Корица

Нимфадора Тонкс, прекрасная дама пяти с лишним лет, страстно ненавидит две вещи: свое имя и овсянку. По этим двум вопросам у них с мамой принципиальные разногласия, и если насчет имени Нимфадора, предпочитающая называть себя Тонкс, не теряет надежды рано или поздно маму переубедить, то овсянка неотвратима. Хорошо хотя бы, что не ежедневна. Мама очень старается сделать так, чтобы маленькая Нимфадора (то есть, конечно, «просто Тонкс») овсянку съела. Она использует для этого множество всяких ухищрений, в том числе варенье, сухофрукты, сахар и корицу. Корицу Тонкс любит больше всего, но маме не признается, боится, что, если мама поймет, то будет закармливать овсянкой каждый день, а Тонкс будет послушно ее есть, потому что вкусно пахнет же. А еще ведь есть книжка со сказками. Это тоже одно из многочисленных средств в борьбе за хорошее поведение Тонкс. Если хорошо себя вести, то вечером кто-нибудь из родителей возьмет книжку и будет читать Тонкс сказки, долго-долго, можно успеть послушать две сказки, или даже целых три, если не очень много болтать. Правда, не болтать у Тонкс плохо получается. — …И они жили долго и счастливо и умерли в один день, — читает мама и улыбается каким-то своим мыслям. — Мам, а долго — это сколько? — вдруг интересуется Тонкс. — Не знаю, Дора, — недоуменно смотрит на нее мама. — Ну хотя бы год они пожили? Мама почему-то начинает кашлять, а когда откашливается, кивает ей: — Конечно, дорогая, год пожили. Даже больше. Ну что, читаем дальше? Тонкс говорит «Да, конечно», но следующую сказку слушает вполуха, потому что ей впервые пришел в голову вопрос: почему принц и принцесса умерли в один день? Люди ведь редко берут и просто так умирают в один день. Тонкс о таком никогда не слышала. Зато она очень часто слышит о семьях, умирающих в один день. О них пишут в газетах, и мама и папа потом тихо обсуждают это, и иногда они при этом сердятся или грустят, а иногда мама плачет. Тонкс все это знать еще не положено, но она уже научилась подслушивать, и несмотря на то, что обычно она то и дело что-то роняет, к двери гостиной она умеет подкрасться абсолютно бесшумно. Поэтому она знает: если семья умерла в один день, скорее всего, их навестили Упивающиеся Смертью. Это не очень похоже на счастливый конец сказки. Но, наверное, это тоже можно считать счастливым концом — если до этого они хоть какое-то время жили долго и счастливо. * * * Одиннадцатилетний метаморф Дора Тонкс прыгает по комнате и вопит от восторга. У нее сегодня День Рождения, но это не главное. Главное, осенью она пойдет учиться в Хогвартс! Мама и папа, вообще-то, давно говорили ей, что иначе и быть не может, ведь она совершенно точно наделена магическими способностями, и раз уж она метаморф, то уж колдовать палочкой точно сможет. Но Тонкс все равно боялась, самую малость, а все-таки. Но теперь сова принесла ей письмо из Ховартса, так что можно больше не сомневаться: она настоящая ведьма, как мама и папа, и на днях они пойдут покупать ей волшебную палочку, и она поедет в Хогвартс! Жизнь кажется ей еще более восхитительной, чем всегда. Когда она сбегает вниз по лестнице на кухню, где мама уже возится с завтраком, ничто не может испортить ее хорошее настроение, даже овсянка. — Дора, ты бы поубавила краски в волосах. Я понимаю, что ты рада, но скоро придут бабушка и дедушка, придется снова доказывать им, что ты не портишь волосы краской, — ворчит мама, но Тонкс знает, на самом деле не так уж она и недовольна, просто считает, что должна быть строгой, вот и старается, как может. Бабушка и дедушка — папины родители — маглы. Они, конечно, знают про волшебство, но многие вещи все равно понимают с трудом. Когда они впервые увидели шестилетнюю Тонкс с ярко-зелеными волосами, они очень долго на маму и папу ругались, и не верили, что Тонкс сама так умеет, пока она окончательно не разозлилась, и волосы ее не стали красными. С тех пор бабушка и дедушка ничего такого больше не говорили, но мама