А на улице дождь играет...

      По стеклу барабанят капли. Ритм ударов неровный: он то чёткий, то смазанный. Всё окно мокрое. Раньше на стекле ещё можно было разглядеть дорожки, оставшиеся от капель дождя, но теперь всё слилось в один сплошной поток.       Из-за ливня проблемы с освещением. Фонари сбоят, почти не разгоняя вечерние сумерки. Лампочки распространяют вокруг себя неровный свет, изредка подмигивая. Улица выглядит совершенно серой. Думаю, что дальше чем на пару метров ничего вокруг не видно. Солнце еле-еле пробивается сквозь массивные тёмные тучи. Их края окрашены закатом в рыжевато-золотой. Жаль, что не получается насладиться этим зрелищем.       Меня как художника очень впечатляет сочетание яркого и мрачного рыжего и тёмно-серого. На мой взгляд, есть в этом что-то особенное, как будто подсматриваешь тайну мира. Звучит глупо и по-детски, но все творческие люди чуть-чуть неадекватны. Можно вспомнить хотя бы Ван Гога или Гоголя. Их знают все, причём первый, как я считаю, больше известен сейчас из-за самостоятельно отрезанного уха, а не своих полотен.       Но, кажется, я слишком погрузилась в свои мысли.       А дождь тем временем играет свою не ясную мне мелодию, очень помогая отрешиться. За окном однотонный шум, прерываемый стучанием капель о стекло: там, тадам-та, тадам, тадам, тадам, там, там. Там, там-там, да-там, там-там, дам.       Постепенно мелодия замедляется: дождь успокаивается. Зато усиливается ветер; он разбрасывает вокруг золотистые листья, собранные днём уборщицей. Они легко поднимаются и разлетаются, от них в разные стороны устремляются брызги. Наверное, сейчас на улицам разносится лёгкий шелест, но в тёплой квартире мне его не слышно.       Слежу глазами за одним из листов. Он медленно кружится, а после, подхваченный ветром, резко летит в сторону. Мимо мокрых лавочек, над тёмным от влаги асфальтом. Этот рыжеватый листочек выделяется очень ярко среди серости. Почти как сегодняшний закат. Лист опускается на мокрую землю. Но резкий сильный порыв подкидывает его в сторону моего подъезда; в стекло ударяет морось ледяных капель.       Под дождём мокнет одинокая фигура. Пока шёл ливень, её невозможно было разглядеть в серых потоках воды. Но сейчас чётко видны насквозь мокрые волосы и одежда, облепляющие женственное тело. Она просто стоит напротив моего окна, видимо, ожидая кого-то. Наверное, обычный цвет волос у этой девушки рыжий. Жаль, что из-за них не видно лица.       Девушка стоит под тёмным небом. Капли ещё срываются вниз, но очень редко. А ветер всё ещё заставляет вздрогнуть. Он наверняка обжигает ледяными иглами кожу девушки.       Она приподнимает волосы, чтобы выжать с них воду. Тогда я могу разглядеть ярко-голубые радужки глаз с расширенными зрачками, россыпь веснушек, чуть пухлые губы и аккуратный немного вздёрнутый нос. Так это моё чудо? Света, какая же ты дура! Бегу одеваться, чтобы забрать эту сумасшедшую в тепло. Плотные тёмные джинсы, мягкий свитер без горла и безрукавка с капюшоном; на ногах кроссовки.       Дура! Она же заболеет! Иммунитет у этой чокнутой ни к чёрту. Быстро спускаюсь по лестнице со второго этажа. Взгляд привычно цепляет фразу: "Нинка минус ... равно сердце". Почему минус мне так и неясно, кого собираются вычитать ─ не написано или стёрто, и почему всё это равно любви для меня намного интереснее тайны Бермудского треугольника. Тем более что единственная Нина этого подъезда ─ это я.       Но в мысли на этот счёт в голове не задерживаются. Выскакиваю за дверь, на ходу проверяя, на месте ли ключи. Холодные потоки воздуха сразу забираются под безрукавку, которую я в спешке не застегнула. Вздрагиваю, но всё равно, не останавливаясь, бегу к Светлане. - Глупышка, что же ты делаешь? - спрашиваю, уже подбегая и обнимая её. - Дурочка.       Весь боевой настрой ушёл при виде неё. Не знаю, просто когда вижу её, не могу по-настоящему разозлиться. Вся злость просто испаряется. А она ещё так на меня смотрит... Даже дождя от такого количества тепла не замечаю. Да и вообще, она единственная, кому я смотрю в глаза. Мне кажется, что взгляд - это нечто интимное, очень интимное. Как будто раздеваешься перед человеком. Но, наверное, душа и вправду обнажается в такие моменты.       Беру её за руку и тяну за собой в подъезд. Всё-таки осень, тем более поздняя, не лето. Надо её согреть. Она и так скорее всего заболеет, но, может, получится, что не очень серьёзно.       Быстро заходим в квартиру; говорю, чтобы эта сумасшедшая избавлялась от мокрой и холодной одежды, а сама иду закрывать дверь. Выбегая за Светой, я не стала её закрывать на все возможные засовы, ограничиваясь одним. А теперь надо бы, по-хорошему, закрыть на все.       Квартира у меня трехкомнатная. В одной я сплю, вторая для гостей, а третья, с балконом, является моей мастерской. Там я работаю масляной краской. Это мой самый любимый материал. Ну и что, что довольно требующий, зато я по-настоящему наслаждаюсь, работая с разбавителем и тряпкой. Даже запах никогда не сможет внушить мне отвращение. Ещё я люблю простой карандаш. Мне нравится рисовать им портреты. Люди не всегда получаются похожими на реальных себя, настоящих ─ часто они другие. Не знаю почему. Я вроде бы и измеряю направление, размер, расстояние, отмечаю линию скул, глаз, носа, губ. И всё равно что-то не то. Свету я рисовала раз двадцать за два года нашего знакомства. Все имеют сходство с оригиналом и между собой, но всё равно словно разные люди. - Нин, - раздаётся чуть хрипловатый голос. Света просто с холода и долго молчала. - Я всё, - эта фраза сбивает с цепочки предыдущих мыслей.       