***
В тихом, уже закрытом баре, более похожим на загородный клуб английских аристократов 19-го века, все было покрыто мягким полумраком. Источником света служила единственная лампа, стоящая в середине круглого столика, притаившегося в дальнем углу. За столиком сидели двое. Они молча курили, наслаждаясь ароматом дорогого табака, и изредка подносили свои бокалы к губам, дабы пригубить изысканного вкуса бренди, благородного янтарного цвета. Это было тихое окончание, тихого вечера. Однако, неожиданно, уютную тишину нарушил высокий, приятный голос одного из молодых людей: - Знаешь, друг... Я бы хотел...нет, мне необходимо кое-что тебе рассказать. Потому что я чувствую, что наконец могу об этом говорить... - во время недолгой паузы, было слышно как потрескивает табак в сигарах. Глубоко вздохнув, молодой человек наконец оторвал взгляд от искорок играющих в его бокале, и пристально посмотрел на своего собеседника, - Ты знаешь, что человек, который потерял любимого, в итоге умирает дважды? Эти слова, казалось, висели в воздухе меж друзьями. Слушатель не прерывал молчания, зная, что его другу необходимо собраться с мыслями. Наконец, в очередной раз глубоко вздохнув, молодой человек начал свой рассказ: - Я никогда ее не знал...***
...Я никогда её не знал. То есть я был с ней знаком, я был в нее влюблен, я любил ее, но никогда не знал. И уже не узнаю. Превратности судьбы. Судьба, случай или что бы там ни было забрало у меня ту единственную, что смогла прикоснуться к моему сердцу, как будто смеясь над моим стремлением обрести покой и любовь. Но я обрету. Я верю в это. Она мне сказала. Заставила поверить…я обещал. Обещал, что буду счастлив, что буду жить за двоих. Обещал, что не буду грустить о ней, не буду плакать… - судорожно глотнув из стакана, я потер ладонью лицо. - Как много же, милая, я обещал. Прости, что не выполняю. Ты же знаешь: я стараюсь. И знаю, что ты бы меня не торопила. Ты бы дала мне возможность выплакать все слезы горя о тебе. Чтобы ничего не осталось. Чтобы больше ничего не давило на сердце, и не сжимало горло колючим кулаком. - я с трудом понял, что обращаюсь к Ней, как будто она рядом. Поспешив исправиться, и не растерять собранную в кулак смелость, я продолжил, благо мой старый дружище не удивлялся и не перебивал. Теперь я снова обращался непосредственно к нему, и слова полились сплошным потоком. Монологом, который прерывали лишь мои судорожные вздохи, и небольшие паузы...когда я снова пытался взять себя в руки. - Я верю в это. Ведь она так меня любила. Я был как в мягком коконе, окутан ее любовью, преданностью и лаской. Она была со мной всегда: я всегда чувствовал ее неповторимый запах, свежий и сладкий, страстный и юный, девичий и такой женский. Слышал ее голос на расстоянии, мягкий хрипловатый смех, приглушенный стон… Она всегда была со мной, где бы я не находился. Только она… Только она могла меня сбить с толку одним лишь взглядом. Ее огромные, влажные, как у лани, карие глаза всегда как будто спрашивали меня о чем-то, и, казалось, видели насквозь. Она могла прикоснуться ко мне взглядом: я всегда знал, когда она на меня смотрит. С полуулыбкой на мягких губах наблюдала, как я работал. Я так к этому привык! Чувствовать тепло взгляда: оно всегда мне придавало сил, терпения… Она была мое вдохновение! Хотя нет, не была, а остается по сей день. Как я всегда подшучивал над ее обостренным чутьем. «Я чувствую, все будет хорошо!» или «не ходи туда, мне не по себе». Я смеялся, гладил ее волосы и соглашался или утешал, думая, что ей это просто кажется. Я так ошибался. Тысяча вопросов «почему?» сейчас в моей голове: почему я не прислушался к ней? Почему сначала пыталась настоять, но потом вдруг отступила? Почему вдруг пошел дождь – было так ясно. Почему я выжил, а она..? Это произошло в течении