Когда смотришь в окно

Ты смотришь, как она звереет, когда целует. Ты смотришь, как она рыдает, выдыхая горький табачный дым в вытяжку. Ты смотришь, как она ночами напивается вина, а потом стоит на подоконнике. И ты никак не можешь понять, отчего она не уходит, отчего терпит? Ради сына? Вряд ли, за годы, что они живут напротив, ты не раз видел, как она жестока с ним, как постоянно попрекает его тем, что он ленивый, что он не умеет того, что умел в его возрасте его отец. Хотя, впрочем, она его тоже любит, потому что это Его сын. Сколько раз ты видел, как Он приходит домой совершенно пьяный и бьет ее, будто она виновата в том, что красивая, что умная, что много добилась. Она же терпит, всегда терпит, а ты смотришь и не можешь набраться сил, чтобы подойти к ней, когда она гуляет с сыном во дворе, просто подойти. А они-то могут. Их много, мужчин, которые ее хотят. А она с ними спит. Ты точно это знаешь, а он лишь подозревает. Сколько их приходит к ней, когда Его нет. Они все разные. Она к каждому относится по особенному. Одни - веселый, зеленоглазый. Он постоянно смеется, приносит ей мартини и шоколад. Они только иногда целуются, но никогда не переходят дальше. Ее сын его очень любит. Зеленоглазый приносит ему игрушки. Он знает о Зеленоглазом, они с ним даже дружат. Второй - высокий смазливый брюнет - Кот, он молод, весел, неуверен в себе, но тем не менее - любимец женщин. Кот ее любит, а она... Она с ним спит. Не может сдержаться, а потом плачет, куря в вытяжку. Еще есть Маленький - невысокий следователь в очочках. Маленький ее боготворит, а она его любит, как друга. Маленький приходит редко, она его кормит, смешит, что-то увлеченно рассказывает, они любят стоять на балконе и смотреть за горизонт. Маленький стремится к ней прикоснуться, ненароком дотронуться до ее руки, поцеловать при расставании в губы. Он не смеет, а она его не ценит. Пару раз он приходил к ней, потому что она звала, он ее целовал, а ей было плевать, в те дни от нее уходил Он... Еще есть Цыган. Кто он - ты не знаешь. Похож на бандита. Приезжает с цветами - камелиями, целует ей руки, стоит перед ней на коленях. Он ее не любит, она его ненавидит, но их тянет друг к другу. Они спят, потому что противостоять страсти не могут. Ты ревнуешь ее каждый раз, когда к ней приходит один из них. Ты им завидуешь, а Его ты ненавидишь. Он ненавидит ее за то, что она его слабость, за то, что она не ломается, она сильнее его унижений и побоев. А еще, она его любит - живет им и дышит, и никто, и никогда не заменит ей Его. Ты собирался к ней прийти в этот день. Познакомиться по-соседски. Но не успел, потому что ждал десять лет. Сегодня он опять пришел домой пьяный, а она не спала. Она ему ничего не сказала. Он кричал. Она ему сказала одно слово. Как бы ты хотел знать какое! Он вонзил ей нож в живот по самую рукоятку. Широко распахнутые удивленные глаза. Ты никогда не думал, что кровь может быть настолько красной. Ты пришел к ней на похороны. Было много людей. Зеленоглазый искренне рыдал, Кот курил, жмуря опухшие от слез глаза, Маленький был потерян, он не сводил глаз с мертвенно-бледного лица. Цыган был весел, только улыбка была ненатуральна, а сильные руки тряслись, когда он кидал горсть земли ей в могилу. А Он... Он тоже умер, ты это видел. Из его глаз ушла жизнь, но ты знал, что Он будет жить дальше. Память о ней - светлое чудо, а она была его страхом, он ее ненавидел живую, а мертвую будет любить. Его даже не посадят, сказали что ее убил "неустановленный грабитель". Ты знаешь - что он, но не скажешь. Она бы не сказала. Ты вернешься домой, ты теперь даже знаешь, как ее зовут. Ты медленно выкуришь пачку, выпьешь бутылку вина, а затем ляжешь в теплую ванну и будешь, засыпая, смотреть как багрово-красными лентами из тебя уходит жизнь. *- Тут все понятно, Дмитрий Сергеевич, - уверенно сказал молодой опер. - Самоубийство, как пить дать! - Хорошо, Фролов, что там насчет предсмертной записки? - Нашли! "Я слишком долго смотрел в окно" - бред какой-то... Маленький следователь в очках только слегка покачал головой и вздохнул. -Да... Ты, пожалуй, прав, - сказал он так тихо, будто ответ предназначался вовсе не Фролову.