Мечта парфюмера

Часть Четвертая 51

      Гренуй стал снова незаметным. Как и задумывалось, попав под холодную речную воду, его тело снова потеряло тот самый запах. Аромат, служивший ключом ко всем сердцам и богатствам. Противно было само воспоминание об этих грязных лицах, изуродованных восторгом и глупой любовью. Он с удовольствием бы стер эти блаженные улыбки своими изощренными методами. Но мастерство Великого Парфюмера, как он считал, заключалось в умении быть выше всего этого безобразия.       Он шел днями и ночами, очень редко делая привалы. Трудно сказать, знал ли Гренуй о своей конечной точке. Пункт его назначения был ближе с каждым шагом и каждой неосознанной мыслью. Путь был не достижением цели, а скорее средством для самоуспокоения. Ведь ничего у него не получалось лучше, чем просто идти вдаль, справляясь попутно с бытовыми необходимыми вещами.       Лихорадочно перебирая в голове все варианты дальнейшего развития событий, Гренуй содрогался от одной мысли о грязном и приторном Париже. А немой протест доносился из сознания при воспоминании о пещерной жизни, после которой все равно выставили на посмешище. Но с другой стороны, любое будущее среди людей казалось краткосрочным и смехотворным. Он не хотел возвращаться. Надо было всего лишь уйти достойно.       В кармане его брюк все еще находился флакончик с убийственно-привлекательной жидкостью, от которого веяло холодом. Как и любой изобретатель, Гренуй немного страшился своего детища, но одновременно и питал к нескольким капелькам пахучей воды огромное уважение. Его бы хватило на то, чтобы жить еще несколько десятков лет королем Франции, владельцем всех несметных богатств или просто получить все то, что так хочется. Если бы он только захотел, он смог бы заставить перестроить всю страну под него самого; отправить тысячи и тысячи обезумевших людей восторгаться им на огромной площади; попросить всех величайших художников начать писать иконы с его ликом; сделаться их новым Богом или заставить служить на себя старого.       Все это было возможным, если бы перед нами стоял кто угодно иной, но это был Гренуй. И он имел свою цель у себя в руках, свой предел мечтаний. То, что можно было совершить с помощью нее, уже казалось таким низким и недостойным, что хотелось смеяться во весь голос. А власть, пусть даже и неиспользованная, была для него приятна. Он создал оружие массового поражения, бомбу замедленного действия, а теперь так просто крутит ее между своими пальцами, показывая все свое безразличие к обыкновенной жизни вокруг. Только было у Гренуя то слабое место, которое заставляло стыдиться и ненавидеть себя всей душой, если она все-таки имелась. Чудилось, что абсолютно каждый ничтожный человечек насмехается над ним, имея свой неповторимый запах.       Прошло около недели, и Гренуй понял, что двигается исключительно на запад всей этой огромной страны. Аромат пересохшей сероватой травы сменялся деревенскими благоуханиями, животные тоже не остались незамеченными особенным носом парфюмера. Ему становилось печально еще и от того, что какие-то зверушки, которые почти не имеют мозгов, оказались более везучими и получили свой опознавательный знак в виде запаха, пусть даже совсем неприятного и непривычного.       Пальцы, держащие флакончик, иногда сжимались с новой силой, будто бы он хотел просто раздавить хрупкое стекло. Но если бы такое случилось, катастрофы мирового масштаба было бы не избежать. Кто знает, насколько далеко все это зайдет, если полить обычного человека этой смесью? «Только я не покорюсь тому, кто будет пахнуть ими. - С восхищением думал Гренуй, - Я их сделал, а значит и останусь трезв от воздействия.» Эта мысль была особенно радостной, ведь он, он Жан-Батист Гренуй — не такой как все.       