от ужаса. По ночам ему снились кошмары. Кто-то убил его родителей. Он до сих пор не мог забыть забрызганные кровью стены гостиной, затушенный кровью камин, осколки стекла и изуродованные, разодранные в клочья тела матери и отца, лежащие на полу… Он остался один. Навсегда. С тех пор жизнь Маны превратилась в ад. С детства страдавший весьма неприятным недугом – снижением болевого порога, после пережитого в тот летний вечер кошмара, он начал чувствовать боль постоянно – даже одежда своим прикосновением делала ему больно. С тех пор он всегда замерзал. С тех пор он был одинок. И разрывал свою душу попытками оградить себя от людей и неистовой тягой к ним. С тех пор он был никем нелюбим… И сейчас, замерзая на холодном ветру, он вдруг понял, что за желание исполнил тогда этот мужчина – последним желанием Маны было избавиться от родителей… - НЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!!!!! Нет, так не может быть, нет!!! – Отчаянный, неистовый крик перекрыл вой ветра над площадью. Неужели это он виноват в их смерти?! Нет, это невозможно, это бред!!! Мана изо всех сил ударил кулаками по брусчатке, крича от невыносимой боли, от дикого давления, сжавшего все внутри, от страха. Ведь он не может ничего пожелать!!! Единственным его желанием, его мечтой, паранойей – было вернуть свою семью, но мертвые не воскресают!!! Он упал на камни, завывая в унисон с ветром, который стал почти ураганом. Боль и холод укутали его стальным коконом, ужас разрывал его изнутри, но все это его уже не волновало, - он хотел только смерти, лишь умереть и встретить хоть мгновение там, на небесах, своих родителей… - Вернитесь… прошу вас… пожалуйста… не оставляйте меня здесь, мне страшно… пожалуйста… мамочка.. папа… вернитесь ко мне… простите меня…. И, лежа на холодных камнях, он, теряя сознание, уже не видел приближавшихся к нему двух фигур… Опять… Снова эта невыносимая боль… даже шевельнуться невозможно – так больно. Голова, кажется, сейчас взорвется. - Апчхи! – На несколько секунд Мана даже дышать перестал, настолько тяжело дался ему этот несчастный чих. Больно-то как! Когда он решился открыть глаза, то обнаружил, что лежит в собственной постели, под одеялом. Как хорошо… Стоп. В голове вихрем пронесся минувший день. Падение в студии, холодный город, площадь… А что же было потом? Как он попал домой?! Поток мыслей прервали голоса из соседней комнаты. Из соседней комнаты?! Но у него дома не может никого быть! - Он побил все рекорды в собственной глупости! Он же не мог не чувствовать, что ему плохо, и все равно не пошел домой! Ну надо же быть таким идиотом, в самом деле… - Не кричи, Юки-сан, ты его разбудишь. В конце концов, он тоже человек и может совершать глупости. С кем не бывает. - Ну не столько же глупостей за один день! - Всего одна, Юки-сан. - Зато какая! Нет, к нему охрану приставить надо, чтоб за руку водили! Как ребенок, ей-богу. Послышался вздох, а потом снова голос Гакта: - Пойду, проверю, как он там. А они-то что тут делают?! - О, Мана-сан, ты проснулся! Как себя чувствуешь? В комнату заглянул Юки. - Что, очнулся? Мана молчал, с недоуменным испугом глядя на согруппников. -Вы… как вы сюда попали?! Гакт усмехнулся. - На твоем бы месте я бы в первую очередь спросил, как попал сюда ты сам. Ты этого не помнишь? - Нет… - Ты потерял сознание на улице. И чего тебя в парк понесло? - В какой парк? Я не был ни в каком парке! - Да? – Наигранно удивился Юки. – А где же тогда, позволь спросить, тебя носило? - На Площади двух приходов. Гакт и Юки переглянулись. - Где? – Переспросил Камуи. - На Площади двух приходов. – Уже слегка раздраженно повторил Мана – ему было тяжело говорить. Повисло молчание. - Не будь ты болен, Мана-сан, я бы подумал, что ты подсел на наркотики. Ты только про