Пряный день

Я проснулся от спазма, сдавившего грудь и горло, и зашелся натужным кашлем. Все кашлял и не мог остановиться, до тошноты, думал, что вот-вот выблюю свои легкие, но приступ стих до того, как это произошло, оставив привкус крови во рту и обилие слизи. Я сплюнул все это прямо на пол, где и спал сегодня. Кажется, вырубился еще вчера или позавчера, – не знаю – когда меня приложили головой о батарею. Тревор разрешил мне взять клиентом одного из его знакомых, и тот оказался груб. За двадцатку меня поимели и избили, а потом оставили вот так: без штанов, с голой задницей, но в женской красной майке с одной порванной лямкой. Ебаные фетишисты. Потерев ладонью лицо, я нащупал засохшую дорожку крови на щеке – моей ядовитой крови. В квартире никого. Только призрак, (к вашим услугам) в какой-то жизни Бенджамин, сейчас лишь «Пёсик». Да тараканы, пожалуй, от них тут нет спасенья – целые армии. Соседи не раз угрожали Тревору, что подадут в суд и выселят его, если он не решит проблему с насекомыми, ведь они переползают и в чужие квартиры. Очень похоже на меня, я тоже таракан со своими тараканами внутри. Какая хохма – тараканы в таракане. Ха-ха, смешно. Во мне живут тысячи крошечных паразитов, убивающих постепенно, но уже так давно. Настолько, что лимфаузлы болят почти постоянно, а на запястьях и ладонях сухие язвы. Я гнию заживо. С трудом встав сначала на четвереньки, затем и на ноги, я, пошатываясь, побрел в ванную, чтобы немного ожить. Там еще должно быть мыло, какие-то его остатки, которые я непременно вотру в волосы, чтобы они стали чище и пахли чем-нибудь химическим. Путь до маленькой комнатки – совмещенной с туалетом ванной, предзнаменует арка в стене, ведущая на кухню и еще одна, где раньше была дверь, в пустую комнату. Темные своды затхлого гадюжника, рассадника мерзости и грязи, покрывающей наши с Тревором тела. И мы охотно ею делимся. Обои местами ободраны или в пятнах, они уже были такими, когда я сюда переехал, и все ценное было вынесено отсюда и продано еще до меня. Запах рвоты, чего-то гнилого и плесени въелся и не выветривается, даже если открыть все окна нараспашку на несколько дней. А если тут есть что-то из металла, то оно покрыто ржавчиной или налетами всех цветов радуги. Я «чист». В этом беда. Так бы мне было совершенно наплевать, в каком состоянии мое тело, как оно пахнет. Так бы и лежал там несколько часов и не шевелился, ничего бы даже не ждал. Когда в крови ширка, наплевать на все – ты счастлив. И это единственное, ради чего ты живешь. Тревору нужно вполовину больше, чем мне. Размер дозы постоянно растет – это наша с ним беда. Нам нужно все больше денег, чтобы удовлетворять потребности, и я рад помочь. Зайдя в ванную, я раскрутил вентиль, пустив из крана холодную воду. Один общий друг помог закрыть задолжность за некоторую услугу с моей стороны. Хозяин заботится о своей собачке. Хочет, чтобы она вкусно пахла. Я был рад это отработать. Для нормального человека запросы нашего добродетеля были бы омерзительны, но у меня с нормальным человеком мало общего. Как есть, в майке, я залез в ванную, сел на корточки и стал ополаскивать руки под струей воды. Затем залез туда головой. Холодная, горячая – какая мне разница. По коже бегут мурашки, волосы намокли и свесились сосульками. На раковине я заметил небольшой обмылок. Привстав, взял его и растер в руках, а затем стал втирать пену в волосы. Когда-то я был красив. И пахло от меня ягодами – такой был любимый шампунь. Из ржавых труб эта вонючая вода, собирая слои грязи с моего тела, стекала обратно в канализацию, пока я не почувствовал, что пальцы ног немеют. Затекли колени, майка прилипла. Я закрутил вентиль, перешагнул через бортик и замер, уставившись на унитаз. Вдруг ставший слишком болезненным желто-коричневый цвет в нем подсказал, что начинается кумар. Где же Тревор? Там же, где стоял, я и сел на пол, поджав