Пушистые белые снежинки за окном, кружащиеся в беспорядочном танце, сильный испуг, мольбы о пощаде, пробирающий до костей холод, невыносимая боль, душераздирающие крики, унижение и обида... Сначала похитили, держали взаперти, а потом осквернили и выкинули, как ненужную, сломанную игрушку... Больше Мотидзуки Дзюнко не помнила ничего, даже того, каким образом ей тогда удалось выжить. Она чувствовала себя одноглазой куклой с оторванными руками, она никому не была нужна. Хотелось кричать от душевной боли, но голоса не было.
С тех пор Мотидзуки перестала жить — она только существовала, изредка вспоминая свои страдания. Практически без всяких эмоций, чувств, мешавших сохранять спокойствие и всеохватывающее безразличие. Так было легче, живым быть намного сложнее.
Сегодня был её день рождения, и Дзюнко всячески пыталась отвлечься от воспоминаний, навевающих печаль. Она не хотела ни о чём вспоминать в этот день, но выходило совсем наоборот. А всё потому что шёл снег, этот проклятый снег, который будто сыпал соль на раны.
«Нет, я не хочу этого помнить. Хотя бы сегодня»: решила Мотидзуки и уверенно отвернулась от окна. Взгляд её начал незаинтересованно скользить по другим посетителям ресторана, пока не остановился на красивом мужчине явно не европейской внешности. Впрочем, этот факт её только обрадовал — Дзюнко тоже была азиаткой. Она продолжила рассматривать мужчину, забыв про заказанные чай и пирожные.
Мотидзуки опустила глаза, когда встретилась взглядом с мужчиной. Нет, она не чувствовала смущения, стыда — это была всего-навсего лёгкая неловкость. Мужчина оплатил счёт и вышел из помещения, напоследок бросив короткий взгляд в сторону Дзюнко, уткнувшейся в чашку с чаем.
«Такой красивый...»: подумала она.
Доев пирожные, Дзюнко оплатила счёт и ушла. Морщась от слепящего глаза снега, она задумчиво поправила пальто. Путь лежал через парк несмотря на то, что начинало темнеть. Вечерний сумрак, везде снег, вокруг мельтешат люди и тот самый безлюдный переулок, в котором её похитили — всё как тогда, три года назад.
За углом, на детской площадке, виднелся тёмный силуэт, внушающий подозрения и лёгкий страх.
«Это он, чудовище!»: заволновалась Мотидзуки.
Дрожа, она оглянулась, но на детской площадке уже никого не было. Наверно, показалось.
Дзюнко вздохнула и зашла за ограду парка. Она хотела расслабиться, подышать свежим воздухом и отправиться домой. Однако, учитывая то, что вокруг было много снега, из-за которого в голове Мотидзуки всплывали воспоминания из прошлого, слишком наивно было надеяться на расслабление.
Опять воспоминания...Когда-то она думала, что со временем раны затянутся, но всё оказалось не так просто. Дзюнко уже не верила в то, что когда-нибудь забудет хоть часть той боли. Было очень обидно за себя, ведь её использовали. Воспользовались наивностью и красотой, непривычной европейцу, а потом выкинули.
«Никогда ему этого не прощу!»: негодовала Мотидзуки, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Она не была готова к проявлению чувств. Дзюнко, казалось, забыла, что такое "плакать".
— В чём причина ваших слёз? — чуть ли не над самым ухом услышала глубокий приятный голос Мотидзуки. Обернувшись, рядом она увидела мужчину из ресторана.
— О таких вещах обычно не говорят с незнакомыми людьми. — произнесла Мотидзуки.
— В таком случае, я прошу прощения.
Мотидзуки резко смахнула с колен снег, который без конца падал с неба. Это раздражало.
Они молчали. Дзюнко смотрела куда-то вниз, а мужчина пытался незаметно рассмотреть её. Мотидзуки, обладая слегка странной внешностью, заинтересовала его.
Вздёрнутый нос, тонкие губы фиолетового, будто неживого цвета, карие глаза, блестевшие от слёз... Чёрные короткие волосы падали на плечи, чёлка была острижена выше бровей.
Присмотревшись внимательнее, мужчина подметил, что девушка похожа скорее на живой труп, чем на куклу. Какой-то абсурд... Разве бывают живые трупы? А ему нравились другие. Наоборот, он любил хорошеньких куколок в женственных платьях. Противоречивость мучила мужчину.
— Не назовёте ли вы мне своё имя?
— Мотидзуки Дзюнко.
— Красивое имя. А я Манабу Сато.
Тишина и неловкость снова охватили всё вокруг. В очередной раз вздохнув, Дзюнко встала.
— Я пойду, наверно, — будто спрашивая, произнесла oна.