до сих пор иногда припоминает, наверное, просто для того, чтобы Тонкс не очень-то баловалась с волосами. Тонкс открывает шкафчик и смотрит в его стеклянную дверцу. Так и есть: волосы у нее сейчас малиновые, такого яркого цвета, что ей и самой удивительно на них смотреть. Она старательно приглушает их цвет до почти приличного рыже-русого, а потом делает то, что ей давно хотелось сделать: берет баночку с корицей и вытряхивает много-много коричневого порошка себе в ладонь. Она мечтала попробовать корицу с шести лет. Если уж она может сделать вкусной даже овсянку, какая же она должна быть вкусная сама по себе? Тонкс вздыхает, очень осторожно, чтобы корица не осыпалась с ладони, и слизывает коричневый порошок. Оказывается, ничего особенного! Сладковатый, терпкий вкус корицы остается у Тонкс во рту, но в выпечке или даже в каше он кажется намного лучше. Тонкс думает, что должна бы испытать разочарование. Но ничего подобного она не чувствует, ей просто весело, будто она узнала чей-то секрет. Она щедро посыпает корицей свою овсянку и несет тарелку в гостиную, и даже не роняет ее по дороге. * * * Пятнадцатилетняя хаффлпаффка Тонкс сдает самый стремный экзамен в своей жизни. Вообще-то она неплохо учится, и память у нее хорошая, так что она не боится почти никаких экзаменов, даже Защита хорошо ей дается и История Магии сдается легко, хотя многие одноклассники от нее воют. Но если и есть что-то, чего Тонкс боится как огня, то это Зелья. Ей нужно «Превосходно», и никак не меньше, потому что Тонкс собирается быть Аврором, а для этого нужен продвинутый курс по Зельеварению, а на продвинутый курс Снейп возьмет только тех, у кого СОВА по Зельям «Превосходно». А Тонкс Снейп, ко всему прочему, ненавидит всей душой. Ну, или ей так кажется. Она бы на его месте точно ненавидела ученика, который то ценный ингредиент на пол уронит, то палочку в котел, то сам котел опрокинет. И ведь она знает теорию! Ну, может, не на «Превосходно», но хорошо знает. Но как окажется в классе, так просто беда. Вообще-то, Тонкс всегда все роняет, но вот например на Защите от Темных Сил она умеет собраться и быть быстрой и ловкой, а на Зельеварении почему-то нет. Тонкс нужно «Превосходно» по Зельям, и теорию она уже написала, но теперь она стоит над котлом и отчаянно боится сделать лишнее движение, а буквы задания пляшут перед глазами. Здесь, правда, нет Снейпа, только комиссия экзаменаторов. По идее, от этого должно стать легче, но почему-то не становилось. В пятый раз она вчитывается в название своего зелья, и вдруг взгляд ее падает на ингредиенты. Среди них лежит палочка корицы… нет, не корицы, кассии, ее еще зовут «фальшивой корицей», запах грубее и она содержит кумарин, Снейп их по его свойствам гонял на третьем курсе. Тонкс берет палочку со стола и принюхивается. Откровенно говоря, ей что корица, что кассия — разницы никакой. Она вдруг чувствует себя почти спокойно, будто ей не зелье варить предстоит, а помочь маме на кухне. Она улыбается и чувствует, что все у нее получится. Главное — не уронить котел, а с этим она как-нибудь справится. Тонкс представляет, что она аврор на задании, и приступает к подготовке ингредиентов. * * * Аврор Тонкс, воспитанница Аластора Грюма и член Ордена Феникса, молодой, но опытный и потрепанный в боях оперативник, пытается печь кексы с корицей. День у нее не задался. У нее, можно сказать, весь год не задался! Весной погиб Сириус, новообретенный кузен. Жалко его ужасно. Столько лет провел в Азкабане не за свое преступление, и даже выбравшись оттуда, он, можно считать, и не жил совсем. И так по-идиотски подставиться! А ведь с ним когда-то тоже Грюм занимался, как со всем первым созывом Ордена. А теперь еще и Ремус ее избегает. Что за новый бред он вбил в свою дурную голову? Он опасен — и поэтому у них с Тонкс ничего не получится. А ничего, что у нее вообще работа опасная? А ничего, что ее могут убить в любой момент вместе со всей семьей просто потому, что ее мама