пары секунд… а может и меньше. Но для меня это бесконечный кошмар, который я видел каждую ночь. Я бился в истерике, не желая просыпаться, как будто хотел что-то изменить, пытался, рвался…и просыпался, опять рыдая на весь дом. Я помню, как дворники активно смахивали влагу с лобового стекла… Помню, она была странно притихшей и задумчивой. Я подумал, что может случайно обидел ее, поэтому нежно прикоснулся к такому дорогому лицу. Вздрогнув она посмотрела мне в глаза. Я не мог не заметить секундного проблеска, паники, сожаления, раскаяния, как будто она просила прощения… А потом я захлебнулся в потоке любви и нежности. Я помню ее улыбку… так улыбаются на прощание. И вдруг время замедлилось: я так четко помню все детали, что когда-нибудь сойду с ума – ее предупреждающий крик, побелевшее от ужаса лицо, как она обхватила свою талию руками…я пытался избежать столкновения: инстинктивно желая ее защитить, я выкрутил руль, подставляя под удар сторону водителя. Но все было тщетно: удар пришелся на заднее пассажирское сидение со стороны водителя, такой чудовищной мощности, что нас закрутило, давя центробежной силой влево, как в жутком аттракционе. Я лишь успел заметить, что мы вылетели с дороги, потом вспышка бело-красной боли и спасительная чернота… Оказалось, что я очнулся буквально через 10 минут: машина, стоя на крыше, была в коллекторе, протянувшимся вдоль дороги. С трудом двигая телом, я отстегнул себя, рухнул мешком на пол и позвал ее по имени. Прохрипел так тихо, что сам себя не услышал…а она услышала: тихо застонав, позвала меня, я обернулся… и обомлел от ужаса: при падении, пассажирская дверца так была покорежена, что рама окна впилась ей в голову выше виска. Она безвольно висела на ремне, как кукла; кровь все не переставала идти, со слипшихся волос стекали темные багряные капли, и только ее руки из последних сил прижимались к животу. Я помню, что кричал, звал, пытаясь отстегнуть – она лишь тихо стонала, что-то похожее на мое имя. Наконец мне удалось ее освободить, и вытащить наружу, под прохладный дождь. Я плакал и просил очнуться, я умолял, я угрожал, ругался, я даже опустился до подкупа, я обещал ей все, что мог и мог обещать, но она молчала. Ее пепельно-серое лицо было прохладным, и как будто восковым. Но она дышала. Я чувствовал слабые вздохи и не прекращал истово молиться, чтобы помощь успела. Внезапно она вдохнула глубже всего, веки затрепетали, и она открыла глаза. Не было предела моей радости и облегчению: -Милая, милая, ты проснулась! Любимая – повторял я, не переставая осторожно целовать ее лицо, - не пугай меня так больше. Слышишь? Не пугай, красивая моя! Я же чуть с ума… - Оппа… - голос был похож на шелест. Было видно, что ей очень сложно говорить, - оппа… -чшшш, тихо-тихо, береги силы, - я попытался стереть дождь и кровь с ее прекрасного лица, но руки дрожали и не слушались. Как будто я знал, что она мне скажет и боялся этого. - Милый, я так люблю тебя, так люблю…что не хочу оставлять – тихо выдохнула, - не хочу… но мне придется. – Из ее глаз медленно текли слезы…или это дождь? – прости… - всхлип, - прости меня, я так и не родила тебе сына. Прости… - Тише девочка моя, у нас еще много времени! - я старался придать голосу столько веры и убеждения, сколько мог. -Нет…ты знаешь…что…нет… - казалось, что я вижу насколько быстро жизнь покидает ее. – Прости меня, - снова повторила она, - Прости нас… - взяв мою руку (боже какие же у нее холодные пальцы) она положила ее себе на живот. Дикая догадка…догадка… - прости нас. – Теперь отчетливо слышалось, что ты плачешь. Мой сын…наш… я был уверен, что это был сын…ведь ты так сказала… Слезы давили мне горло: -Ничего, солнышко! У нас еще будет много детей, только ты должна беречь себя. Выживи, ты должна жить милая! – я больше не мог сдерживаться. Я рыдал и просил ее жить ради нас, ради наших детей. А она лишь смотрела на меня, крепко держа за руку. Как будто пытаясь запомнить, зарисовать мое лицо в своей памяти. И тут я понял, что уже все решено. Я подавленно замолчал, лишь истерично всхлипывая иногда. Мы все смотрели друг на друга. Она все понимала, все читала по моему взгляду: - Оппа, обещай мне…обещай, что не будешь пытаться уйти за мной…уйти..