— Время так быстро бежит... Вы позволите мне проводить вас?
— Не против.
Сато приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но, немного подумав, резко замолчал и встал. Вместе с Дзюнко он вышел из парка и пошёл по тихим улицам, освещённым тусклым светом уличных фонарей.
Всю дорогу они молчали — ни один так и не осмелился заговорить, в то время, как любопытство распирало изнутри.
— Ну вот, — пробормотала себе под нос Мотидзуки, остановившись у подъезда небольшого трёхэтажного дома.
— Уже пришли? — скрывая недовольство, спросил Манабу.
— Да. Ну, до свидания. — Дзюнко с трудом выдавила улыбку — ей совершенно не хотелось прощаться с красивым мужчиной. После того, что произошло три года назад, Манабу первый всерьёз заинтересовал её. Наверно Мотидзуки была слишком наивна, полагая, что в мире всё же есть абсолютно идеальные люди.
— Я завтра возвращаюсь в Японию. — будто в никуда сказал Сато.
Дзюнко разочарованно вздохнула.
«А я надеялась... На что, интересно? На то, что он будет в Германии ещё минимум неделю? Глупая»: подумала Мотидзуки.
— О чём ваши мысли, навевающие на это прелестное лицо трагичную маску печали? — голос Манабу разорвал тишину и заставил Мотидзуки невольно вздрогнуть. Почему Сато так загадочно разговаривает? Хочет казаться романтичным или действительно такой таинственный? Хотелось верить, что эта красота не показная, а натуральная.
— Не хочется прощаться. Я вас совсем не знаю, но мне кажется, что вы очень хороший человек. Я бы хотела быть знакома с вами больше, чем знакома сейчас. Ближе, что ли. — Дзюнко вздрогнула из-за того, что Сато взял её за руку.
— Мне действительно очень приятно. Жаль оставлять тут такое сокровище, но постойте... — он подошёл ближе. — Можно мне поцеловать вас?
Голос мужчины дрожал, было ощутимо волнение, доселе чуждое его сердцу. Дзюнко удивлённо кивнула и смущённо опустила веки, обрамлённые густыми чёрными ресницами, подрагивающими, будто листики молодого деревца в ветер.
Быстрое холодное прикосновение губ Манабу заставило Мотидзуки поёжиться и распахнуть глаза. Но не успела она как следует понять, что происходит, как мужчина оторвался от её щеки и соскользнул на шею, сжимая Дзюнко в крепких объятиях. Отрывками покрывая её шею поцелуями, Сато расстегнул верхнюю пуговицу пальто и прижался губами к ямочке между ключицами.
— Перестаньте это делать! — жалобно простонала Мотидзуки.
— Простите. Не знаю, что на меня нашло. Вы красивая девушка. — прошептал он, отвернувшись.
«Девушка ли?»: с горькой ухмылкой подумала Дзюнко и, не пытаясь держать себя в руках, села на засыпанные снегом ступени подъезда, заплакав.
— Что произошло?
Мотидзуки, казалось, смотрела сквозь Сато, а то и вовсе покинула реальность.
— Это связано с моим прошлым…
— Что же это за прошлое у вас? — Манабу был удивлён. — Тысяча извинений за мою назойливость.
— Если уж на то пошло, то это не то, о чём можно разговаривать в такой обстановке. Пройдём ко мне в квартиру?
Сато молча кивнул.
***
Дома у Дзюнко было неприбрано и темно, даже при включенном свете создавалось впечатление мрака. Было неуютно, и валяющиеся на полу комки бумаги, измазанные красной, белой и чёрной краской, подтверждали это.
— Не снимайте обувь, проходите так. — крикнула Мотидзуки с кухни. — Вам чай или кофе?
— Чай, пожалуйста. — Манабу повесил пальто на один из крючков, привинченных к стене возле входной двери. Заинтересованно оглядываясь по сторонам, он прошёл по небольшому коридору и зашёл на кухню, где уже во всю хозяйничала Дзюнко.
Сато предпочёл оставаться незаметным и тихо остановился в дверном проёме, вновь принявшись рассматривать Мотидзуки, совсем не замечающую его. Внимательно всматриваясь в её лицо, мужчина заключил, что её даже нельзя было назвать красивой, по-крайней мере исходя из его представлений о красоте. В Дзюнко было слишком много безразличия, но безразличия грубого, сродни мужскому. В представлении Манабу девушка не должна быть такой. Девушка должна быть нежной, таинственной, женственной. Но ничего из этого у Дзюнко не наблюдалось. И, тем не менее, она привлекала Сато. У неё была одна, пока ещё тайна, но которой не было достаточно для полной таинственности.
— Садитесь. Ваш чай уже готов.