вышла замуж за маглорожденного колдуна? А ничего, что Беллатрикс клялась их извести? Что, оборотень, пьющий аконитовое зелье, — это самое серьезное, что может ей грозить? Как было бы здорово, если бы так и было! Поначалу Тонкс думала, что это не проблема, что она быстро убедит его, что только он ей и нужен. Какая разница, сколько у него денег, здоров он или нет, это все такая ерунда! Не за это ведь любят, а совсем за другие вещи. Но время шло, а Ремус так и твердил все то же самое, словно заведенный, мол, слишком опасен, слишком беден, слишком стар. Самое паршивое, что он ведь такой вежливый и такой сдержанный, что по нему даже нельзя понять наверняка: он отказывается быть с ней, потому что считает, что это неправильно, или ему это просто не надо, и все это просто отговорки, чтобы ее не обидеть и отказать вежливо? Мысль, что она, возможно, вообще ему не нужна, кажется непереносимой, но она же видит, как он на нее смотрит иногда, она не слепая и не идиотка, зачем же он тогда так мучает и себя, и ее? Тонкс редко смотрит в зеркало, разве что вот как сейчас, отражение в дверце шкафчика заметит. Ее совершенно не радует то, что она видит. Обратная сторона таланта метаморфа: если тебе плохо, выглядишь тоже паршиво. Вся она стала какая-то бледная, никакая, и этот цвет волос дурацкий, мышиный… ну разумеется, она не нужна Ремусу, страшненькая, бесцветная, неловкая, что она вообще о себе возомнила? Он красивый такой, по-оборотничьи сильный, мягкий в обращении, но твердый в своих решениях, наверняка ему просто ее жалко, вот и не послал до сих пор куда подальше… Баночка с корицей падает из ее рук, плохо закрытая крышка слетает с нее, и вся поверхность стола оказывается покрыта коричневой пахучей пылью. Это, конечно, не беда, несколько Эванеско — и с кухней все будет в порядке, а в баночке даже осталось что-то, на кексы должно хватить, но почему-то эта мелочь окончательно ее добивает, и бывалый аврор Тонкс, член Ордена Феникса и вся из себя крутая ведьма, сидит на кухне и ревет, как девчонка мелкая, уткнувшись носом в посыпанный корицей стол. * * * Молодожены Ремус и Нимфадора Люпин (впрочем, она по-прежнему настаивает, чтобы ее звали Тонкс) ждут нынешней ночи с нетерпением и страхом, с каким они и первой брачной ночи не ждали. Сегодня полнолуние. Ремус уже выпил аконитовое зелье, так что он совершенно безопасен. Теоретически. Должно быть. Это первая порция зелья, которую варил Ремусу не Снейп, а другой зельевар. Репутация у него отличная, но Снейп, как ни крути, гений в этой области, куда до него всем остальным. До сих пор всему Ордену не верится, что он оказался сторонником Волдеморта. Ремус сомневается и переживает за нее, ему кажется, что зелье было недостаточно горьким, не таким, как всегда, он боится, что что-то пойдет не так. А Тонкс отмахивается, шутит, подбадривает его, но сама боится тоже. Она хочет быть с ним рядом всегда, даже тогда, когда он становится волком, иначе какой она близкий человек. Но что если зелье действительно не сработает? Как она тогда? Ведь на оборотней магия почти не действует. Да и вообще, отбиваться от Ремуса палочкой, что за бред?! С другой стороны, что с ним будет утром, если он обнаружит, что причинил ей вред? Тонкс лихорадит от той ответственности, которую она сама на себя возложила: за нее саму, и за Ремуса, и за всю их жизнь. Иногда ей хочется отказаться, хочется предложить ему провести эту ночь одному, на пробу, и если зелье нормальное, то тогда уж… но это кажется предательством. Как расписаться в том, что она ему не доверяет, что действительно считает его опасным. «Я заразилась идиотизмом от Ремуса», — думает она иногда. Но поступить иначе действительно не может. Ремус наверняка чувствует ее сомнения и страхи, ведь нюх у него острый независимо от полнолуния, и пару раз даже пытается сам предложить все отменить, но Тонкс делает страшное лицо и ругается: что умеет, то умеет! И он уступает ей. К тому моменту, как в комнату, где