«Тут была Дженни»

Олаф обожает оставаться в одиночестве. Тут дело вовсе не в том, что он не любит людей, противный или ещё чего. Просто он настолько редко остаётся один, погружённый в свои мысли, что начинает мечтать о минуте одиночества, о свидании с самим собой. А ещё в эти минуты любопытство берёт свой верх, и можно наконец потрогать что-нибудь, рассмотреть. Открыть ящики, к которым запрещено прикасаться. Олаф не клептоман, не вор, просто ему интересно что-то искать и узнавать нечто новое. В его жизни слишком мало разнообразия. Он живёт в детском интернате, потому что у родителей нет времени смотреть за ним, пока они в разъездах. Донельзя занятые люди его папа и мама. В последний раз Олаф их видел полтора месяца назад, когда они заехали в гости на два часа. Несомненно, они хорошие люди и очень любят Олафа, но они не понимают, как плохо ему здесь. Он живёт среди детей, без друзей, не имеет личного пространства, да и свободы, которой так хочется, он не имеет. Но сейчас, именно в этот момент Олаф остался один в комнате. Никакие посторонние, светящиеся любопытством глаза не увидят, как он с интересом рисует каракули на замёрзшем стекле. Как приятно сидеть на мягком диване, на тёплом клетчатом пледе, глядя в окно, за которым активно демонстрирует себя красавица зима, покрывая блестящим, пушистым снегом всё, что только можно. Холодный ветер воет, но счастливо, потому что пришло наконец его время. Летом он лишь немного заставляет маленькие цветочки танцевать, качаться из стороны в сторону, но зимой ветер работает в полную силу и подаёт голос. И правда, удивительно наблюдать за всем этим из уютной, тёплой комнаты. Однако это не всё, что интересовало Олафа в этот момент. Наблюдать за природой можно долго, но не когда в запасе имеется так мало времени. Подвинувшись ближе к стене, цветом напоминавшей ствол ивы, Олаф стал внимательно разглядывать надписи, сделанные на ней краской и мелом. Они были тут очень давно, и никто их не стирал, однако это не означало, что на стене можно писать и сейчас. Красным и зелёным цветом были нарисованы человечки, которые улыбались. Очень неумело нарисованы. Круг – голова, а всё остальное просто прямые линии: ноги, тело, руки. Только улыбка на всё лицо была большой дугой, а над ней маленькие точки – глаза. И эти человечки держались за руки, как-то по-живому, по-настоящему глядя на Олафа. Сверху висела непонятная картина, которая вообще не вписывалась в интерьер. Хоть она была нарисована красиво, но совершенно не казалась такой живой и счастливой. Просто утки, плавающие в воде. Её снимать тоже было нельзя, кстати, хотя Олаф лично просил об этом воспитателей – уж очень ему не нравилось перед сном лежать под надзором этих неживых и злобных птиц. Ну, они на картине казались очень даже недружелюбными. Олаф привстал на колени и рукой аккуратно отодвинул картину, чтобы посмотреть, что за ней находится. Наверняка ничего особенного, пыль да пауки. Что там может быть ещё? Но мальчик нашёл нечто более интересное. Там была маленькая-маленькая дверца, покрытая паутиной. Она выглядела так же, как и остальная часть стены, такого же цвета. Только небольшая ручка, почти плоская, тёмная выдавала местонахождение дверцы. Олаф, улыбнувшись такой находке, снял картинку и отложил в сторону, подальше на кровать, после чего вернулся обратно к тайнику. Открыть его было довольно легко – просто дёрнуть ручку. Только вот от таких резких действий дверца не выдержала и оторвалась, упав прямо на колени мальчику. Он ойкнул, после чего с раздражением отшвырнул этот уже ненужный кусок. Воспитатели могут наказать, если узнают. Наверняка это их тайное местечко, в котором они хранят свои секреты. Или даже не свои, а тайны этого интерната, что более вероятно. Но зачем это хранить в детской комнате? Но судя по большому количеству пыли и паутины, это находится здесь давно. И кто знает, может эта комната раньше не была спальней для детей. Прищурив глаза, Олаф теперь уже вгляделся в темноту, которая и была за этой дверцей. Там спокойно стояла маленькая, очень пыльная шкатулка. Сердце мальчика забилось сильнее, и к телу прилил дикий интерес и волна адреналина. Олаф рукавом вытер пыль со шкатулки и увидел, что на чёрной крышке красовался рисунок, который являлся какой-то очень красивой птицей огненного цвета с большим ярким хвостом, как у павлина. «Тут точно хранится нечто очень секретное», – отметил про себя Олаф, после чего, прищурившись (такая была у него привычка), очень аккуратно приподнял пальцами крышку шкатулки. На её дне, покрытым красным шёлком, находилось множество жёлтых, старых бумажек, на которых было что-то написано, и фотография. Олаф взял её в руку. Она