Тепло

- Чёртова Кофуку! Где я ей возьму столько денег? - в очередной раз воет Ято. Видят боги, у Юкинэ уже голова кругом от этих воплей, но он смиренно терпит их, лишь позволяет себе коротко огрызаться: - Сам виноват! - Что за логика такая: "не можешь платить - пошёл вон из дома"?! - Снова в храме. Как в старые добрые времена, - игнорируя реплики бога, усмехается парень, и тот как-то сразу успокаивается. Опускает гневно воздетые к небу руки, вздыхает и плюхается рядом на ступеньки. И улыбается так привычно и так тепло, что Юкинэ невольно чувствует, как что-то в груди щемит. - Да уж, точно. Хочешь есть? - Ято с выражением бывалого фокусника на лице демонстрирует захудалую пачку чипсов, но Юки качает головой. Благо, до того, как Кофуку, всё так же мило хихикая, выперла их из дома, он успел поесть. Он знал, что девушка, конечно, через пару дней вновь с улыбочкой впустит их обратно, но до тех пор их прибежищем опять оказался храм. Каждая ступенька кажется такой родной, что на парня наваливаются воспоминания. Ночной холод, наброшенная куртка, показательно-безразличный Ято и первая мысль о перчатках. У Юкинэ и сейчас мёрзнут руки, и он неловко потирает пальцы друг о друга в надежде хоть немного их согреть. Ему холодно, но настроение от этого не портится, хотя в это самое время он должен ругаться на вечно приносящего проблемы нищего божка, вместо того, чтобы вот так жаться к нему боком и вздыхать тихо, словно боясь спугнуть момент, столь похожий на прошлое. Он мог себе в этом не признаваться, но ему действительно нравятся моменты, когда они с Ято вдвоём, без весело улыбающейся Хиёри, без заводной Кофуку, без Дайкоку, следующего за своей богиней хвостом. В такие моменты его хозяин становится совсем другим, будто сбрасывал маску, которую был вынужден носить чуть больше, чем всё своё время. - Замёрз? - раздаётся над ухом, и Юкинэ, краснея, чувствует, как тёплые пальцы Ято накрывают его собственные. Чужое тело приятно согревает, бог всегда удивительно горячий, а одна только мысль о его жарких прикосновениях заставляет Секки вспыхнуть так, что аж кончики ушей краснеют, и уткнуться носом в шарф бога. Тот смеётся прямо в ухо, опаляя дыханием, тихо, нежно, совсем без насмешки, и сердце Юкинэ вновь заходится в бешеном ритме. - Я слышу твои мыслишки, забыл? - кажется, краснеть больше некуда, но парень всё-таки умудряется. Горячий язык проходится по самой кромке уха, заставляя вздрагивать, а Ято обхватывает его руками, прижимая ближе, согревая, лаская кончиками пальцев поясницу под белой толстовкой. Секки молчит в ответ. Не потому, что не знает, что сказать, и не потому, что ему это противно. Просто им не нужны слова в такие моменты, лишь взгляды из-под опущенных ресниц, мягкие касания губ да нежные прикосновения. Хозяин и оружие разделяют тело и разум, и им не надо говорить, чтобы высказать всё, что они чувствуют друг к другу. Они и так чувствуют друг друга кожей, ощущают каждой клеточкой, владеют каждой мыслью. - Хочешь, купим тебе перчатки? - шепчет Ято на грани слуха, чуть оттягивая чужой воротник. Язык мягко очерчивает каждую линию символа на выступающей ключице, каждый изгиб знакомого до боли имени. Имени, которое он дал ему. Имени, которое сделало из Юкинэ того, кем он является теперь. Имени, которым он дорожит больше всего на свете. Блондин так увлекается чужими прикосновениями к своей коже, что даже забывает ответить. Его хозяина, впрочем, это совершенно не волнует. Кому, как не ему, знать, что Секки вместо одной пары перчаток предпочтёт сотню раз отморозить пальцы, чтобы потом иметь возможность погреть их в чужих тёплых ладонях. Юкинэ уже рад тому, что Кофуку выгнала их, и мысленно благодарит её. Он жмётся ближе к чужому телу, раскрывает влажные и красные от поцелуев губы и почти без отрыва глядит в эти чарующие голубые глаза напротив, так и светящиеся тем самым чувством, заставляющим душу парня выворачиваться наружу от невыносимой нежности. Юкинэ верит, что взбалмошный Ято обязательно станет хорошим богом, несмотря на все его странности. Он верит в это всей душой. Остаётся только лишь помогать ему и ждать. И ни то, ни другое, совершенно не напрягает: в конце концов, он готов провести с ним вечность.