колени к груди. Наверное, он уже идет, а в кармане у него два конверта с джанком. В одном двадцать грамм, в другом тридцать пять. И героин будет хорошим, пройдет через иглу без усилий. Или вообще целый шведский стол: феназепам, трамал, валиум, крэг, люминал? Гидроморфон? Триоксазин? Он же не даст мне умереть от ломки? Конечно, не даст. Жопа с ручкой. Я закрыл глаза, чтобы было не так больно, завалился на бок и стал расчесывать плечи. Они начинают зудеть первыми. Спустя час – или, может, больше – неподвижного лежания там, на холодном кафеле, мне стало совсем плохо. Пробил озноб, чуть не стошнило. Свой рваный пульс я ощущал всем телом. А потом послышалось, как скрипит входная дверь. По голосу, зовущему меня, я понял, что Трев уже принял. - Песик, ко мне! – и я пополз, перебирая руками и коленями, пытаясь принять положение на четвереньках, но никак не мог поймать равновесие. - Я здесь, - и сам не услышал своего хриплого голоса. Но Тревор услышал. Когда я переваливался через порог, он был уже рядом. Задрав голову, я постарался ему улыбнуться. Мой хороший, мой любимый хозяин. Подари мне счастье. - Смотри, что я тебе принес, Бени , - присев, он накинул мне прямо через голову ошейник с поводком. От ошейника пахнет псиной, явно не сам купил. На руках хозяина есть немного подсохшей крови. – Вижу, как тебе плохо. Я принес кое-что еще, попроси это у меня. Между пальцами Тревор зажал заветный конвертик. Я постарался сесть, выпрямил спину, прижал локти к бокам и согнул руки. - Дай! Дай мне это! - Лижи, - парень указал на носок ботинка. Ни секунды не думая, я упал ниц и начал полировать языком искусственную кожу. – Хороший мальчик. Принеси «машину». В зубах, давай. Для ускорения он шлепнул меня по голой заднице. Перебирая коленками, собирая ими крошки битого стекла, я незамедлительно направился выполнять приказ. Где лежит все нужное, я знал – на кухне, больше негде. На столе лежит шприц, и я помню, как промывал его перед последним клиентом, сливая дурно пахнущую жидкость с комками на потертый куцый ковер. Пришлось постараться не перевернуть стол, чтобы взять его зубами. На миг вообразилось, как он выскальзывает и протыкает иглой мне щеку. Но я готов идти на этот риск, лишь бы получить укол опиата. Мог ли амбициозный Бенджамин предполагать, что докатится до такого? О, да. Я всегда знал, что буду когда-нибудь гавкать и просить вставить мне член в рот, чтобы в качестве вознаграждения за добротный отсос получить наркотик. Я знал еще тогда, когда дрочил на одноклассников после физкультуры, когда впервые в жизни попробовал алкоголь, когда впервые увидел Тревора и полюбил его, когда он разделся. Черт подери, я всегда знал, что не оправдаю надежд родителей, не поступлю в колледж. Даже школу не закончил. Когда Трев первый раз трахнул меня, вытирая простыни моим лицом, кончил внутрь, он шлепнул по ягодице, как сейчас, и сказал, что заразил СПИДом. - Ну, круто, - ответил я тогда. – Ты же не бросишь меня теперь? Я буду верным. Я знал его полтора часа. Он был третьим за вечер, а я – в жопу пьян. Проституцией не подрабатывал, просто отрывался и врал, что уже совершеннолетний. Примерно два месяца на тот момент не был в школе и не знал, что меня исключили прямо из выпускного класса. А через три недели мне выдали результаты анализов, которые сказали, что я ВИЧ-положительный. С тех пор мы вместе. Так что, это – мое место. Тревор зашел на кухню, устав меня ждать. А я бился макушкой в ножку стола, потому что потерял ориентацию в пространстве. На желтоватой коже выступили капельки пота. Очень, очень сильно нужен укол. Мой любовник подобрал с пола ремень, затянул у плеча очень туго. Воздух стал выходить из легких со свистом. Вот-вот дойду до сумасшествия, все повиновение сойдет на «нет». Когда кумарит, сложно помнить, кого люблю. Легко смог бы убить его. Трев взял со стола обветрившуюся дольку лимона и ложку