была тоже светло-жёлтой, а край её обгорел. Видимо, бывший хозяин хотел сжечь снимок. Еле-еле можно было разглядеть мальчика и девочку лет четырнадцати-шестнадцати. Они улыбались, глядя прямо на Олафа, и это заставило его невольно перевести взгляд на человечков, нарисованных на стене. Чем-то они были похожи. Мальчик был куда ниже девочки, и глаза его всё равно казались излишне светлыми даже на такой фотографии. Его лицо было растерянным, может, немного испуганным, и мальчик явно хмурился, судя по еле видным на снимке морщинам на его лбу. За руку его держала девочка. Волосы у неё были тёмные, а лицо являлось полной противоположностью выражению лица мальчика. Оно у неё было радостным, счастливым, и она широко улыбалась. У неё были мягкие черты лица и очень добрые, большие глаза, цвет которых определить было невозможно. - Олаф, выходи, пора идти на обед, – произнёс вдруг женский голос за дверью, и Олаф дёрнулся, автоматически засовывая в шкатулку фотографию. - Да, мэм, – несколько раздражённо ответил мальчик, после чего нагнулся и спрятал шкатулку под свою кровать. Затем пришлось и картинку с утками обратно вешать. Неторопливо выходя из своей комнаты, Олаф думал только о том, кто же эти люди на фотографиях и какие важные тайны хранятся в тех бумагах. Он был взволнован и воодушевлён, и эти чувства, которые давно он не испытывал, доставляли ему удовольствие. Теперь у него есть личная тайна, маленькая, одинокая цель, касающаяся лично его самого. Олаф добрался вновь до своей заветной шкатулки только ночью. Он попросил у одного из знакомых фонарик, и теперь сидел под одеялом и светил на старые хрупкие бумаги, внимательно их читая. «Я Дженни, и я хочу записать пару своих впечатлений об этом детском доме и его обитателях». - Прочтя это, Олаф удивился. Он не знал, что раньше интернат был детдомом. Теперь он с нетерпением перешёл к следующей строчке. «Сегодня, двадцать второго июля, я впервые в своей жизни подралась. Так вот – дело было утром. Я помню, как из окон гостиной пробивались солнечные лучи, освещая медленно летающие по комнате пылинки. Всё кажется почему-то красивым, умиротворённым и вполне чистым. Если бы у меня был дом, то в нём наверняка бы летали пылинки. Шума было совсем немного. Везде сидели мои знакомые, болтая между собой. Ну, знала я, конечно, не всех – не скажу, что я очень общительна. Я, прищурив глаза, смотрела по сторонам. Я всегда нетороплива и люблю всё рассматривать. Даже то, что вижу изо дня в день. Знаете, даже в старом каждый раз можно найти нечто новое. И новое я увидела. В самом тёмном углу комнаты я заметила двух странных людей. Была девочка с косичками, рыжая, и мальчик. Очень худой, чересчур маленький. И они, видимо, ругались. Девочка говорила, а мальчик недоумённо вертел головой. Он был испуган и не понимал, в чём дело и что происходит. А она, казалось, злорадствовала. Она стояла над ним с очень наглым видом, прищурив глаза, и с ухмылкой что-то говорила. Я не героиня, не защитница слабых, но вмешаться захотелось. Я быстрым шагом подошла к ним, при этом чихнув – в нос пыль попала. - Чего чихаем тут? – повернувшись ко мне, спросила рыжая и нахмурилась, будто бы я сделала нечто неприличное. Я приметила, что лицо у неё было довольно-таки милое, но глаза совершенно безжизненные и злые. Наверное, именно от скуки и вредности лезет к другим. - А чего ты тут людей к стенкам прижимаешь? – вдруг вырвалось у меня, и я сама этому удивилась, почувствовав, как горят мои щёки. Она же ещё больше нахмурилась, также побагровев от наплывшей с новой силой злости. - Не твоё дело. Пошла вон, - сквозь зубы процедила незнакомка, а мальчик сделал маленький шаг в мою сторону. Девочку это ещё больше разозлило, и она впилась в него глазами, будто желая убить. - Не смей его трогать. Я не знаю, что у вас случилось, но не трожь его. Ты больше его и старше, ты должна вести себя подобающе, – сурово произнесла я, пытаясь сохранять спокойствие. Но руки почему-то сильно дрожали и я нервничала. - Зато я посмею тронуть тебя. – Она подошла ко мне с силой толкнула. Да так, что я упала прямо спиною на пол. Было больно, и мне стало тяжело дышать. Она сильно приложила меня об пол. Это меня сильно разозлило, и я, ничего уже не стесняясь, медленно поднялась с пола и врезала ей пощёчину. Она была так удивлена, что пару секунд и стояла в одной позе, отвернувшись от меня и придерживая рукой красную щёку. Уже через минуту прибежали воспитатели. На нас обеих наорали и заставили в разных комнатах мыть полы. Весь день я прибывала в некотором шоке, поэтому такая нетрудная работа меня не смущала. Я была в замешательстве и погрузилась в своим мысли, размышляя о произошедшем. Так