— Спасибо. — мужчина не спешил пробовать чай на вкус, а просто грел руки о горячую чашку.
— Знаете, я бы никому и низачто не рассказала о том, что тяготит меня, но с вами, как ни странно звучит, совершенно другой случай. — разорвала тишину Дзюнко, отвлечённо рассматривая причудливый морозный узор на окне. — Это бредово и совершенно неразумно, но вам, совершенно чужому человеку, я бы могла поведать всю свою жизнь.
— В какой-то степени вы правы. Некоторым чужим и совершенно незнакомым людям можно довериться с меньшей опасностью, чем родным людям, которых знаешь много лет. Вы можете на меня положиться, и я обещаю, что ваша тайна останется между нами.
— Спасибо за поддержку. — сказала она и немного помолчав начала рассказ. — Это произошло три года назад. Та зима была одной из самых приятных зим на моей памяти. Но была до определённого момента. Помнится, я тогда решила прогуляться по городу. Было очень людно, и я удивилась, увидев безлюдный переулок. Конечно же, он заинтересовал меня и я пошла туда. Это был обыкновенный двор с детстой площадкой. Мне показалось, что там никого не было, но когда снежная пелена перед глазами спала, я увидела сидящего на качелях человека. Он направился ко мне. О, это было моей величайшей ошибкой! Почему я не ушла? «Я бы на вашем месте не стал гулять здесь один.» — произнёс он и, схватив меня за руку и зажав рот, чтобы не кричала, куда-то повёл. Вырываться было бесполезно — слишком силён он был. Мы пришли в неприметную обшарпанную квартиру, меня молча заперли. До вечера я сидела там. Никаких путей к отступлению не было. Прыгать из окна высоко, двери напрочь заперты, в комнате была только железная кровать с драным матрасом и деревянная табуретка. Вечером мужчина вернулся пьяный — это было слышно по его крикам, разносящимся по квартире. Было очень страшно. Спустя некоторое время, он отпер меня и увёл в другую комнату, более богато обставленную. А потом... потом... Я помню только дикую боль и пушистые снежинки за окном...
На глаза Дзюнко навернулись слёзы. Манабу лишь растерянно смотрел на неё, ведь она не создавала впечатление человека эмоционального и чувственного. Предположения Сато о грубости и безразличии Мотидзуки оказались совсем ошибочными. Он молча встал и подошёл к ней.
— Ужасно... Не плачьте, это не стоит ваших слёз. — произнёс мужчина и провёл рукой по щеке Дзюнко, смахивая слезинки. — Вы так несчастны, но в то же время очень красивы. — он замер, жадно поглощая взглядом каждый миллиметр её лица. А совсем недавно Сато казалось, что Дзюнко некрасива. Она даже не заметила, что лицо Манабу медленно приближалось к ней, но холод прикосновения к губам вернул Мотидзуки в реальность.
Сато целовал так, что внутри всё замирало — настолько было приятно. Он прижал её к себе одной рукой, другой поглаживая по плечам и спине. Дзюнко была неимоверно худой, и Манабу нравилось проводить рукой по резким изгибам её тела. По спине её пробежалась волна мурашек.
Когда мужчина оторвался от губ Мотидзуки, та отвернулась, густо покраснев. Никогда ещё ей не было так приятно и одновременно стыдно. Хотелось продолжения, и Дзюнко уже совсем не пугало то, что могло произойти.
— До безумия умопомрачительная, — прошептал Манабу, прижимаясь губами к мочке уха Мотидзуки и плавно переходя на шею, ключицы. — Я хочу вас...
— Я тоже, — смущённо перебила его Дзюнко. Мужчина кивнул и снова поцеловал её, расстёгивая верхнюю пуговицу на платье. — Постойте, не на кухне же. — Дзюнко с небольшим усилием встала и пошла в другую комнату, он пошёл за ней, одновременно в мыслях отмечая, что Мотидзуки двигается слишком скованно и оттого немного неуклюже.
***
— Ты даже не представляешь, как мне хорошо с тобой. Ты замечательный. Жаль только, что завтра улетаешь. — печально произнесла Мотидзуки, уткнувшись носом в грудь Сато и вдыхая полной грудью головокружительный запах дорогого парфюма.
— Мне тоже хорошо с тобой. Я обязательно к тебе приеду ещё, чтобы продлить наше приятное знакомство. — Манабу, улыбаясь, игрался с непослушными прядями волос Дзюнко и еле слышно напевал красивую песню. Его голос дрожал, но был очень глубоким и мелодичным.
Они наслаждались обществом друг друга. Больше для счастья им ничего нужно не было. А о будущем никто не думал. Каждый лишь верил, что они обязательно встретятся. И оба они были правы...
