На краю

      Почти все жители города забились в подвалы и бункеры в ожидании очередной подставы в виде злополучного снаряда. Моего города. На выходе из погреба бабушки - череда пыльных комнат, с преимущественно обвалившимися потолками, бывших некогда родным домом пяти человек. На покрытом копотью диване распластался большой обугленный плюшевый мишка. Какого он был цвета? Не помню, но точно не черного. Это уже не важно.       Удивительно. Всё, что осталось от казалось бы прочной дубовой двери - куча щебня и обгоревшая, немного подплавленная замочная скважина. В дверном проеме видна лишь малая часть улицы. Многоэтажки глядят на меня пустыми рамами, как мне кажется, обиженно, а может и гневно. Действительно, чем они заслужили разрушение? Все улицы завалены мелкой стеклянной крошкой. Наверное, квартиры тоже. Асфальт представляет собой непреодолимую полосу препятствий, состоящую из одной только раскаленной смолы где-то по колено. Любое касание несет дикую боль, а прогулка - несовместимые с жизнью последствия. Приходится идти по стеклу. В темноте оно не блестит и становиться почти незаметным. Нет, сейчас не ночь. А может и ночь... Из-за дыма абсолютно не понятно.       Ощутив едкий запах гари я закашлялась, а мои глаза заслезились. Пришлось осесть на землю, ведь голова предательски закружилась. Наконец придя в норму я встала с колен и двинулась дальше. Отовсюду дома скалились мне пустыми дверными проемами и выбитыми стеклами. Под ноги текла резина от шин, присоединяясь к общему смоляному потоку. Я шла и мне казалось, что это конец. Что нет нигде мира, есть лишь это. Эта бесформенная масса, гордо названная город.       Я уже подумала, что не было никакого бомбардировщика и никакой войны. Все казалось цветным сном. Я бы в это поверила, но под ногами валялись куклы, фарфоровые балерины, стойкие железные солдатики... Все, что пытались захватить с собой дети и все, что выкидывали на бегу родители, ссылаясь на недостаток места. Это здесь ненадолго. Скоро придут солдаты в масках и уничтожат все следы прибывания людей.       Я бы так и дошла до границы города, стараясь не наступить ни на одну кучку пепла, подозревая, куда все-таки делись солдаты и могли ли они вот так сгореть, но до меня донесся крик. Детский звонкий крик и жалобное нытье. Засунув все предрассудки на окраину сознания я понеслась на голос мимо пустых квартир, обгоревших детских площадок, разрушенных школ и больниц. Дверь моего пункта назначения завалило, доставляя лишние неудобства. Я перебралась через забор, проклиная на все лады шпильки, короткое платье и праздник, к которому я во все это облачилась. Мои недовольные вопли эхом отдавались в пустом пространстве, приобретая какую-то жуткую интонацию, а хриплый от долгого молчания голос я и вовсе поначалу не узнала.       Наконец я зашла в помещение. То был, мне кажется, какой-то приют. В любом случае так утверждала покосившаяся табличка, лежащая на куче булыжников, некогда составлявших стену. Приют был затронут сильнее прочих строений. Откуда-то из глубины помещения донесся плач. Я с опаской двинулась на звук. Любой бы молился, но не мы, не жители пропащей страны. Нам некому молиться, в Богов никто здесь не верит, а те, кто верят - не поклоняются им и не доверяют. Время доверять прошло. Ему на смену пришло время выживать.       Прокладывая дорогу в дальнюю комнату, я спотыкалась, чертыхалась, снова и снова разрывала платье, чтобы наконец добраться до желанного места. Почти пустая комната, которую чудом не затронул жар. На кровати, накрывшись одеялом, кто-то безудержно плакал. Я подошла и молча откинула тонкую ткань. На подушке свернулся клубочком маленький мальчик, наверное не старше лет пяти. Лицо покрылось красными пятнами, а глаза опухли. Он прижимал к груди черного, без единого пятнышка, кота.       Я слегка улыбнулась распахнувшему глаза ребенку и присела рядом. Тот доверительно уткнулся носом мне в плечо.

***

      Я уже подумала, что не было никакого бомбардировщика и никакой войны. Все казалось цветным сном. Я бы в это поверила, но под ногами валялись куклы, фарфоровые балерины, стойкие железные солдатики... Все, что пытались захватить с собой дети и все, что выкидывали на бегу родители, ссылаясь на недостаток места. Это здесь ненадолго. Скоро придут солдаты в масках и уничтожат все следы прибывания людей. А я продолжаю идти, отчаянно карабкаясь по обломкам чьего-то жилища и волоча за собой маленького мальчика лет пяти. Скоро мы выберемся и единственным напоминанием о прошлом будет черный-черный кот под цвет родного города. Города, который так и остался на краю.