вот. Больше рассказывать нечего. Вот такое странное начало у моей маленькой истории. Хотя я и не говорила, что собираюсь писать нечто нормальное…». Олаф разочарованно вздохнул, прочтя это небольшую страницу. «Ничего интересного», - подумал он. – «У нас в интернате такое часто бывает. Все дерутся иногда…». Мальчик поудобнее устроился на своей кровати и на секунду вслушался в тишину. Никто не говорил, не ходил, да и вообще ничего не происходило. Только соседи по комнате тихо сопели во сне. Значит, можно продолжать читать, и никого не побеспокоит тусклый свет под его одеялом и тихий шелест бумаги. «Может, дальше будет интересно», - понадеялся про себя Олаф и достал из шкатулки вторую страницу. «Сегодня, двадцать третьего июля, я познакомилась с Сэнди. Сэнди – тот мальчик, которому я вчера помогла. Сегодня утром он подошёл и извинился за то, что мне пришлось нести наказание из-за него. Так и началось наше с ним общение. Мы сидели вдвоём на большом красном диване, поджав под себя ноги и весело болтая обо всём на свете. - Почему вы поругались? – поинтересовалась я, склонив голову набок и посмотрев в худое лицо Сэнди. Он почти не поворачивался в мою сторону и взгляд устремлял куда-то в пол. А я всё удивлялась, почему у него такие светлые глаза… - Честно говоря, я и сам не совсем понимаю. Она просто привязалась и стала дразнить меня по поводу зрения. Наверное, ей просто было нечего делать, – сказал он, а на его лбу появились морщинки, придававшие суровость выражению лица Сэнди. - А что у тебя со зрением? – негромко спросила я, надеясь не обидеть его. Бывает, задашь вопрос человеку, а тот огорчается. Со всеми на свете такое случается. - Я ослеп. Скорее всего, из-за этого меня скоро переведут в другое место, – довольно спокойно ответил Сэнди и повернул в мою сторону своё лицо. Я огорчённо вздохнула и отвела взгляд куда-то в пол. Он этого и не заметил. Недолго мы молчали, и воздух в комнате стал жарче и напряжённее. Это было как-то неприятно, стыдно, и я продолжала, смущаясь, разглядывать странные узоры на ярко-рыжем ковре. - Дженни, - обратился вдруг ко мне Сэнди, – опиши мне, какая ты. А то боюсь, что неправильно тебя сейчас представляю. - Я тебе себя попробую описать, а ты расскажешь, как представлял меня, – улыбнувшись, предложила я и сразу повеселела. Сэнди тоже улыбнулся мне в ответ. - Давай! – сказал радостно Сэнди, а я на секундочку задумалась, напевая себе под нос. Сложно описывать самого себя. - Ну… я выше тебя на голову. Ты вообще очень маленький! – Я потрепала его по голове, а он стал отмахиваться, рассмеявшись. У Сэнди были очень мягкие, короткие светлые волосы. Это почему-то очень вписывалось в образ маленького хрупкого мальчишки. Так мне, по крайней мере, подумалось в этот момент. - А ещё у меня зелёные глаза с редкими недлинными ресницами. Они меня раздражают… - вздохнув, сказала я, а Сэнди захихикал. На это я постаралась не обращать внимания и продолжила. - У меня небольшой нос, а если я повернусь в профиль, то будет виден на нём маленький горбик. Ещё я брюнетка и у меня прямые волосы по плечи. - Спасибо, больше мне и не нужно. – Сэнди подсел ко мне ближе. – Можно я потрогаю твоё лицо и волосы? Аккуратно. – На лице моего друга был виден интерес, и я всё-таки согласилась. Сэнди внушал доверие, и нельзя отказать ему в такой маленькой услуге. - Ладно... – неуверенно произнесла я, а Сэнди сразу протянул ко мне руку и дотронулся грубыми небольшими пальцами до моего носа. Он не давил и водил по моему лицу очень аккуратно, а я про себя думала о том, отчего же у него на пальцах такие мозоли. Через минуту Сэнди убрал руку и улыбнулся. - Теперь я представляю тебя по-другому. Думаю, что правильно. - Сэнди, расскажи, как ты до этого видел меня. Кем я была в твоей фантазии? – Я поудобнее уселась на диване, свесив с него одну ногу, а вторую поджав под себя. Сэнди потёр рукой свой подбородок и заговорил: - Вообще-то я думал, что ты блондинка с волосами по колено. Я представлял, что у тебя голубые глаза и тонкие светлые брови над ними. – Сэнди улыбнулся, а я громко рассмеялась, хлопнув по плечу друга. - Ну у тебя и фантазия, Сэнди… - Да, мне уже не раз говорили, что у меня много безумных мыслей в голове, – беззаботно ответил Сэнди, после чего мы продолжили весело смеяться». На этом моменте лист закончился. Он был оборван. У Олафа до сих пор бегали мурашки по коже. Одно дело, когда такое видишь по телевизору в каком-нибудь художественном фильме, и совсем другое, если ты читаешь реальную историю. Он прикрыл глаза и попытался представить, что он ослеп. Аккуратно он положил листы в шкатулку и отодвинул от себя подальше. В темноте страшно было передвигаться. Можно врезаться