не пытайся…живи…за нас двоих…ты должен…у тебя светлое будущее…ты будешь счастлив… ты встретишь ее… она будет тебя любить, так же…так же как я…и даже сильнее… она детей тебе подарит… а я буду присматривать за вами… я обещаю, я буду рядом пока она не придет…. Ты узнаешь ее сразу… она сама тебе скажет…и ты поймешь…ты все поймешь… - ее лицо становилось все темнее, губы теряли краски. Моя девочка слабела на глазах, а я и слова вымолвить не мог. Одними губами все повторял "нет…нет…", - обещай не плакать по мне… ты же знаешь как я люблю твою улыбку… - последнее слово, я лишь угадал по губам…ее дыхание прервалось, и на остатках сознания она прошептала одними губами: «Живи, моя любовь». Я держал ее за руку, пока не приехала скорая… я все не мог отвести от нее взгляд… кто-то что-то кричал… потом оказалось что это я - только не кричу, а вою, рычу …я качался, прижимая ее к себе, и выл... выл как безумный. Хотя я и был безумен. Моя любовь, моя жизнь, мое все, лежало обмякшее, еще теплое в моих руках…ее лицо было так спокойно, умиротворенно, казалось даже, что она слегка улыбается. А я укачивал ее и гладил волосы, и плакал, плакал безутешно, срывая голос… я не хотел ее отпускать, я дрался с врачами… я был безумен. И не чувствовал боли – оказывается в руке была трещина, вывих плеча, да синяки на ребрах…синяки, всего лишь синяки… а она… Сколько после я звал ее, просил забрать с собой, забрать к себе... Я утонул в спиртном, не видел белого света. Друзья пытались меня вытащить, но понимали, что это почти бесполезно. Я перестал быть похож на себя: вечно красные глаза, опухшие до щелок, неизвестного возраста щетина, запах – последний бомж получше пахнет. Менеджеры меня опасались, некоторые отгребли в пьяном угаре… Меня спас мой лучший друг. С 13 лет мы идем бок о бок. С 13 лет делим все радости и горести. И это горе он разделил со мной. Он меня спас. Просто однажды, он завалился в мою квартиру, вытащил меня из-под груды бутылок и надавал по роже. Я проклинал его, прогонял, мы дрались: но он победил, ведь в последнее недели, я даже не помню что ел, и ел ли вообще…только пил. Он скрутил, и буквально швырнул меня в ванну, к зеркалу. Он орал мне в самые уши: - Посмотри на себя! Смотри! Смотри, во что ты превратился! – и я смотрел, и я не узнавал… - Посмотри на себя! А теперь смотри сюда! – и он рукой прихлопнул фото…Наше с ней последнее фото: молодые, счастливые… она такая красивая… такая живая… Я заорал, надрывно… протяжно… попытался вырваться, убежать, спрятаться от боли, – Нет! Смотри! Смотри на нее! Смотри на нее как она смотрит на тебя!! – вдруг мое тело обмякло… Ен Бэ подхватил меня, и усадил на пол… подтянув к себе колени, совсем как дитя, я плакал. Я не убивался, не выл на луну, я просто выливал свое горе. Плакал и цеплялся за него, как за последнюю надежду. Он плакал вместе со мной. Теперь он не кричал, он просто обнимал меня и помогал побороть мое горе. Он говорил со мной, он повторял ее слова… я вспомнил… я ведь обещал. "Прости меня милая, я исправлюсь". Я не знаю сколько времени прошло...