эти приходы не говори никому больше, ладно? - Юки-сан, ну зачем ты так? – Укорил его Гакт. – У него вполне возможно был бред, вот ему и привиделась эта площадь. – Он повернулся к Мане. – Такой площади не существует, Мана-сан. Она тебе почудилась. - Ничего мне не почудилось! – Гитарист попытался сесть, однако со стоном упал обратно на подушку. - Ты лежи, не дергайся. У тебя температура, между прочим. – Назидательно сказал Юки. - Но мне правде не почудилась эта площадь! – Обиженно пробормотал Мана, поворачиваясь на бок и подтягивая колени к груди. - Ай… - Колено отозвалось болью. Мана пощупал ссадину и поморщился. - Ну, хорошо, хорошо, не почудилось тебе. Но как бы то ни было, мы нашли тебя лежащим на газоне в парке. - На газоне? – Мана поднял глаза на Гакта. – То есть, по-твоему, я разбил себе колени об газон?! - Ты мог упасть и до этого. – Безжалостно сказал Юки. Мана уткнулся лицом в подушку. Пусть думают, что хотят… Неожиданно, его охватил страх. Хорошо, допустим, эта площадь существовала только для него, но даже если и так… он помнил холодный ветер, ледяные камни, странный шепот вокруг, эхом повторявшие его слова… но он не помнил, загадывал ли он еще одно желание! Неужели эта данная ему попытка исправить свои ошибки пропала напрасно, и потерял сознание прежде, чем успел загадать?! Не может быть… значит, все останется так, как было. Холодно, больно и одиноко. Он с огромным трудом удержал подступившие слезы. Ну что ж, значит, такая у него судьба. Вскоре Гакт и Юки ушли, оставив Ману одного. Напичканный лекарствами, он поворочался в постели и вскоре уснул, закутавшись по самый нос в одеяло. Под ним было так тепло… - Здравствуй, сынок. – На краю постели сидела мама. - Здравствуй, мама. Ты вернулась? - Да, солнышко мое, я вернулась. И папа вернулся тоже. - Простите меня! - А мы тебя и не судим, сынок! Не за что судить. - Не пугайся, когда проснешься. Мы будем рядом! – Улыбнулся ему отец. Мана открыл глаза. За окном было уже темно, лил дождь. А в комнате было удивительно тепло, и вкусно пахло печеньем. Мама часто пекла печенье… Мама?! Он поднял голову и прислушался. С кухни доносились голоса, но принадлежали они явно не Гакту с Юки. Он вскочил с постели, не обращая внимания на закружившуюся голову. Что за… Гакт!!! Ах, ты, певичка недобитая, шутник хренов!!! И откуда он только достал эту идиотскую ночнушку в цветочек?! Ладно, черт с ним, не сейчас… Влетев на кухню, Мана представил собой весьма забавное зрелище – стремясь подтвердить свою догадку, он так торопился, что умудрился зацепить ночнушкой все возможные и невозможные углы, предметы и крючки по дороге, порядком ее изорвав. В довершение всего он зацепился за ручку кухонной двери и превратил ночнушку в майку со шлейфом, оторвав весь подол спереди. Завершилась картина фееричным падением в центр кухни и трехэтажным матом. - Посмотри, Каору, он ничуть не изменился за это время! - Да уж, каким был таким и остался. Внезапно кто-то подхватил Ману за талию и поставил на ноги. - Господи, сын мой, ты хоть раз ел за эти годы?! - Папа? Мама? Но вы же… Като подошла к сыну и крепко обняла его. - Сынок, забудь о прошлом. Теперь все будет хорошо. Мана послушно уткнулся матери в плечо и совершенно по-детски всхлипнул. - Не плачь, не надо. Все уже закончилось. Но он не смог удержать слез. - Вы не исчезнете больше? - Нет, больше не исчезнем. Обещаю. – Каору тоже обнял сына. Впервые за долгое время Мана почувствовал, что ему тепло и… ему не было больно! Объятия родителей не причиняли ему боли! Неужели, он все-таки успел загадать желание… - Кстати, сын, а что это за платьице на тебе? Помнится, ты ни в чем, кроме как в трусах, отродясь не спал! - А? – Мана опустил взгляд вниз и с ужасом уставился на решето, бывшее когда-то