в тумбочку, сесть на что-нибудь, наступить в гадость… Была слышна тишина. Тихие шорохи листьев за окном, вой одинокого ночного ветра, бьющегося о стекло, чьи-то шаги. Рядом в кровати крутились знакомые, пытаясь поудобнее лечь и завернуться в одеяло. Слух обострялся в темноте. Олаф опустил ноги на ковёр и нежной кожей ощутил какие-то крошки, соринки, пыль. Может, сейчас он чувствовал это, потому что поставил перед собой такую цель. Или же остальные ощущения обострились из-за временной «слепоты». Не успел Олаф встать с постели, как за дверью шаги стали громче. Кто-то приближался к комнате. Через секунду послышались голоса женщин. Олаф узнал двух своих воспитательниц. Мальчик быстро улёгся в кровать, поудобнее завернувшись в одеяле. Порой воспитательницы заходили ночью проверить, как у детей дела. У многих была бессонница, а у некоторых – лунатизм. Ходили слухи, что одна девочка, прибывая в состоянии полусна, задушила другую, а на утро даже не могла вспомнить, как это случилось. Олаф пытался «расследовать» это дело, расспрашивая других детей. Никто ничего точно не знал, одни только слухи. А спрашивать у воспитателей бесполезно. Вспомнив эту историю, Олаф задумался. В этом месте было множество тайн, которые предстоит раскрыть. Утром он проснулся позже всех и тяжелее. Раскрывать глаза не хотелось, да и вставать с постели тоже. Но удача всё же была на стороне мальчика - сегодня выходной. Через довольно долгий период времени Олаф всё-таки присел на кровати и, потерев глаза руками, громко зевнул. Лучи солнца пробивались сквозь оконное стекло, и лежать в постели больше было нельзя. Когда голова потихоньку начала работать, кое-как отойдя ото сна, Олаф тут же вспомнил о шкатулке, в кровати с которой и уснул вчера ночью. Он резко повернулся в постели, волосы его встали дыбом, и било по вискам. Шкатулка была довольно прочной, но мало ли что могло случиться. Олаф скинул одеяло с постели и взволнованным взглядом осмотрел место, где спал. Шкатулка прижалась к самой стенке, и вроде как с ней ничего не случилось. Олаф вздохнул и взял её в руки, после чего аккуратно приподнял крышку. И второе облегчение – все записки были на месте. Мальчик слабо улыбнулся и почувствовал, как всё внутри встало на свои места, а волнение испарилось. «Начну утро с чтения», - подумал он и пальцами стал перебирать листки потрёпанной, жёлтой бумаги. Часть он уже прочёл. Нужно найти место, на котором он остановился. - Вот этот листок… - шёпотом проговорил Олаф и осмотрелся. В комнате никого не было и за ним точно никто не подглядывал. Он поудобнее устроился на постели и, поднеся листок к глазам, стал читать. «Сегодня двадцать пятое июля. Да, я пропустила один день. Но это ничего страшного, ибо вчера было очень скучно. Ну, кроме того, что меня назначили сиделкой Сэнди и сфотографировали с ним. То есть я должна ходить за ним, а он за мной на всякий случай. Очень мило… Зато фото хорошее. Вообще, просто нашему детскому дому подарили фотоаппарат, вот и игрались воспитательницы. А сегодня мы всей группой отправились гулять в парке. Это у нас бывает редко, поэтому я хочу всё подробно описать. И, конечно, со всеми диалогами. У меня очень хорошая память. Мы с Сэнди сели на скамейке поодаль от остальных наших детдомовцев. Оказывается, я не единственная, кто имеет больше врагов, чем друзей. - Опиши мне местность, – серьёзно произнёс мой слепой друг, будто бы старый и хмурый учитель. Я невольно улыбнулась. - Хорошо… - я призадумалась, глядя по сторонам. Место было красивое, но на его описание мне не хватало слов. – Ну, тут очень зелёная трава. Но короткая. Недавно стриженная. Правда, цветов тут всё равно много. Простые, вполне распространённые, но названий я не знаю. Белые, маленькие. Они скучковались и очень похожи на маленький кукольный букет. Есть ещё сиреневые. Они не пушистые, но похожи на милые шарики. - И очень много тут цветов? – спросил Сэнди, приподняв бровь. Я не знала, что значит такое его выражение лица. - Много. Особенно около нас. Но не везде так. А ещё тут разные деревья прямо около пруда. Ивы, клёны… И такие милые, небольшие деревья, у которых стригут листву, чтобы она имела форму круга. - Каждый листик стригут? – вновь спросил он, и тут уже чувства было понять легко. Сэнди был изумлён. Я рассмеялась. - Нет конечно. Я имею в виду, что дерево похоже на зелёный шарик. - Везде одни шарики… - хмыкнул Сэнди. Он вечно был какой-то задумчивый и будто недовольный. А меня это забавляло. - Небо голубое-голубое, без облаков. Прямо перед нами небольшая такая речка, по которой плавают утки. Она… зелёная, грязная, неглубокая. И пахнет. А по аккуратным, асфальтированным дорожкам ходят люди разные. - Ну