Wipe you clean with dirty hands

Тор неловко нагибается, проходя под узкий и низкий свод пещеры. Рука крепко сжимает Мьельнир, зубы тоже стиснуты. В первые секунды пустота, полумрак и монотонный стук капель совершенно сбивают его с толку, и он стоит, недоверчиво озираясь и привыкая к темноте. Постепенно Тор начинает различать очертания выступов скалы, изъязвленных временем сталактитов, вросших в пол, холодные, нежно-голубые прожилки металла, слегка поблескивающие в глубине пещеры. Он не чувствует в ней чужого присутствия. Только приглядевшись получше, Тор замечает у самого крупного сталактита что-то похожее на скрученный жилистый комок костей и мышц. Он осторожно подходит ближе. Под ногой рассыпаются хрупкие камешки. Локи знает, что это он. Локи сидит, не шевелясь. Через почти истлевший камзол видны оголенные участки кожи: когда-то сияющей белизной, а теперь мраморно-серой и безжизненной. Кажется, собственное тело с трудом удерживает его душу. Он почти истаял. Камзол скрывает почти бесплотного духа. Локи медленно с усилием поднимает голову. Волосы огромной спутанной волной рассыпаются по плечам, спине, груди. Тор хочет заглянуть ему в глаза, но из бездонных глазниц на него смотрит тьма. В ней изредка, неровным антрацитовым блеском мелькает зрачок. Посиневшие спекшиеся губы не двигаются. Локи непроницаем. Он глух, словно камень вокруг. Он сидит, поджав под себя израненные босые ступни, сидит прикованный к скале невесомыми цепями, под которыми затрещала бы сама ось девяти миров. Он смотрит на Тора снизу вверх, запрокидывая голову, и кадык грозит прорвать его кожу, настолько она тонкая. Тор чувствует вину. И стыд. И он хочет помочь. После бесчисленных предательств, похороненных надежд и планов, после того, как его любовь и заботу отвергли тысячу раз, после того, как в душе его оставили только грязь, перемешанную с крошкой льда, он все еще хочет помочь. Локи знает это. Он чувствует кожей каждое его побуждение, даже неосознанное. Локи улыбается. Эта улыбка мертвеца с пустыми глазницами пугает Тора сильнее, чем все армии ледяных великанов и сама Хель. Потому что здесь Мьельнир ему не поможет. Тор слышит его голос, слабо отдающийся от стен пещеры, но докатывающийся до самых отдаленных ее уголков. Локи смеется. Это больше не звонкий серебристый смех, который так любила Фригг. Смех будто сломался: он хриплый, свистящий, с трудом вырывающийся из горла. — Вот я и увидел тебя снова, брат. Что же ты приготовил мне на этот раз? Поторопись, ведь скоро от моего тела ничего не останется, и пытать будет нечего. Против воли Тор делает шаг вперед. — Я пришел не для того, чтобы пытать тебя, Локи. Довольно, я устал. Я хочу попробовать помочь тебе. Смех снова невидимой сеткой опутывает морозный воздух. — Я всегда верил в твои лучшие намерения, Тор. Но, боюсь, в этот раз они посетили тебя слишком поздно. Посмотри, я даже полюбил это место. Скоро я стану частью одного из сталактитов, и мне уже не будет одиноко. Прости, но мне не нужна твоя помощь. Он ожидал не этого. Ожидал глухой злобы, противодействия, ядовитых плевков в свою сторону. Но не равнодушия. Не глухой стены. Не сталактита. Голос Локи эхом отдается в его ушах: — Видишь ли, я ужился со своей новой компанией, и, знаешь, я нахожу ее много лучше, чем твоя. Здесь я не должен постоянно доказывать, что нужен. Не должен спрашивать себя, почему, как глупый мальчишка, пытаюсь заставить тебя поверить, что чего-то стою. И если ты решил наказать меня за неповиновение, — что ж, лучше я вынесу это. По крайней мере, теперь я не подчиняюсь твоим идиотским приказам. Каждое слово выверено и взвешено. И каждое жалит, оставляя ранки на небе. Тор не понимает, как дошел до такого. Он уже запутался в этом бесконечном цикле взаимного разрушения, благодаря которому, кажется, они оба существуют. Мироздание, словно боясь столкновения, раскидало их по разным полюсам, так далеко, насколько возможно. Но все же они оказались рядом. Чтобы уничтожать и возрождать друг друга снова и снова, пока не кончится мир. Мысли серыми тенями проносятся в голове Тора, не желая облекаться в слова, боясь обрести плоть и кровь и перестать быть призраками. Но одно он знает твердо: в окаменении Локи — его вина. И ее необходимо искупить. — Я простил тебе тысячи предательств, — голос звучит глухо, словно придавленный огромным камнем. И прощу еще тысячи, ты знаешь это. Ты знаешь меня насквозь. Ты отталкивал меня каждый раз, когда я нуждался в тебе, хотел быть рядом с тобой. Ты приходил тогда, когда я не мог справиться со своей ненавистью и болью, которую ты мне причинил. Ты наслаждался этим. Ты наслаждался тем, как я мучил тебя, вымещал на тебе весь свой гнев и обиду. Ты находил самое дурное во мне и обращал это на себя. Ты выскабливал изнутри меня всю грязь, всю мерзость, чтобы измараться в этом самому. Зачем ты делаешь это, Локи? Зачем ты делаешь это даже сейчас? Тор хотел сказать что-то совсем другое. Как только последнее слово срывается с его губ, он понимает что все, так тщательно скрываемое даже от себя, вырвалось из его повиновения. Он бессильно опускает голову. Ладонь разжимается и Мьельнир с мелодичным звоном падает на землю. — А ты не думал, что я просто пытался быть к тебе ближе, Тор? Твое сияние слепило меня, сына ночи, оно выжигало мне глаза, я чувствовал, как мои кости плавятся, моя кожа стекает грязными потоками, я не выносил твоего тепла, бог грома, я проливался, как вода. В тебе слишком много света, чтобы быть рядом со мной. Но я не мог жить без этого. Не мог. Я сделал все, чтобы испачкать тебя, Тор, но приглушить этот невыносимый свет. И тогда мне не было так больно. Я пытался спасти себя. Потому что ты не хотел мне помочь. Или не знал, как. Сейчас ведь это уже не важно, не правда ли? Вместо ответа Тор опускается на колени. Он кладет руки ладонями вверх. Неспокойные, нервные пальцы Локи невесомо пробегают по его пальцам. Очерчивают каждый бугорок ладони, добираются до запястий и замирают на самой тонкой их части. Даже на ней рука Локи кажется абсолютно призрачной. Его волосы накрывают их ладони густым черном покровом. — Ты нужен мне весь, бог грома, — шепчет Локи. Ты нужен мне целиком, в моей власти. Я не приму от тебя ничего другого. Я голоден, Тор. Я голодал слишком долго. Тор чувствует, как его тело оплетает сильная, почти бесплотная тень, как холодные пальцы бегают по его телу, он чувствует, как безвольно распластывается на камнях и уже не может пошевелиться. Перед заметавшимся взглядом мелькает черный антрацитовый зрачок. — Посмотрим, достанет ли у тебя сил простить мне это, бог грома, — слышит он лихорадочный шепот.