с черно-серым налетом. Затем высыпал из свертка порошок в последнюю, выжал туда сок. Не опрокинь, не опрокинь. Его пальцы так небрежно ее держат! Он высек искру на зажигалке, поднес ложку к огню и начал осторожно нагревать, водя донышком по кругу, чтобы все пошло равномерно. - Вот, сладкий. Ты так хочешь это, я вижу. Придется отрабатывать, кусь-кусь-кусь… Господин взял шприц у меня изо рта. Когда порошок растворился, он втянул жидкость внутрь. Я послушно протянул руку. На сгибе нет живого места, одни болячки, синяки и гематомы. Трев вколол иглу в вену, оттянул поршень и набрал кровь. Та быстро перемешалась с раствором. Затем нажал, опустошив шприц. Ослабил ремень, тот упал вниз. Меня наполнило безграничное счастье. Ушла боль, злость, ушло все плохое. Прошлое и будущее перестало существовать, а в настоящем есть она – эйфория. Томный стон сам собой вырвался из горла. Я легкий, как пушинка. Я ветер, свежий бриз под грозовым небом, над холодными водами. Я гоню молочный запах водорослей на берег и ласкаю деревца, растущие чуть выше по склону. Метаю с них зеленые сочные листья. Тревор расстегнул ширинку, вывалил наружу свое хозяйство. Белье он не носил. Я покорно широко открыл рот, заглотил вялый член вместе с яйцами. Не отключиться бы. Зрачки сузились до размеров булавочной головки, мошонка вывалилась изо рта. Я начал энергично сосать и прикусывать, как он любит, чувствовал, как он разбухает. Вскоре головка уперлась в небо, и я выпустил, чтобы дать себе передышку. Пенис Трева чуть загнут вверх. Он очень сильно напоминает неровный банан. Крайняя плоть у него обрезана. Это первый обрезанный, который мне попался, но не последний. Парень взял меня за волосы и начал грубо насаживать на себя, кончик носа касался лобковых волос. Периодически отстраняя, он давал хлесткие пощечины. Щеки заалели. Я хотел посмотреть в его серые глаза снизу вверх, но никак не мог сфокусировать взгляд, ничего не получилось. Внезапно подкатил приступ тошноты. Я подавился, прокашлялся, почувствовав, как несколько капель рвоты оставили кислый привкус во рту. Тревор же, наплевав на это, надавил мне на загривок, прижав к полу – поставил раком. Для устойчивости я развел ноги шире, почти сразу после этого почувствовав его пальцы, проникшие в меня. Поводок от ошейника запутался об руку. Окрутился вокруг. Хозяин приставил головку мне к анусу, легко толкнулся внутрь, зашипев. Удивительно, как его на это хватает. Я уже долгое время не чувствую позывов потрахаться. Вспоминаю, что это нужно, только когда он мне вставляет. Мы ведь можем сутками не есть, не ходить в туалет, просто лежать. У него всегда было очень мощное либидо, которое не смог сгубить даже героин. Трев остервенело вбивал свой инструмент в меня, нашептывая какой-то бред. Я почти равнодушен – лучше, чем есть сейчас, мне уже не станет. Части природы похуй, что кто-то елозит внутри нее хером. Ветру тоже, если ты вдруг спустишь штаны до колен и потрясешь тем, что у тебя между ног. Вот и мне тоже. Но Тревор добивался отзыва: - Поскули, как тебе хорошо, пёсик, - и я заскулил. Но это все, что вышло произнести. Язык плохо ворочался между зубами. Прямо как три года назад, в первый раз, мой любовник матерился, как моряк – это его способ сказать, как хорошо. Как ему нравится это трение, как он любит мою тощую бледную задницу, любит мять ее, царапать до крови обломанными ногтями. У меня встал будто бы ради приличия, приятель точно не хотел обидеть хозяина своей холодностью. Трев перевернул меня на спину, полусогнутые ноги проделали четверть круга до его груди, как лапы мельницы, там и остались до того мига, пока парень не взял меня за лодыжки и не раздвинул ноги в стороны. Хозяин поднял с пола иголку, толстую иглу с толстым ушком. Ума не приложу, как она сюда попала. Могла лежать там уже несколько лет, и как парень только смог ее заметить. И главный вопрос – зачем. Тревор облизал ее. Счистил языком пыль, обслюнявил. Затем взялся за мой член и широко улыбнулся. Его зубы желтые и крошатся. Мои еще целы. Мы не целуемся. Трев стал стороной с ушком просовывать иглу мне в уретру. Когда та вошла на добрые пару сантиметров, стал надрачивать короткими и рваными движениями. Какая забота – когда он в ущерб себе наяривает рукой. Я закрыл глаза и почти ясно увидел, как крошечные заразы с иглы побежали вниз по уретре и начали грызть плоть. Но, к сожалению, Тревор быстро устал стараться для своей собачки. Ему показалось более интересным продолжить скачки. От нас разливался запах отравы, пота и дерьма. Освободившимися руками я вытащил из себя иголку и отбросил в сторону, но чувство, что она там, сохранилось. Постепенно любовник ускорился, а через несколько минут, в которые я не мог понять, когда он внутри, а когда нет, спустил в кишку. Хозяин устал. Я сел, свесив свою тяжелую голову на бок, облизнулся и положил руки ему на плечи, но повалил на себя. Мы оба распластались на полу, где всякие соринки впились мне в спину. Под весом Тревора я ощутил себя духовно завершенным. Мы одновременно закрыли глаза. Дыхание медленно выравнивалось. Сладкая дымка полусознания заволокла меня, отправив в свободное путешествие над бескрайним буйным океаном. А когда покинула, я лежал на боку, все там же. Во рту скопилось много слюны, та текла на пол сквозь слабо сжатые зубы и губы. Уже совсем стемнело. Не видно ни черта, ведь за электричество не платили. Есть только вода. Вода нужна. Из спальни слышались голоса. Два. Один принадлежит Треву, другой незнаком. Наверное, очередной приятель на один час – новый друг для нас обоих. - Господин, - я подал голос, стерев слюну тыльной стороной ладони. – Господин, покормите меня. Хочу ли я есть? Нет. Просто не ел уже давно. В последнее время от всего выворачивает наизнанку, только молоко и яблоки организм не отторгает. Пол поскрипывал под тяжестью шагов, пока кто-то приближался ко мне. Затем мне в руки сунули открытый наполовину полный пакет молока. - Пей, пёсик. Пей. Я привел человека, который заплатит нам сразу порошком. Я присосался к дырке в пакете, стал наполнять желудок большими глотками, а на информацию о плате скупо кивнул. - Я хочу, чтобы ты кое-что сделал, малыш, - Тревор интимно убрал мне прядь волос за ухо. – У него с собой больше, чем заплатит. Мы с тобой возьмем все. Сделаешь? Конечно же, сделаю. Сделаю все, что ты попросишь. Задержать его? Обокрасть? Убить? Изуродовать? - Как? – Трев протянул мне бритвенное лезвие. Тонкое и плоское. Я положил его в рот и аккуратно улыбнулся, любимый ответил мне такой же теплой улыбкой и поцеловал в лоб. Чувствую себя почти что превосходно. Парень накрутил себе на руку поводок и дернул вперед. На четвереньках я попятился следом, стараясь переступать через особенно крупный и острый мусор. Он отвел меня в спальню, где на старом табурете, широко расставив ноги, сидел мужчина среднего возраста. Может, старше. Шрам на щеке выдал человека бывалого, но блеск в глазах и ухмылка – трусливого ублюдка. Так мне кажется. - Ох ты, какой котик, - промурлыкал незнакомец. – Я сломаю ему каждую косточку, если просто лягу сверху. В кобуре подмышкой висел пистолет. У него есть огнестрел. Но он недооценивает нарколыг вроде нас с Тревом. Никогда, никогда нельзя барыге идти к нам с добром одному. Домой. Это сущее безумие. - Он не котик, - Трев потрепал меня по волосам, - сидеть! – опускаю задницу на пол. Незнакомец дважды хлопнул в ладоши. - Оставь нас. Сейчас позабавимся с течной сучкой, - он хищно облизнулся. Мои губы блестят от выступившей слюны, страшно ее проглатывать, боюсь порезать нёбо. Господин вышел и прикрыл дверь в спальню, что держалась только на одной петле. Мужчина встал с табурета и медленным шагом «властелина жизни» приблизился ко мне. - Что за дерьмо на тебе надето, - он опустился на одно