опиши мне хоть одного. – Сэнди наконец улыбнулся. - Только смешного. И тихо, а то услышит… Я с улыбкой стала смотреть на дорогу и ждать, когда на ней появится кто-то, поднимающий настроение. - Сэнди, вот, смотри… - Дженни, я бы с удовольствием, да вот как-то не выходит, – несколько раздражённо, но не обиженно или грустно ответил мальчик, и я залилась краской. Это немного стыдно… - Ох, точно… - Рассказывай давай, а то я заскучал. Я ещё раз посмотрела на выбранного мною человека, и, вздохнув, начала его описывать. - Это очень толстая женщина. На ней красный, блестящий костюм. А ещё солнечные очки. И на уголках их оправы такие миленькие цветочки разных оттенков. Эта женщина… У неё тонкие губы с ярко-розовой помадой, и кожа вокруг них очень морщинистая. На голове у этой женщины голубая шляпка, а на ней огромный жёлтый цветок. - Подсолнух? – поинтересовался Сэнди, сощуривший глаза. - Нет, скорее роза. - А что на ногах у этой женщины? - У неё там голубые туфли на невысоком, широком каблуке. На носу у них какие-то дырочки. Наверное, чтобы нога дышала. Но всё равно нет ничего более забавного, чем щёки этой женщины. Они такие обвисшие… Сэнди уже улыбался. Но не успела я договорить, как перед нами встал, скрестив руки, какой-то парень. Он был в чёрной кожаной куртке, в странных, драных штанах, а волосы его на солнце казались очень блестящими и гладкими. - Ну чо, малолетки? Чо сидим, чо балаболим? – сказал он низким, хриплым голосом и нагло ухмыльнулся. - Просто наслаждаемся природой, разговариваем обо всём, – ответила я ему с натянутой улыбкой, а Сэнди фыркнул и отвернулся. Тот нахал злобно перевёл свой взгляд на моего друга. - Чо, малой? Не нравится, что я говорю с твоей подружкой? Так я могу её трогать молча… - Я откинулась на спинку скамейки и будто приросла к ней. Мои коленки задрожали, и я испуганно стала смотреть по сторонам. Воспитательница была в зоне видимости, но всё равно очень далеко. - Ну ты попал… - тихо сказал Сэнди и встал со скамейки. Стоял он твёрдо, и, казалось, совсем не волновался. А я была в таком ступоре, что даже не могла ничего сказать. У меня пересохло в горле, а конечности потяжелели. Я вся дрожала и только наблюдала за происходящим, хотя понимала, что срочно требуется помощь – Сэнди тут точно не защитник и не боец. - Чо встал, малой? Я тя как толкну, родная мамочка не узнает. – Он снова ухмыльнулся и опустил руки. – А подружка твоя мне самому нравится. Отберу, а ты только и сможешь, что плакать. - Ты плакать, может, и не будешь, но мокрым точно окажешься, – очень сурово и серьёзно проговорил Сэнди, а тот парень громко рассмеялся. Хохот его около минуты не останавливался, и казалось, что у мальчика истерика. Сэнди подошёл ближе к этому «крутому» парню, и тут мои глаза и рот раскрылись так от удивления широко, что моё лицо наверняка можно было поместить в какой-нибудь фильм ужасов. Сэнди с силой толкнул парня в живот, а тот от неожиданности упал на спину. Сзади была горка, которая опускалась к пруду, и он скатился по ней прямо в грязную, зелёную воду. Шума было много. Парень кричал, а тело его со стуком билось о землю. А потом он также громко и в воду плюхнулся. Он сидел в мелководье, у самого берега, и удивлённо смотрел на нас. На голове его было много травы, а одежда частично была порвана и измазана в грязи. - Вот тебе и «малолетка»… - только и промолвил Сэнди, и, вздохнув, аккуратно уселся на своё место. Пока тот парень вылезал из воды, испуганно поглядывая на нас, я уже немного пришла в себя и с не меньшим изумлением вгляделась в лицо своего друга. - Вау… - только и выдохнула я, заливаясь краской. Чувства были смешанные во мне. И стыд, и небольшой страх, и удивление, и восхищение… - Я слышу, как кто-то нас истерически зовёт. Жди беды, – сказал Сэнди и глубоко вдохнул свежий летний воздух. Я посмотрела на дорогу. В нашу сторону бежали воспитательницы, а дети просто смеялись, глядя на мокрого и уже менее наглого паренька. - Ну что вы тут сели?! – чуть ли не задыхаясь, проговорила раскрасневшаяся воспитательница. Волосы на её голове растрепались, и выглядела она несколько странно. Как ведьма. Я чуть не улыбнулась, задумавшись об этом, но сдержала свой порыв, понимая, что ситуация не очень-то весёлая. - Сэнди! Тебя переведут даже раньше, чем через неделю! Три дня! Или два! Ты исчезнешь через пару дней! – злобно сказала она, вытирая рукавом вспотевший лоб. Она бешеным взглядом смотрела то на меня, то на Сэнди, и ноздри её забавно раздувались от злости… - Ладно. – Сэнди пожал плечами и слабо улыбнулся. - Зато я могу защитить кого-то, а вы сюда бежали очень уж долго. - Ах ты… - она чуть не выругалась, но повернула голову в сторону и, увидев