Прошло еще несколько дней и парфюмер оказался в Вандее. Все было прекрасно в этом месте: запах водорослей, лежащих на солнце, прохладный океан, смешанный с песком. Там, возможно, и была та конечная цель, к которой он стремился по пути. Можно было часами сидеть на прохладном берегу под дуновение ветра и меланхолично созерцать. Но это не для него, только не для него. Какое-то чувство, которое было развито, может быть, чуть меньше чем обоняние, подсказывало Греную, что он тут не для того, чтобы остаться такими, какой есть сейчас. «Что же мне делать? - Гренуй задавал себе риторический вопрос, - Как существовать среди людей, если я их ненавижу всей душой? Точнее нет, я презираю и высмеиваю. Ненавидеть — их удел.» Он часами думал о хаотичных образах людей на площади, очерняя их образ. «Продажные» - слово, которое подходило под его личное описание человеческого рода.       Через некоторое время ему совсем надоело что-то искать и он решил остановиться в Ла-Рошели или где-то поблизости. Там, где можно было видеть море каждый день. Чувствовать запах людей, но вперемешку с морским воздухом, что было не так тяжело.       Он переплыл маленькую часть Атлантического океана и очутился на острове. Остров Ре был самым подходящим местом для такого, как Гренуй. Поскольку лето еще не наступило, люди не торопились покидать свои городские резиденции и бежать к океану. Именно поэтому этот участок суши длиной в несколько десятков километров теперь почти пустовал. Оставались только местные жители, но все было не так страшно. Их запах перекрывался острым и свежим ароматом прибрежных растений, разделанной на местных рынках рыбой и светлого песка.       Днем было достаточно тепло. Такой погоды еще не было там, где шел Гренуй. Тысячи разных запахов той самой рыбы просачивались через воздушную стену и создавали гармонию, как ни странно. Потому что так пахнут невинные существа, а не грязные человеческие отродья. Ветра почти не было, не смотря на непосредственную близость места к воде. Будто бы сама природа готовила что-то особенное для Гренуя. Странное дело, но он ни разу в своей жизни не видел океан. Представлял синюю водную гладь только по картинам бесталанных художников на улицах грязного Парижа. А ведь это и вправду завораживало. Он полюбил море за все. За белые гребешки волн, безжалостно разбивающиеся об скалы. Эти самые скалы за то, что они так мешают людишкам залезать в этот прекрасный океан и подмешивать туда свои никчемные запахи сквозь кожу. Все это в представлении Гренуя было прекрасно и идеально. Он ни разу не касался воды своим телом, не подходил к прибою ближе, чем на несколько метров. Парфюмер не признавал вмешательства в величайшие запахи. Запахи на человеке — нормально, а человек в нем быть не должен.       Он мог часами бродить через городок Сэн-Мартен, чтобы... Чтобы просто сливаться в одно целое с каждым переулком.       Гренуй проходил все снова и снова. Через кусты, по жилым улицам, где стояли дома с занавешенными ставнями. На рынке украдкой он заставлял свое обоняние вновь работать. Запоминать каждую нотку тех запахов, неизвестных доселе из-за того, что в местах, где он изучил все, попросту был другой климат. Пройдя через улицу Опиталь в последний раз, как он уже твердо решил, Гренуй свернул к побережью, поросшему суховатыми кустами. Метров на десять перед ним расстилался песок, который выглядел таким ровным, будто по нему ни разу никто не ходил. Хотя, наверное, так и есть. Ни единой души не было на таком прекрасном месте. Для кого-то все было бы прекрасно там, но Гренуй видел только безысходность в своем будущем, которое символизировал океан. Синий-синий, тихий, словно специально, перед бурей.       Запах плавающих водорослей, казалось, достиг своего апогея там. Он показался сильным даже для нашего парфюмера, ему становилось дурно от концентрации. Еще эта блестящая синяя вода подрагивала так грациозно и красиво, что это выводило из себя. Да-да, даже такую спокойную особь, как Гренуя.       