колено, взялся за майку и разорвал ее надвое резким движением, после чего скинул лоскуты. – Так намного лучше. Хочешь пососать у меня, шавка? Я кивнул и потянулся к ширинке на его штанах. За нижним бельем в густых кудрявых волосах прятался действительно огромный инструмент. Мое замешательство он заметил и хрипло засмеялся. - Нравится? Двадцать шесть сантиметров. Я бы с удовольствием продолжил, но есть инструкции, которые нарушить не могу. Никакие двадцать шесть сантиметров не спасут тебя от собачьей верности. Команды нужно выполнять и получать за это сахарные героиновые косточки внутривенно. Сколько их у тебя? Двести грамм? Триста? Нам хватит и ста за твою жалкую жизнь. Я взял в руку его за ствол и приник губами к головке. Затем опустился к мошонке, чтобы закрыть ему обзор, высунул язык и свободной рукой взял лезвие. - Чего ты там копаешься, клад ищешь или сосать не научили? – барыга почесал щетину. Я, щенячьи взглянув ему в глаза и освободив головку от крайней плоти, резко полоснул по ней лезвием. Брызнула кровь, хмырь визгнул и отошел на шаг назад, прижав руками хуй. - Ах, ты, сука паршивая! Пристрелю! – он рассверипел, выхватил пистолет и навел на меня, тут де спустив курок, но выстрела не произошло. Сработал предохранитель, который этот идиот не снял. Выругавшись, он исправил свою ошибку, но за эту секунду я нырнул ему за спину, схватил табуретку. Мужик развернулся ко мне и сделал еще один выстрел, не целясь, но промазал. На моем лице растянулась странного рода широкая улыбка, похожая на спазм лицевых мышц. Я бросил в него табуретку, заставив закрыть лицо локтем. В той же руке он и держал пистолет. Пока барыга не опомнился, кинулся к нему, схватил за запястье. В тот же момент он случайно нажал на курок и отстрелил себе кончик уха, издав животный вой. Дезориентированный, он не удержал равновесие. Грохот от его немалого веса показался оглушительным, и будто бы перекладины под полом затрещали. Я повалился сверху, так как запястье не отпускал, и в последний раз на курок жал уже я, поверх его пальца. Пуля вошла в глазное яблоко, мужик замер с посмертным хрипом. У меня потекли слезы счастья. - Господин! Господин! – Тревор, который все это время стоял за дверью, приоткрыл ее и окинул взглядом всю картину, оценивая обстановку. – Я это сделал! Я убил его! Он такой здоровый, а я убил! Убил, вышеб мозги. Тело вибрировало от полученной отдачи, в ушах звенело. Пуля прошла насквозь, застряв где-то над потолком соседей снизу. Кровавые ошметки и крошки кости вперемешку разлетелись в стороны, а под головой мертвеца растекалась алая лужа. Его переставшие кровоточить причиндалы покоились между раскинутых ног. Треву бы такой размер. - Хороший мальчик, - с этими словами Тревор обошел труп, присел на корточки и стал его обыскивать. Под курткой, во внутреннем кармане, он нашел плотный пакет размером с четыре спичечных коробка, сложенных стопкой. – О, да, все это наше, Бени. Ты большой молодец. Мы даже не подумали избавляться от трупа. У меня стоял, у Трева тоже. Реакция возбуждением на смерть абсолютно нормальна - так говорил мне мой любовник, когда притащил домой какого-то подростка и случайно разбил ему голову. Он разложил меня прямо в натекшей луже флюидов. Вопреки обыкновению, разделся и вошел сразу же, как только пристроился. Я поджал пальцы на ногах, зажмурился и вскрикнул. Никак не ожидал, что получу в задницу сразу. В руке Тревора мелькнул пистолет, который до того был у трупа. Когда он успел его взять? Когда обыскивал? Парень вставил дуло мне в рот. Оно дергалось в такт его движениям внутри. Он не на предохранителе. Там еще две пули в магазине. Хозяин высунул кончик языка от удовольствия. Дуло больно царапало. Стенки ануса саднило от грубости и напора. Я захлебывался от смешанных эмоций. Мы оба на время сошли с ума от совершенного убийства, от безграничной радости из-за полученного