ночнушкой. - Да, и с каких это пор ты красишь глаза и завиваешь волосы? – Добавила мама. - Эээ… это не я, это… это Гакт меня вырядил! - Какой еще Гакт? Ты что, живешь с мужчиной? - Нет-нет, я… - Да ладно, сынок, не оправдывайся. Сознайся – ты стал геем, да? -Нет!!! - А зачем тогда ночнушка? - Это не я! - Да еще и женская? - ЭТО НЕ Я!!!!! – Взвыл Мана и бросился прочь из кухни, сопровождаемый веселым смехом родителей. Зловредный «шлейф» хлопнул аки занавеска, зацепился за вешалку для посуды и с грохотом сорвал ее со стены. Подстегнутый этим грохотом за спиной, Мана с визгом унесся из кухни, утаскивая за собой вереницу посудных приборов и грохоча, словно оркестр барабанщиков. Жизнь снова вернулась на круги своя… На этот раз Мана сам, целенаправленно, пришел в этот парк. Разноцветные листья, позолоченные солнечным светом, покрывали землю пышным ковром. Мана очень любил ходить по этому мягкому покрывалу, собирая особо красивые листья в букет. Прогулка всегда оканчивалась тем, что Мана подбрасывал букет над собой, на мгновение оказываясь среди яркого листопада. Вот и сегодня он бродил среди деревьев, погруженный в свои мысли, и уже машинально собирал листья. Что ж... судьба дала ему шанс, она вернула ему то, чего ему так сильно не хватало, чтобы быть счастливым. Однако этого оказалось мало. Мане по-прежнему не давала покоя тонкая, но такая твердая преграда, пролегавшая между ним и остальной группой. Преграда, которая скрывала ото всех настоящего Ману. Того маленького ребенка, семнадцатилетнего наивного юношу, которым он так и остался. Хотя, может, оно и к лучшему? Ведь один раз Мана переступил через эту преграду, пусть и неосознанно, и что из этого вышло? Ничего хорошего... - Решил не уезжать никуда в отпуск? - Раздался за спиной голос Гакта. Мана обернулся. - Да... Решил побыть дома, с родителями. Гакт улыбнулся. - Ты кое-что забыл в студии, когда убежал. Мана вопросительно посмотрел на Гакта. Тот сунул руку в карман и достал оттуда... леденец. Тот самый, что был разбит, а потом снова восстановлен Маной. Гакт подошел к Мане и вложил леденец в его ладони в извечных черных перчатках. - Ты ведь любишь их, правда, Мана-сан? - Люблю... - тихо ответил Мана.- Я люблю тебя, Амэ... Глаза Гакта в изумлении распахнулись: - Откуда ты... Но Мана прижал тонкий палец к его губам. - А не все ли равно? Ведь главное - люблю... Зажатому между двух сердец леденцу оставалось только завидовать сладости нежного, робкого поцелуя двух людей, которые полюбили так давно, но осознали это только мгновение назад... Они осторожно касались губами друг друга, слегка прихватывая и тут же отпуская, еще боясь отдаться в плен поцелуя полностью. Они словно прокладывали наметку того пути, который им предстояло пройти вместе. Пальцы рук переплетались, не решаясь позволить объятия, чтоб не разрушить невинность этого момента, когда зарождалась еще одна новая любовь... Все преграды рушились, тая в забываемом прошлом, а впереди лежало только будущее, которое теперь зависело только от них двоих, и уже никакая судьбы не властна была над их желаниями и мечтами. - Так откуда ты узнал? - Камуи, имя Сато тебе ни о чем не говорит? Гакт вздрогнул. Сато... первая любовь... и первая боль... Первый парень Гакта... Но откуда может знать об этом Мана?! - Вижу, что говорит. - Улыбнулся гитарист. - А ты помнишь, Камуи, как Сато звал тебя, когда вы были наедине? Гакт молчал, потрясенно глядя на Ману. - Амэ... - словно под гипнозом, произнес он. - Верно, Камуи, Амэ. Амэ - значит "леденец". А теперь вглядись в мое лицо, Камуи. Видишь? - Мана сделал паузу. - Сато - это я. И я очень люблю леденцы. И с этими словами Мана подбросил букет в воздух, и он закружился ярким фейерверком вокруг них. Совсем так, как он того желал...