Он понял, что стоит неподвижно уже несколько минут, крепко-крепко сжимая флакон и решил впервые нарушить эту невидимую грань между ним и неприкосновенным океаном. И, сокращая расстояние буквально до метра, присел на твердый песок, вытянув вперед ноги. Сделав это, Гренуй захотел ощутить себя хозяином этой прекрасной волнистой бесконечности. Навязчивая идея появилась, но мозг упорно не знал пути осуществления. Как это так, почему Гренуй может повелевать всем на планете Земля своей самодельной жидкостью, а Атлантикой не сможет? Не такой уж и всесильный, как оказалось.       Этот человек смотрел на свой новый объект завоевания, как маньяк смотрит на новую жертву, своими маленькими прищуренными глазами и улыбкой на грязном лице. Никогда еще он, Жан-Батист Гренуй, человек, родившийся в рыбной лавке, не имел недостижимых целей перед собой. Так почему всему миру кажется, что ничего из этой глупой идеи не получится? Нет, он не был глупцом, как вы подумали. Его уму и светлому (в некоторые моменты, рассудку), могли позавидовать многие. Просто его цели отличались возвышенностью и находчивостью, как считал он сам.       С по-прежнему горящими глазами, он медленно поднялся на ноги и огляделся. Снова никого. Пройдя по песку несколько кругов, Гренуй наклонился и поднял какую-то маленькую штуковину с земли, после чего издал победный смешок. «Я же гений!» - Ликовал он.       Он повернулся к воде опять и широко распахнул глаза. Видимо, пытался наглядеться на горизонт, переходящий в его новое сокровище. Самое дорогое, что сейчас будет у кого-либо во владении. Надо только немного подождать. Или начать действовать. Через несколько шагов и одно простое движение.       Раз. Песок проминался под подошвой старого ботинка. Свободной рукой парфюмер залез в карман и достал флакон. Прикоснувшись к малюсенькой бутылочке губами, он прикрыл глаза от наслаждения. Все эти запахи красивейших женщин льстили ему, словно то была его заслуга. Букет тонких и трепетных ароматов пропитал целиком всю пробочку, которая отлетела в песок от легкого движения пальцев.       Два. Гренуй оказался по щиколотку в соленой и прохладной воде. Но сейчас было плевать абсолютно на все, кроме его дражайшего запаха. Запаха победы и власти.       Три. Кисть руки медленно опускается и переворачивает горлышко вниз к воде. Тоненькая струйка прозрачной жидкостью смешивается с потоками белых гребешков.       Четыре. Уверенный шаг в воду дальше.       Пять. Шесть. Семь. Восемь.       Вода достает до солнечного сплетения. Вся намокшая одежда липнет к холодному телу, а рука Гренуя поднимает перед собой то самое, поднятое из песка. Обычный серый камешек с острыми гранями.       Девять. Он опускает руки, сводя их вместе под течением воды. Прислоняя острым, как лезвие, ребрышком камень к запястью, вдавливает, будто хочет затолкать глубоко под кожу. И проводит длинную дорожку в длину всей руки. Проделывает это еще раз, взяв камень в другую руку.       В то самое время Гренуй был счастливейшим человеком во всем мире, как ему шептал больной рассудок. Красная жидкость вытекала и превращалась в светлые узоры на прозрачной воде. А океан вбирал в себя всю его кровь и смешивал с собой. Вот она, твоя мечта, Жан-Батист, ты и океан — одно целое! И никаких людей между вами!       В этой кошмарной, на первый взгляд, истории, было все предельно ясно. Только вот человек этот (или не человек вовсе) был счастлив, а поэтому, его смерть не расценивается как избавление или наказание. Это даже не искупление. Всем своим видом до последнего, наполняющего легкие водой вздоха, он считал себя правым. Был победителем. Ушел как и следовало уйти Жану-Батисту Греную. Отвратительно и гениально.       Впервые Жан-Батист Гренуй совершил нечто из любви. 1985