Героиновый рай и они там вдвоем, И мы, наверное, туда попадем. (Lumen "Сид и Ненси")
Впервые я встретился с Эшли жарким летом девяносто пятого. Утром четырнадцатого июля я направлялся на работу, а она стояла посреди тротуара, худая, с неровно подстриженными ярко-красными волосами и пустой бутылкой из-под какого-то дешёвого пойла в руке, и весело трепалась с одним моим старым знакомым по имени Ларри. Прежде чем я успел подойти к ним, девушка хлопнула приятеля по плечу, явно прощаясь, и широким шагом двинулась по Лейк-стрит, вскоре свернув за угол. Я растерянно проводил её взглядом, но тут Ларри заметил меня и энергично замахал рукой. Когда я поинтересовался у него, как зовут девчонку, с которой он только что разговаривал, парень удивился и спросил, как можно не знать Эшли Андервуд, а потом предложил познакомить нас. Через два дня, на вечеринке у этого самого Ларри, я танцевал с моей огненноволосой крошкой до упаду. Через три – она без приглашения заявилась ко мне домой. Я думал, мы займёмся любовью, но Эшли достала из кармана два косячка, и мы закурили, а потом долго разговаривали обо всём на свете. Под утро девушка уснула у меня на плече, а я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить её. Мы провели вместе весь остаток лета, а в сентябре я, скрепя сердце, уехал – нужно было заканчивать учёбу в колледже. Вернее, этого требовал мой папаша – а я не решался ему возразить. Старый хрыч грозился лишить меня наследства, если я не получу диплом и не стану «приличным человеком». Эшли прикатила на мой выпускной – такая несуразная в своей потёртой кожаной куртке и тяжелых армейских ботинках, она выделялась среди всех этих прилизанных мальчиков и девочек, вступающих, наконец, в действительно взрослую жизнь. А потом мы купили побольше пива, сели в мой старенький пикап и двинулись на юг. В кармане у меня лежал ненужный диплом хрен-знает-кого и немного денег, а сам я был счастливейшим человеком во всей Америке. Родитель мой к тому времени уже сыграл в ящик, оставив своему любимому и единственному сыну старый дом из красного кирпича, в котором прошло всё мое детство. Новые города, люди, пьянки, задрипанные мотели… Мы кружились в этом бешеном калейдоскопе. Порой, уколовшись, тащили в свою постель парней, девушек. Эшли грела героин в ложке, а я целовал какую-то пьяную вдрызг панкушку. Иногда я дрался, а узнавал об этом лишь на утро – по сбитым костяшкам пальцев, разбитому носу или бланшу под глазом. Не брезговали мы и воровством – нужно было где-то брать деньги на очередную дозу. В глубине души я понимал, что ничем хорошим всё это не кончится – и предлагал Эшли бросить колоться. Она соглашалась, мы строили планы на будущую жизнь – свадьба, дети. А на утро Эш опять приносила пакетик с героином и предлагала ширнуться «в последний раз». Месяцев через пять Эшли неожиданно забеременела. Я не знал, что делать, а она села за руль моего раздолбанного грузовичка и куда-то уехала. Вернувшись через неделю, сказала, что сделала аборт. Всё пошло по-старому.***
В январе мы оказались на мели. Денег не было ни цента. Тогда я предложил, как стемнеет, ограбить круглосуточный магазинчик на заправке. Эш согласилась. Удача той ночью явно отвернулась от нас. Чёртов продавец успел вызвать копов, прежде чем я вырубил его, треснув по голове, а в кассе лежали лишь несколько жалких монеток и пара банкнот. Эшли пришла в бешенство. Когда я выволок её на улицу, она уже перевернула всё в магазине вверх дном. Смыться нам не удалось. Истошно завывая сиренами, два патрульных автомобиля перекрыли выходы из переулка, в котором дожидался нас наш пикап. Когда толстый одышливый полицейский, мельтеша фонарём, приказал нам поднять руки вверх и не двигаться, Эшли крикнула: «Чёрта с два, вонючая скотина!» и кинулась на блюстителя порядка. Я не успел её остановить. Раздался выстрел. Молоденький коп, напарник того, жирного, с ужасом уставился на пистолет в руке, а потом выронил его. Кольт глухо звякнул о щербатый асфальт. Эшли резко остановилась, словно налетев на невидимую стену. На её груди медленно расплывалось пятно. В сумерках кровь казалась почти чёрной. Девушка взглянула на меня пустыми глазами, и, пробормотав: «Роб, вот дерьмо», рухнула на землю. Я не сумел выдавить из себя ни звука – что-то словно сдавило горло. Когда меня усадили в машину и защёлкнули на запястьях браслеты, я молчал. Только в участке до меня наконец дошло, что моей маленькой Эшли больше нет. А потом пришла ломка.***
Меня поместили в клинику для наркозависимых. Когда я вылечусь, то сяду за грабёж. Но я не вылечусь. Каждый вечер нам дают снотворное – маленькие розовые таблетки. Я не проглатываю их, а прячу под язык, а потом выплёвываю и кладу под матрас. Разумеется, медсестры должны проверять, принял ли пациент лекарство. Но здесь до этого никому нет дела. Скоро у меня накопится достаточно пилюль, чтобы навсегда покончить со всем. Надеюсь, Эшли будет меня ждать на той стороне.