Ван Хутен! Я хороший человек, но дерьмовый писатель. Вы дерьмовый человек, но хороший писатель. Из нас получится отличная команда!
Девушка слабо улыбнулась, потому что Огастус шутил,даже готовясь к смерти, и оставался прежним Уотерсом. Буквы плыли перед глазами Хейзел, разбегаясь по странице. Ком подступивший к горлу мешал ей читать и вздохнуть спокойно. ИВЛ начал урчать чаще, чем обычно, потому что девушка дышала часто-часто, стараясь справиться с нахлынувшими слезами. В последний раз она так плакала, когда узнала о раке. А может, сейчас она плачет сильнее? Хейзел вытерла слезу шершавым рукавом мужской рубашки, которая неприятно колола кожу, но Хейзел не чувствовала этого. Она вообще ничего не чувствовала в последнее время: ни холода, ни жары, ни страха, ни даже боли.Мои мысли - это звезды, которые я не способен объединить в созвездия.
Девушка вздыхает, вспоминая эти безумную страсть Огастуса к метафорам. Стоит ей только припомнить дурманящий ее сознание, Амстердам, как она снова заливается слезами. Утрата - это нечто ужасное, необъяснимое. Вот ты час назад видел человека, а вдруг - раз! - и его нет. Осталось только тело с пустыми глазами и гримасой ужаса или радости при виде смерти. Со временем его лицо, улыбка, глаза забываются, голос стирается, и ты помнишь только имя фамилию и пару воспоминаний, ну, очень ярких, которые забыть невозможно. Да и вообще, начинаешь задумываться о жизни и смерти, куда попадет душа того или иного человека: в рай или ад? И даже если ты особо в Бога не веришь, все равно в тебе в голову лезут эти надоедливые вопросы, на которые ты никогда не узнаешь ответа. Хейзел продолжала читать письмо, сжимая листочек так сильно, как будто его сейчас выхватят из ее рук и ничего больше от Огастуса Уотерса не останется. Ее грудь резко вздымалась и медленно опускалась от слез, которые, как она чувствовала, скоро сожгут ее пухлые щеки.Хейзел иная. У нее легкая походка, старик. Она легко ступает по земле. Хейзел знает истину: у нас столько же возможности навредить Вселенной, как и помочь ей, причем маловероятно, чтобы нам удалось первое или второе.
"О боже" - подумалось девушке. Ее бывало раздражало, что Огастус начинал говорить о " ее легкой походке" и прочем, но сейчас она лишь выдохнула два слова: "О" и "Боже". Хейзел продолжала читать письмо. Ее руки потели и немного размывали разноцветные чернила, делая буквы более блеклыми и чужими. Девушка даже расстроилась из-за этого сильнее, потому что "она стирает слова Огастуса Уотерса".Спалившись на позитронном сканировании, я тайком пробрался в палату интенсивной терапии и увидел Хейзел, когда она лежала без сознания. Я прошел за спиной медсестры с бейджем, и добрых десять минут меня не замечали. Я думал, что она умрет, и я не успею ей сказать, что я тоже умираю.
Вначале девушке на секунду другую стало стыдно и обидно, что он все-таки увидел ее в "таком" виде, но она моментально его простила, ведь он любил ее и вон как волновался.Но рука по-прежнему была ее рукой, теплой, с ногтями, покрытыми темно-синим, почти черным лаком, и я держал ее за руку, пытаясь представить себе мир без нас, и на секунду во мне, таком порядочном, родилась надежда, что Хейзел умрет, не узнав, что я тоже умираю. Но я тут же захотел, чтобы она еще пожила и мы успели влюбиться. Полагаю, я реализовал свое желание. Оставил мой шрам.
Еще какой шрам ты оставил в сердце этой плачущей девушки, Гас! Еще какой! Если бы не оставил, она бы не захлебывалась своими же слезами, громко всхлипывая и закусывая нижнюю губу, чтобы не закричать вновь. ИВЛ урчал, и девушка подумала, что он, наверное, уже пустой. Она помотала головой из стороны в сторону, как бы отказываясь от такого дурного предположения и продолжила читать. Легкие потихоньку начинали болеть и ныть, но Хейзел не обращала внимания, полностью погрузившись в письмо.Она такая красивая. На нее невозможно наглядеться. Не нужно волноваться, что она умнее меня: я и так знаю, что умнее.
Девушка раскраснелась. Вот так она всегда реагировала на его комплименты, которые тихонько шевелили что-то в ее сердце и переворачивали желудок на 360 градусов, делая великолепное сальто.Я люблю ее.
Хейзел хотелось закричать, что, черт, она тоже любит Огастуса больше жизни, но легкие уже заложило, что не было сил кого-либо позвать и тем более крикнуть "Огастус Уотерс, я тебя люблю, черт возьми!".Мне так повезло, что я люблю ее, ван Хутен. В этом мире мы не выбираем, будет нам больно или нет, старик, но вы умеете сказать пару слов тому, кто делает нам больно.
Хейзел думала, что ей тоже повезло, что она любит Гаса, который опять же говорил правду.Я своим выбором доволен. Надеюсь, она тоже.
- Правильно надеешься, Огастус. - сказала девушка немного хриплым голосом, - Так и есть. ИВЛ недовольно забурчал, и девушка взглянула на своего "верного дракона". То ли трубочка отлетела, то ли еще что, но ИВЛ устал и "умер". Как и Хейзел. Девушка легла, закрыла глаза и почувствовала, как боль уходит, как расслабляется тело, как останавливается ее сердце... Прямо перед ней стояла смерть с косой, которую плачущие родители не видели. И не скоро увидят. - Хейзел Грейс, - заявил Огастус, сидя на старых проданных им же качелях. - Привет, - улыбнулась девушка и коснулась носа, все еще не веря тому, что канюли и Филиппа носить с собой не нужно...