других прохожих, закашляла. Она чуть не подавилась от злости, и единственное, что смогла выдать, так это тихий хрип: - Сейчас же все за мной. Мы возвращаемся…» Олаф улыбался, читая это, и восхищался. Он всегда мечтал расправляться так легко с плохими парнями, сохраняя ледяное спокойствие. - Ну и ну… И комиксов не надо. Вот тебе и реальный герой… - с той же улыбкой проговорил мальчик и положил на ноги одеяло. Так всегда уютнее. Олаф достал из шкатулки следующий листок. Он был продолжением предыдущего. «Да она прямо писательница», - подумал Олаф про Дженни, после чего стал читать дальше её рукописи. «Вечером мы с Сэнди лежали на кровати и опять болтали обо всяком. - Ну ты молодец… - хохоча, похвалила я друга за сегодняшний героический поступок. - Да ладно, - сказал Сэнди и махнул рукой. – Я просто исполнял свой долг, как мальчик. Он приставал к тебе, а я защитил нас. Правда, мне очень уж повезло. - Это не удача или везение. Это ты молодец. – Я присела на кровати и посмотрела в бледное лицо моего друга. – Но из-за этого ты уезжаешь раньше. А я хотела с тобой подружиться… Это было правдой. В последние дни я общалась только с ним, и это мне нравилось. Казалось бы, мы ведь совсем друг друга не знаем, мало знакомы, но это не мешало нам быть хорошими товарищами. Или даже друзьями. Говорят, нельзя полюбить или подружиться с малознакомым человеком. И это не всегда верно. Если ты чувствуешь, что он хороший, то этого уже достаточно для дружбы, как бы там не говорили. Я это знаю теперь. - Мы и так друзья, - как бы узнав о моих размышлениях, сказал Сэнди. – А я уеду через день. Или уже завтра. Но ты не печалься по этому поводу, ты ведь правда не так много обо мне знаешь. - А я ведь начала писать дневник. И эти слова точно в него попадут. Я подробно описываю всё… Ну, как бы рассказ пишу, наверное. И неприятно будет, если ты вдруг уедешь, и всё это останется незавершённым. Я же пишу по реальным событиям. - Правда? Классно, - Сэнди удивлённо приподнял брови и улыбнулся шире. – А заканчивать тебе его необязательно словами «и жили мы долго и счастливо». Пусть знают, что мы пару дней провели в дружбе и хорошем расположении духа. Кто-то всё равно оценит твой текст. - Все рассказы должны нести в себе какой-то смысл. Ну или хотя бы история должна быть интересной… А тут что? Мы встретились да разошлись. - Ты напишешь этот диалог. Уже интересно… - Сэнди почесал голову. – Тем более, можно твой рассказ куда-нибудь спрятать. Тот, кто найдёт его, уже будет заинтересован. Потом прочтёт это и… не знаю. Узнает историю этого рассказа, как это происходило. О нас что-то узнает. По-моему, интересно. - Может быть. – Я посмотрела в окно, прикрытое полупрозрачной, лёгкой занавеской. Было темно, как ночью, и блестела огромная голубая луна на небосклоне. Звёзд я не увидела, ибо их наверняка закрыли собой тучи. Я больше люблю, когда ночные облака прикрывают луну. Её блеск, тусклый свет пробивается сквозь них, делая тучи светящимися изнутри. Это хоть и частое явления, но наблюдать приятно каждый раз. - Чего задумалась? Я-то так не могу задуматься, глядя в стенку. Так что почитай чего-нибудь. Будет, что в дневнике написать… - Сэнди, ты такой противный. Чересчур серьёзный и язвительный. Ты знаешь это? - Конечно знаю. Я слишком умён. Просто не по годам умён… - Сэнди усмехнулся. – Почитай мне Шекспира. Великий автор… - Мне не нравится, – холодно отозвалась я, потому что правда не любила Шекспира. И когда я начинала говорить об этом, все сразу меня попрекали. А я что? Я не считаю, что из-за любви можно умирать… - Ты просто не доросла до этого, – протянул Сэнди, теперь уже потерев рукой подбородок. Вид у него был задумчивый и крайне серьёзный. Вот артист… - Сэнди! Умник ты наш! Я сама выберу, что мы будем читать! Если меня пустят в библиотеку в такой поздний час… - первую фразу я сказала довольно громко и возмущённо, но потом задумалась. Ведь правда, как я книгу-то возьму? - Точно. – Сэнди недовольно цыкнул и повернул голову в мою сторону. – Тогда сама придумай что-нибудь и расскажи. Ты же у нас автор. - Сэнди! Я не твоя сиделка, сам что-нибудь расскажи! – опять раздражённо выдала я, а Сэнди снова заулыбался. Его радовало моё возмущение, и поэтому я решила успокоиться, глубоко вдохнув воздух. – И вообще… Я пишу, а не рассказываю. - Ты хорошо рассказываешь. Я-то уж знаю. – Сэнди тоже присел на кровати. – Но мы можем поговорить о чём-нибудь другом. Например, рассказать друг другу побольше о себе. Тогда ты точно не будешь ныть по поводу нашей дружбы. - Ладно, - я пожала плечами. – Я люблю синий и фиолетовый цвета, я практически ни с кем не общаюсь и люблю замечать и запоминать какие-то мелкие