Сколько мы просидели в ванной на полу. Судорожно вздохнув, я еще раз обнял старого друга: -Спасибо, брат… - прохрипел я, - а теперь мне пора превращаться в человека обратно. Он посмотрел мне в глаза, утирая слезы, и видимо был доволен тем, что увидел, ведь улыбнулся мне, совсем как раньше. Тщательно вымывшись и приведя себя в порядок, я почувствовал себя лучше… я впервые за долгое время, чувствовал в себе жизнь…и дикий голод – Ен Бэ сказал, что это хороший знак... Вот так, я потихоньку учился жить без нее… Хотя, это не совсем верно. Она не соврала, всегда была рядом…то ее запах, то ее смех услышу… И теперь мне все чаще по ночам стала сниться она, вместо катастрофы… мы разговаривали, подолгу, обо всем. Она мне что-то рассказывала, я удивлялся и не верил… но с утра ничего не помнил…только фразу «ты узнаешь». Через пару лет никто бы и не догадался, что я потерял в этой жизни нечто важное, то что не каждому дается. Я смирился и даже научился жить, лелея воспоминания о ней, о нашей недолгой, но по настоящему счастливой жизни... Я не ждал и не верил ни в какой второй шанс. Это было просто невозможно. Но однажды... Ничего необычного в тот день не происходило. Все было как всегда: летний, жаркий, влажный, душный день. Ни мероприятий, ни концертов…ничего. Поэтому я решил побездельничать… Затренькал телефон, звонил президент. Сказал прийти, будет знакомить с новым трейни. "Аааайгу, так лень… Хоть бы парнишка оказался стоящим." - такие мысли преследовали меня, пока я направлялся в головное здание. Президент знал, что у меня на это глаз наметан, и хотел развить до своего уровня, всегда требуя находить и уметь видеть скрытые потенциалы.. что, впрочем, у меня отлично получалось. Без ложной скромности, конечно. Зайдя в его кабинет, я поздоровался и огляделся в поисках очередного дарования. И тут чуть не задохнулся: она! Это ее газа, ее мягкие карие, смешливые глаза. Они видели меня насквозь. Когда первое мгновение шока прошло, я понял, что естественно ошибся. Передо мной стояла девушка. Невысокая, стройная, с уверенной осанкой, упрямым подбородком и кукольным личиком. И вправду, кукольное, подумал я. Маленькие розовые губки бантиком, прямой небольшой носик, чуть вздернутый к верху. На переносице и румяных щеках россыпь золотистых веснушек. Кожа гладкая и светлая. Черные брови в разлет, высокий лоб, мягкие каштановые волнистые волосы. И глаза… даже больше чем у нее. Смотрят из-под пушистых ресниц с испугом, вопросительно. И ни грамма косметики. Через мгновение я понял, что открыто разглядываю ее и смутился. Может это всего лишь игра воображения, но как только я смутился, показалось, что она расслабилась. Странно, почему это, правда? Нас представили, все было чинно-мирно. Я изо всех сил старался на нее не пялиться и поддерживать беседу. И вроде бы второе мне удавалось, но никак не первое. И тут произошло невероятное: после продолжительной беседы, президент спросил у нее, что она обо мне думает. Сказать, что я опешил - ничего не сказать. Как-то это не совсем правильно, ведь это я должен был составлять мнение о ней, не так ли? Хотя мысленно, я даже усмехнулся этой тщеславной мысли:"ой, зазвездился, чтоль?" Однако влезть в глубокий самоанализ самого себя мне не предоставилось возможности, потому что она ответила: - Я чувствую, что все будет хорошо… - слегка прищурившись, она посмотрела мне в глаза. И я ощутил нечто давно забытое, казалось бы, безвозвратно утерянное: умиротворение и покой. Я просто поверил ей на слово… ведь я ее узнал...***
В тихом, во все том же, уже закрытом баре, все было также скрыто в мягком полумраке. Источником света служила все та же единственная лампа, стоящая в середине все того же круглого столика, притаившегося в дальнем углу. За столиком все так же сидели двое. Они молча курили, изредка подносили свои бокалы, уже не единожды обновленные, к губам, дабы пригубить изысканного вкуса бренди, благородного янтарного цвета. Однако все же была одна вещь, которая не осталась такой же, как была всего час назад...И хоть это возможная игра воображения и света-тени, но казалось, что все призраки прошлого наконец оставили это место.