они устроились в ожидании, проникает луч полной луны, нервы Тонкс уже на пределе. Ремус отходит от нее, улыбается, будто извиняясь за то, что ей предстоит увидеть, и впервые в жизни Тонкс видит, как мучительно выламывает тело человека, которого она любит. Ей страшно, и жутко, и больно видеть это, но одновременно она понимает, что гордится тем, что такая жизнь не озлобила его, не сделала зверем. Когда он перекидывается и подходит к ней, она смотрит на него без страха. Он утыкается носом в ее колени и ложится у ее ног. Спустя час-другой она оставляет Ремуса и спускается на кухню, чтобы сварить себе кофе. Она, как обычно, на секунду замирает над банкой с палочками корицы, вдыхая запах, выбирает самую симпатичную и бросает в джезву. Когда она возвращается с кофе, Ремус сует нос в ее чашку, принюхивается и вдруг чихает, и недоуменное выражение его морды так похоже на человеческое, что Тонкс хохочет и никак не может остановиться. Все страхи сегодняшнего утра кажутся ей одной большой глупостью. И охота же было так мучиться! Вот он, ее Ремус, а человек он или волк — да какая, к дементорам, разница! * * * Аврор в декрете и молодая мать Тонкс часто кажется сама себе сине-зеленой в крапинку от недосыпа, но зеркала не подтверждают этого, демонстрируя прекрасный цвет лица и розовую или сиреневую шевелюру. Маленькому Тедди больше нравится фиолетовый, он и сам уже научился менять цвет волос. Такой маленький, а уже метаморф! Сама Тонкс начала так безобразничать ближе к пяти годам, а потому гордится сыном неимоверно. Она уже приучилась делать все, что можно делать по дому, одной рукой, в другой держа сына и при этом болтая без умолку. Иногда ей кажется, что если выпустить ее сейчас в люди без ребенка, то она продолжит, как безумная, вещать про «а теперь мы пойдем вот сюда, что здесь у нас, интересно, давай посмотрим, о, да это же мамина чашка!». Мерлин милостивый, могла ли она когда-нибудь представить себя в такой роли, думала ли, что будет сюсюкать с младенцем, маяться его коликами, вырубаться сразу при принятии горизонтального положения и подскакивать, услышав сквозь сон намек на детский писк? «Я ли это?» — думает она иногда, всматриваясь в зеркало, и не знает ответа. Одно совершенно точно: кто бы ни смотрел на нее из зеркала, это совершенно счастливый человек. Хотя и очень сонный. Когда по орденской системе оповещения приходит весть, что Гарри Поттер в Хогвартсе и что-то затевается, «мама Тонкс» стоит с минуту, тупо пялясь перед собой и соображая, какое это все имеет к ней отношение и при чем тут вообще она. А потом на смену ей приходит аврор Тонкс. Аврор шлет Патронуса мужу, вызывает маму, вручает ей маленького Тедди и целует его на прощание, и отправляется туда, где ей самое место. * * * Аврор Тонкс никогда не боялась погибнуть в бою, боялась только сделать это нерезультативно. Но до сих пор у нее, как правило, получалось и выжить, и выполнить боевую задачу. Когда в окно ломятся Упивающиеся, где-то поблизости бродят великаны, а из Запретного Леса, передавали, выдвинулись гигантские пауки, Тонкс легко расстается со своей обычной неловкостью и становится инструментом, волшебной палочкой, через которую в мир приходит разрушительная магия, приходит, чтобы послужить благому делу. Но тревога за Ремуса в какой-то момент вырывает ее из этого состояния. — Я видел его, он сражался с Долоховым, — говорит Аберфорт, и Тонкс несется за ним. Она видит Ремуса, взятого в кольцо Упивающимися Смертью, сыплющего проклятиями во все стороны. Они успевают встретиться взглядами, прежде чем зеленый луч Авады Кедавры прерывает его движение. Видя, как он падает, Тонкс не испытывает горя, ей не до того. Она уже догадывается, что не доживет до конца этой битвы, но ей и не нужно это. Она хочет только успеть прихватить с собой как можно больше врагов. Тонкс поднимает палочку и улыбается. «Мы жили долго и счастливо и умерли в один день, — думает она. — Это прекрасный финал для нашей сказки».