детали. Больше мне нечего рассказать в принципе. Я не знаю своих родителей и всю жизнь была тут. - Мы с тобой похожи. Только я люблю серый цвет и много читать. Ну, раньше любил. Теперь только слушаю. – Сэнди подсел ко мне поближе. – И я мало с кем общаюсь после того, как потерял зрение. - А ещё ты противный до невозможности… - Ты тоже. Только я остроумный, а ты нытик. – Сэнди снова улыбнулся. Только я хотела возмутиться, но не получилось. Я громко рассмеялась и толкнула Сэнди в плечо. Он не успел среагировать и свалился на кровать, некоторое время молча на ней лёжа. Не успела я испугаться, как он тоже расхохотался. За дверью послышались шаги. Я закрыла рот Сэнди рукой, чтобы внимательно вслушаться. Звук становился громче и громче, и я быстро выключила свет, после чего легла на свою кровать, находящуюся напротив той, на которой мы с Сэнди только что хохотали. Нас же на пару дней поселили вместе. - Сэнди, кто-то идёт. Ложись под одеяло и молчи, – шёпотом сказала я и прямо в одежде залезла под одеяло, закрыв глаза. Через секунду в комнату зашла воспитательница. Она включила свет и заговорила довольно громко и раздражённо. - Я вас слышала. Вас все слышат. Хохочете без стыда… - недовольно сказала она и подошла к кровати Сэнди. – А ты утром уезжаешь. Встаньте с Дженни пораньше и соберите вещи. Пакеты и сумки какие-то должны быть в этом шкафу. – Она показала рукой на шкаф. Мы с Сэнди уже не притворялись спящими, поэтому испуганно смотрели на эту женщину. Она же, в свою очередь, не обратила на нас своего взора и поспешно вышла из комнаты, выключив свет. Мы с Сэнди лежали молча, в темноте, и не издавали никаких лишних звуков. Я была несколько… напугана. Я слышала стук своего сердца в этой тишине, как вены пульсируют в моих висках… Мои глаза, казалось, горели, и я хотела плакать. В животе что-то сжималось до острой боли, и я не ворочалась, чтобы случайно не усилить эти неприятные ощущения. - Нам надо… поспать. Вставать рано завтра, – негромко сказал Сэнди, и голос его казался каким-то хриплым, глухим и обречённым. Я в ответ лишь всхлипнула и кивнула, хотя знала, что Сэнди этого не увидит. И больше мы не сказали ни слова этой ночью. Хотя я так и не уснула…». На этом закончилась очередная страница. Олаф сидел на кровати, уже не боясь, что кто-то его увидит. Он в дрожащих руках держал листок и думал о том, что всё это неправильно. Кто-то находит родную душу, но только успевает к ней привыкнуть, как она сразу исчезает. И вроде такая маленькая история, но в душе всё переворачивается. Олаф и сам всегда мечтал о настоящем друге. О той душе, которая будет схожа с его, которая станет ему родной и никуда не уйдёт. Он просто фантазировал об идеальном друге. И тут в такой момент попадается эта история. Будто бы специально. Может, это судьба? Может, он нашёл эту шкатулку неслучайно? Олаф задумался над этим, глядя в стену. Но ведь история ещё не совсем кончилась. Надо почитать её завершение. Мальчик вздохнул и достал из шкатулки последний листок. Дженни точно писала ещё какие-то истории, но в эту шкатулку они не могли вместиться. Она всё-таки не огромная, не резиновая. «Сегодня двадцать шестое июля. Я так и не уснула. Я всю ночь плакала и думала о том, как мне жаль терять сейчас Сэнди. Он мой человек. И я хотела бы быть с ним дольше, чем пару дней. Этого слишком мало. Сейчас Сэнди сидел на кровати с задумчивым видом и диктовал мне, что надо положить в мешки. А я, не торопясь, ходила по комнате, собирала его вещи. Я не хотела этого делать, но по-другому нельзя. Никто меня не послушает, не оставит его здесь. Хотя я могла бы приглядывать за ним, жить с ним в этой комнате. Мне это труда не доставляет. Даже как-то приятно… Но что есть, то есть. Надо собирать вещи. - Дженни, - подал Сэнди голос. – Это всё. Спасибо. – Он встал с кровати и опустил голову. – Мне очень жаль, что придётся уехать. Я поставила два небольших мешка у двери и исподлобья глянула на Сэнди. Из окна на него падал свет, и казалось, его волосы светились и были белыми. Маленький худенький мальчик, слепой и беспомощный, но умный и вполне изворотливый. И родной мне человек, который навсегда уходит. Это чувство… пустоты. Он ещё здесь, но мне страшно и нехорошо. - И мне жаль, – сказала я почти шёпотом, удивившись самой себе. Не получалось говорить громче, в горле образовался комок, мешающий и издавать звуки, и каким-то образом выдавливающий из меня слёзы. Я пыталась не плакать, но тело меня не слушалось. - Дженни, кто же тебя спасёт от хулигана? Кто заставит тебя развивать свою речь? – Сэнди усмехнулся, но вид у него тоже был не слишком счастливый. Я вздохнула и взяла мешки в руки. Они были маленькие и лёгкие. У Сэнди