Быстро заканчиваю с замком и иду к этой дурашке. Мокрые спортивные брюки с футболкой и велюркой переброшены через руку. На теле осталось только чёрное нижнее бельё. Светка вообще имеет сдвиг на эту тему: бельё под погоду носит. Забираю одежду и веду в ванную. Она, конечно же, и сама знает, где она находится, но всё равно провожаю её до места назначения. Затыкаю слив и включаю тёплую воду. - Выключишь, залезешь и будешь лежать в тёплой воде - греться, - говорю командным голосом, чтобы она даже не думала сопротивляться. - Я развешу одежду и принесу полотенце с футболкой.       И иду выполнять сказанное. Много времени мне на это не потребовалось. Всего-то разложить сушилку, развесить и сбегать в комнату за одеждой.       Из-за того, что у нас разные фигуры, ей ещё раньше пришлось перенести сюда часть своей одежды. Светка часто приходит на чай или просто погостить, живём-то мы недалеко. Да и на ночь оставалась нередко: квартиру им с братом на двоих снимают их предки, а брату её, кажется, около двадцати пяти лет - не знаю точнее. Вот и приводил он девушек лёгкого и не очень поведения. Но Света рассказывает, что последняя его девочка очень хорошая: Оля порядочная, милая, трудолюбивая, да и к Олегу, брату Светки, у неё всё очень, очень серьёзно. И, кажется, взаимно. Может, и собственную квартиру снимут.       Родители-то у моей знакомой души не чают в своих кровинках, денег точно не пожалеют. Только вот в голову им что-то стукнуло года два назад, что дети уже повзрослели, не могут они ведь вечно с родителями жить, поэтому их и переселили. Потом захотели вернуть, а дети домой идти отказались наотрез. Свете отсюда до универа близко и до меня, а брат её уже привык не скрывать своих похождений, поэтому их родные натолкнулись на мощнейший согласованный отпор. И им пришлось сдаться.       В общем, отвлёкшись на размышления, я всё сделала довольно быстро. В ванной комнате на стиралке сложила одну из её любимых очень больших однотонных футболок. Если честно, не могу понять, из-за чего ей так нравится верх на четыре размера больше, чем нужно.       Иду ставить чайник на плиту. Он у меня, в отличие от Светкиного, не электрический. Через минут семь с конфорки раздался свист, я быстро отключила газ и пошла звать Свету на чай с шоколадками. Шоколадки я вообще разные и всякие люблю.       Прохожу по коридору, где ещё старые бумажные обои, они поблекли и кое-где отстают от стены. Как оказалось, моя гостья даже и не думала вылезать из остывшей воды. Она о чём-то задумалась, но явно не об этом. - Свет, знаешь, я сейчас настроена не на это, - усмехаюсь и с удовольствием подмечаю лёгкий румянец, проступивший на её щеках. - Пора бы выползти, тем более вода остыла, а ещё нас ждёт горячий чайник.       Света медленно поднялась таким образом, чтобы оказаться спиной ко мне. Протягиваю ей полотенце. Она вытирается и обматывается им. - Ни, может, ты выйдешь? - спрашивает Света, повернувшись. - Свет, что я там не видела? - отвечаю стандартной фразой.       Девушка спускается на пол, недовольно хмуря брови. Трусы и майку надевает, не снимая полотенца, но напрочь игнорирует брюки. Нет, так не пройдёт. Перехватываю девушку вокруг талии, не давая выйти из ванной комнаты. И шепчу на ухо: "Малышка, неужели ты думаешь, что сможешь просто взять и уйти, наплевав на нижнюю часть одежды? Тем более ты замёрзнешь". Рыжая вспыхивает, но тянется за брюками. Они тёплые, велюровые. На кухне быстро устраиваю нам чаепитие. Себе делаю чёрный, а ей красный. Света любит пить его без сахара.       Минут пятнадцать мы молчим: я просто наслаждаюсь, а Света поглядывает на меня, опасаясь, что я начну разговор. Это я и сделала: - Света, миленькая, какого хрена ты полезла гулять в ливень? - я очень мягко ей улыбаюсь. - Ну.... Я просто... кхм... - смутилась девушка. - Я скучала, - закончила она через некоторое время.       Тяжело вздыхаю. Ну за что мне это? А потом, впрочем, как и обычно, ко мне приходит понимание того, что она никогда не изменится. Да и я не хочу, чтобы она менялась. Я ведь тоже скучала, ждала её, пытаясь делать вид, что всё в порядке. Да только ни фига не в порядке, без неё порядка в душе быть не может. Но всё равно пусть не расслабляется.       Люблю её.       На улице снова пошёл дождь.       А я улыбнулась ей и поцеловала. Света с готовностью ответила. Не могу представить, чтобы всё сложилось по-другому. Мне нравится её сложный характер, её странные предпочтения в еде, даже привычка грызть ногти не кажется мне отвратительной в её исполнении. Все эти мелочи, характеризующие Светку, я храню внутри себя, в том, что скрывается за взглядом - в душе. Просто люблю её, не могу без неё. Как оказалось, я жуткая эгоистка.       А на улице дождь играет... И мы целуемся, пьянея от поцелуя. Кажется, что друг без друга уже невозможно. Поодиночке мы лишь делаем вид, что живём.       Люблю... Люблю её.