Ты не знаешь, что такое фаду

Шумные улицы города уже не освещало ушедшее далеко на запад солнце, когда качавшийся из стороны в сторону Диогу остановился возле открытого кафе. Прислонившись к холодной голубо-белой плитке, он медленно сполз на каменную дорогу и, прикрыв глаза, прислушался к лившейся из заведения музыке. Следом за гитарой, которая словно разговаривала со своим слушателем, среди множества аккордов возник женский голос, полный грусти и печали. Каждая струна вторила ее словам, а каждый прохожий или посетитель кафе умолкал, лишь заслышав с детства знакомые слова. Диогу их тоже помнил и даже хотел присоединиться к этой истории, соединившейся с музыкой, но даже будучи пьяным от вина, не мог себе позволить нарушить эту песню своим сухим и низким голосом. Поэтому он просто иногда лишь качал головой, глядя на черное и скупое на звездный свет небо. Не было в этой темной пустоте ничего, что могло бы породнить ее с песней, в которой всегда луна улыбалась путникам, а белые мазки невидимого художника указывали давно пропавшим среди зеленых вод бродягам дорогу домой. - Диего, черт возьми, не сиди здесь! – к случайному слушателю подошел не в меру взволнованный прохожий и остановился напротив, сверху вниз глядя на сидящего на улице нетрезвого Диогу. Тот поднял рассеянный взгляд на едва различимое в полумраке лицо, которое он был бы и рад забыть, но был не в силах. Потревоживший покой юноша был здесь лишним – он не слушал той музыки, которая могла заставить замолчать любого жителя этого города. Ему было все равно на страдающий голос певицы и на меланхоличный звон гитарных струн, растягиваемый в трель, но вновь превращающийся в быструю смену звуков. Диогу прижал палец к своим губам, призывая прохожего к тишине. О, эту музыку не смел нарушить никто, а побыть эгоистом в этот вечер мог каждый житель этой страны. Но вот, затихла гитара, окончилась история, и только легкие тихие овации сидящих внутри посетителей напомнили о маленьком чуде на узкой улице этого маленького города. Но даже они словно поддерживали ту атмосферу таинства, что хранилась в тусклом свете бледных фонарей и сильном голосе той женщины, что рассказывала давно известную историю о давно ушедших временах. - Тонью, ты не знаешь, что такое фаду, - прислонившись щекой к плитке, Диогу даже не смотрел на своего собеседника – это было и не нужно. Сейчас в зеленых глазах возвышающегося над ним человека проскользнет удивление, он наклонит голову набок, пытаясь осознать сказанное, и не сможет. Ему никогда этого не понять. - Конечно же, знаю, - Антонио присел на корточки и потянулся рукой к опьяневшему от алкоголя и песни Диогу. – Пошли, тебе нужно проспаться. Недовольный слушатель дернулся и, заваливаясь на бок, увернулся от жеста доброй воли. Ему никогда не нравилось, что кто-то пытается казаться таким милостивым и заботливым, особенно Антонио. - Тебе об этом никогда не узнать, - с усмешкой сказал Диогу и поднялся на ноги, цепляясь за выступы на здании и проклиная весь мир за скачущую в глазах дорогу. В голове звоном отозвались неуверенные шаги. Антонио взволнованно попытался помочь пьянчуге устоять на месте, но тот схватил его за запястье и с силой потащил внутрь кафе. Все это было сделано так уверенно, будто бы и не он только что опустошил целую бутылку вина. Внутри было тесно, внимательные слушатели игнорировали давно занятые столики и сидели на выступах, рамах, шкафах с посудой и даже на столике встречающего. Никто уже не обратил внимания на двух новых посетителей, не собиравшихся что-то заказывать. В дверях Диогу с трудом умудрился не столкнуться с выходившей на улицу женщиной, на чьих щеках виднелись слезы: не горя и не радости, не скорби и не отчаяния. Что они значили, мог понять только тот, кто жил в этом городе, кто жил в этой стране и слышал песню, которую она закончила петь. На месте прекраснейшей сеньоры уже стоял готовившийся петь мужчина. И его история обещала быть не менее чарующей, не смотря на заметную разницу в голосе. Диогу усадил Антонио на пол в ногах сидящих за столиком зрителей, которые уже и не обращали внимания на личностей, желавших послушать музыку в первых рядах, и уселся рядом, не глядя на своего брата. Струны поодиночке разносили свой звон в темном помещении и заставляли всех слушателе прекратить разговоры. Следом вступил высокий мужской голос, рассказывающий волнующую историю о далеких землях, к которым никогда не доплыть храбрым искателям славы для свое родины. Никогда. Антонио слушал, а потом повернулся к своему брату, который замер на месте, слившись с мелодией струн, и не замечал соленых капель, что падали ему на руки. Это его прошлое, это его состоявшееся величие, давно запертое на страницах книг и на устах людей. Антонио понимал слова, понимал смысл истории, но не мог почувствовать того же сплетения горя и ностальгии, что тугим клубком переплелись в душе его такого близкого, но такого далекого брата. Рассказ закончился, тихие аплодисменты скромным ручьем вывели Диогу из воспоминаний о прошлом, когда он ненавидел всех, и в то же время любил весь мир, силился обнять каждого встречного и недоверчиво оглядывался на спины своих близких друзей. Это была жизнь, а что сейчас? - Пойдем домой, - Диогу встал с пола и пошел на выход. Антонио остался, все еще слушая эти истории, о которых знала вся Земля. И только маленькая ее часть могла понять, почему даже самые стойкие люди начинают плакать, заслышав первые аккорды.