практически не было вещей. - Сэнди, ты всегда будешь противным. – Я всё-таки натянула улыбку и сказала это чуть веселее. Сэнди тоже заулыбался. - Тебе нравятся плохие парни. Особенно я. – Сэнди засмеялся, а я лишь недовольно фыркнула, хотя это и подняло мне настроение. Такое вот у нас с ним общение: издевательства и недовольства, скрывающие в себе радость. И кто мне это заменит? - Какая гадость… - только и сказала я, а Сэнди всё продолжил стоять и улыбаться. И эти секунды длились для меня довольно долго, как в замедленной съёмке, но я понимала: пора идти. - Ладно, хватит тут веселиться, – всё-таки выдавила я из себя. – Пошли. Сэнди взял меня под руку, и мы направились в холл. Мы ничего друг другу не говорили, просто шли и молчали. Я рассматривала всё вокруг, думая, как бы я рассказала об этом всё Сэнди. Но он и сам это когда-то видел. Описания уже ни к чему. Впереди, у входной двери, стояли воспитатели и пару других людей. Я их особенно не разглядывала. Для меня они были лишь фигурами, какими-то неживыми тенями. Я только ощущала хрупкую, тонкую руку Сэнди. - О, Сэнди, дорогой! Здравствуй! – сказала какая-то незнакомая женщина и широко улыбнулась. У меня же от этого все внутри будто упало. Я вгляделась в лицо Сэнди. Оно казалось мне очень мрачным, задумчивым, взрослым… Он был подавлен. Как и я. - Здравствуйте, – холодно ответил он, а у меня из рук забрали мешки. - Готов к поездке? – спросила его всё та же женщина, изображая доброе выражение лица, делая свой тон, интонацию такими же добрыми. Но только не для меня. И не для Сэнди. Я быстро переметнула свой взгляд на него. Сейчас те страшные чувства, отчаяние нахлынули на меня, и я осознала точно: мой друг уходит. Я была испугана. - Не совсем, – сделав паузу, ответил Сэнди и повернулся ко мне. Он не видел, но глаза его будто смотрели в мою сторону. И они казались мне… серьёзными. Как и само суровое выражение лица моего друга. Они не видели, но всё ещё оставались его глазами. - Дженни, давай обнимемся на прощание, а потом я сразу уйду. И даже хорошо, что обернуться и взглянуть на тебя я не сумею. - Ой, да помолчи ты… - с наигранным недовольством сказала я и, притянув к себе маленького Сэнди, обняла его. Он такой худой, что я чувствовала быстрое биение его сердца. По моей спине прошла дрожь, холодная и неприятная. Мы стояли так и молчали, чувствуя друг друга. И я уже мало думала о плохом. Так тепло и хорошо… И будто бы долго. Мы едины. И не пару секунд, как показано это на часах. - Ладно, пошли, Сэнди… - сказала та женщина, и мой друг отошёл от меня, ничего не сказав. Он только повернул в мою сторону лицо и улыбнулся. Я же, еле выдавив из себя кое-какую улыбку, заплакала. Тихо, молча. Только слёзы текли по щекам и падали на пол большими каплями. - Не реви. Нечего реветь, – негромко сказал Сэнди и, ухмыльнувшись, отвернулся от меня и пошёл вперёд. Те странные люди ушли следом. Я осталась в холле одна. Я смотрела на ту дверь, стараясь не плакать, и дышала громко, стараясь почувствовать тот тёплый воздух, который был вокруг меня, будто бы он был следом Сэнди. Ушла я только потом, когда меня позвали воспитатели. То ли покушать, то ли ещё для чего-то… Я их указаний не слышала. И не выполняла. Я весь день была подавлена и опустошена. Но сейчас я поняла. Спустя некоторое время я осознала, что он был одним из лучших моментов в моей жизни. Пусть он и ушёл, но он остаётся моим другом и хорошим воспоминанием. Расставание тяжёлое, болезненное, но потом в памяти всплывает лишь самое прекрасное. И это главное. И тот, кто это читает, пусть запомнит: лучше потерять нечто хорошее, чем всю жизнь быть одному, не испытывая вообще никаких чувств. Жизнь не может быть сплошным счастьем, но она наполнена множеством восхитительных вещей, которые нужно словить, пока они ещё не исчезли. И мне очень с этим повезло». Олаф долго смотрел на этот листок, перечитывая из раза в раз. Через некоторое время он аккуратно уложил его в шкатулку, которую тоже спрятал в место, откуда её взял. И под картиной с утками он заметил маленькую, неумелую надпись, выцарапанную чем-то острым. «Здесь была Дженни» - вот, что было там написано. Олаф задумчиво посмотрел на неё и улыбнулся. Девочка маленькая, но мудрая, которая смогла сделать для себя правильный вывод из всей этой истории. Она увидела в плохом конце только хорошее, сделав это не чем-то грустным, а правильным. Это и есть судьба. Её с Сэнди, её с Олафом. Мальчик, поправив всё, отправился в тот зал, где наверняка и познакомились Дженни и Сэнди. Хватит сидеть на месте и мечтать об одиночестве и секретах. Надо делать что-то, испытывать разные эмоции, искать, открывать, любить… и жить. И не сидеть на месте.