за усилия вознаграждения. Тревор сорвался на крик. С каждой фрикцией я чувствовал его все глубже и глубже, воображая, как он дырявит меня до сердца. И в каждую секунду я ждал выстрела все сильнее. Тогда тут будет два трупа с кашей вместо мозгов. Он выстрелит и продолжит меня ебать. А кончит в дыру от пули. Такой смерти я был бы достоин. У него затекла рука, а у меня начала болеть поясница. Сейчас. Сейчас он выстрелит. Я громко расхохотался, ствол выскочил изо рта и мазнул по щеке. - Пристрели пёсика! – выдавил я сквозь истеричный смех. – Пристрели! Трев сжал рукоять пистолета и со всей силы ударил по скуле. Перед глазами заплясали яркие искорки. Легким перестало хватать воздуха, я начал задыхаться, но перестать смеяться не мог. - Заткнись! – кричал парень. – Молчи! Я все, все заберу себе! Ты только мешаешь! Удары посыпались один за другим, казалось, что мое лицо сделано из пластилина. Оно мнется, мажется, тает. Свой хохот я слышать перестал. Тревор скривил лицо, издал стон столь громкий, что резанул по слуху подобно недавним выстрелам, и кончил в меня. На виске у него вздулась вена, похожая на червяка, забравшегося под кожу. В его глазах бес, Дьявол, Сатана – мне плевать, но оно смотрит на меня вместо того, кого когда-то давно я полюбил. - Я люблю тебя, я так тебя люблю! – скулил, как настоящий маленький битый щеночек. Трева начало ломать, он дрожит, не понимая, почувствовал ли разряды оргазма за резью в глазах, болью и зудом. Он выронил оружие, лег на меня, взяв за горло. Смех перешел в кашель. В метре от нас много героина. Очень много. Столько, что можно недели три не бегать за уколом. Одному. Но нас двое. Тревор прав, тут слишком мало на нас обоих, один должен отказаться от сыворотки счастья и уйти. Я нащупал рукоятку. Слезы капают мне на лицо, милый скалится, давя рыдания, старается сдавить пальцы у меня на шее. Почему же ты медлил, любимый? Почему дал мне положить палец на курок? Дал приставить пушку тебе к виску. Она очень тяжелая, очень. Когда ты зажмурил глаза и ослабил хватку, когда раздался хлопок и ты свалился в сторону, отдача выбила оружие у меня из руки, оставив на память о себе, кажется, трещину где-то в лучевой кости. Боль была отвратительно сильной, вся плоть до плеча онемела. Мое, мое, все теперь мое. Переползая через труп господина, я думал только о том, что ждет меня на груди барыги. Прекрасный запечатанный брикет. Наверное, он его еще не открыл, чтобы рассыпать по конвертам. Зачем же ты взял для нас так много, глупый? Теперь все это мое. В нетерпении я проковырял пальцем полиэтилен, думая о том, как бы не просыпать случайно крупицы. Но под упаковкой меня ждало не то, на что я надеялся. Поняв, что уперся во что-то жесткое, я стал разрывать пакет ногтями и зубами, пока в руках не остался небольшой плотный мешочек с молнией. Я отодвинул крошечную собачку, мне на колени повалились оттуда несколько прозрачных пакетиков с бисером и сложенная вчетверо записка. «Моей дорогой рукодельнице Мэди от Рика Н. С днем рождения!» Рик Н. смотрел в потолок остекленевшими глазами. Мэди забрала у меня Тревора. Проклятая сучка забрала у меня хозяина. Я обыскал мужчину еще раз. Раздел его до трусов, посмотрел в каждый карман, ощупал подклад, только в жопу ему не заглядывал! При нем нет ничего! Ни-че-го! В его бумажнике я нашел три бакса, водительские права, скидочный купон в минимаркет и чек на покупку очков. У него не было при себе ни денег, ни героина. Пусто. Пусто. Пусто. Засохшая кровь на правой части моей спины и плече стягивала кожу. Мои ноги выпачкали остатки головы Тревора. Я сидел на полу, сгорбившись над телом Рика Н. и пытался осознать, почему Трев не дает мне команду все убрать. Потом он вынесет расчлененный мною труп в мусорном пакете, мы забудем про это недоразумение. В конце концов, этот парень хотел кончить нас. Но мы победили, да? Эй, Трев, мы победили.