Солнце

Разморенный и томный, день тянулся густой сладкой патокой. Лето перевалило за середину, улыбнулось ярким чистым небом и пригрело ласковыми солнечными лучами. Такие спокойные деньки в Конохе выдавались нечасто и не имели четко расписанного графика: повезет — отдохнешь у реки или поспишь в гамаке под яблоней, не повезет — полетишь быстрее ветра на миссию. Будешь спать на земле и смотреть на сияющие июльские звезды, считать и сбиваться, а потом закрывать глаза и представлять, что это вовсе и не миссия, а приятная прогулка, растянувшаяся на несколько дней. Вопреки всему, Наруто считал себя везучим и до неприличия счастливым. Стоило лишь вернуться с задания, доложиться Хокаге и проспать почти целый день, как удача повернулась к нему лицом и раскинула приглашающие объятия: впереди оказалась целая неделя спокойной и ленной жизни, которая так редко выдается шиноби с шилом в заднице и магнитом на неприятности, каким, без сомнения, был Узумаки. Последнее время Наруто любил лениться. Любил поздно ложиться спать, просыпаться и нежиться в постели. Потому что знал, что нежиться будет не он один. Вместе с кем-то всегда интереснее. — Эй, Сакура, — прошептал Наруто в ее шею, и Сакура, слегка отстранившись, прищурила глаза. — Щекотно, — сказала она, удобнее устраиваясь у него на коленях. Узумаки пожал плечами: ему нравилось. Нравилось то, какой противоречивой была Сакура, нравилась ее чувствительная кожа и осторожные прикосновения. Сакура любила целоваться. Делала она это не очень умело, но с большим удовольствием и желанием — это вдохновляло и позволяло не задумываться над многими ненужными вещами. Например, не представляет ли Сакура на его месте Саске. Или не думает ли она о нем что-то неприятное. Узумаки четко знал, что рядом с ним она становится податливой и мягкой, и с ней можно делать все, что хотелось бы. Например, спустить с ее плеч тонкие бретельки легкого сарафана, медленно, наслаждаясь легкой дрожью Харуно, огладить напряженную спину с выступающими лопатками, прижаться губами к ложбинке между небольших грудей и жарко выдохнуть на светлую незагорелую кожу. А потом почувствовать, как Сакура тянется к нему и с готовностью поцеловать ее еще раз. И сидеть, прижимаясь друг к другу, некоторое время наслаждаясь простыми взаимными ласками. Им некуда спешить. Комната полнилась звуками: ветер, раздувающий легкие желтые шторы, шорох сминаемого покрывала, влажные звуки поцелуев и старательно сдерживаемое, но все равно резкое и прерывистое дыхание. По мнению Наруто, Сакура всегда была красива какой-то своей, особенной угловатой красотой: тоненькая, с небольшой грудью, с все еще подростково-рваными движениями, очень сильная, с независимым характером и в то же время девушка до мозга костей, она притягивала к себе как магнит, хотя и не была эталоном женской красоты. Наруто казалось, что стоит ей только взглянуть на него — и он уже горел, горел в полуденном солнечном дне, задыхался и был безмерно счастлив. Просто Наруто любил так, что едва мог справиться с собой. К Сакуре постоянно хотелось прикасаться. У нее было худощавое тело. Наруто знал ладонями каждый изгиб, каждую выпуклость и впадинку. Он знал, что на плече у нее есть старый шрам, оставленный чьим-то кунаем. Знал, что если развести ее бедра, то на внутренней стороне правого можно увидеть родинку. Знал, что у Сакуры еще не прошел синяк на боку, оставшийся со времени последней миссии в стране Дождя. — Сними, — одними губами сказал он, скользя теплыми ладонями по ее бедрам, подбираясь к краю сарафана и приподнимая его. Сакура вздохнула и подняла руки, позволяя раздеть себя. Наруто тут же прижал ее к себе, гладя выгибающуюся поясницу, скользя губами по чувствительной шее и улыбаясь, как сумасшедший. Ему до сих пор было мало Сакуры. Так мало, что хотелось ласкать ее и ласкать, целовать до звона в ушах и нехватки дыхания, лишь бы чувствовать в очередной раз, что это не чья-то мудреная иллюзия, а самая настоящая реальность. И пусть даже вне этого дома, вне общей постели Сакура была резкой и раздражительной. Наруто знал, на что подписывался, еще тогда, в детстве, когда понял, что влюбился. Зато теперь он точно знал, как часто она дышит, но старается сдерживаться, если медленно уложить ее на спину и спускаться поцелуями по ее животу, чувствуя под губами судорожно сокращающиеся мышцы. Знал, как она стесняется, когда он ложится между ее разведенных бедер, чтобы не позволить им сомкнуться. Наруто чувствовал себя счастливым идиотом, когда она выворачивалась из-под него раздраженной из-за собственной стеснительности гибкой кошкой. И когда толкала его в плечо, вынуждая лечь, и нависала сверху, щекоча лицо Наруто мягкими отросшими прядями волос. ...Наруто приподнялся на локте, пытаясь поцеловать ее, но Сакура улыбнулась и отстранилась, потянувшись к застежке на его брюках. Он уже не помнил, когда и как началось в этот раз: все запомнилось яркими, четкими отрывками, которые отпечатались в памяти подобно снимкам не слишком хорошо настроенного фотоаппарата. Пахло жарой, дурманящим жасмином и прожаренной солнцем пылью. За открытым настежь окном было слышно чириканье вездесущих воробьев и шелест клена, а совсем рядом, под собой, Наруто слышал прерывистое дыхание Сакуры. Она вцепилась в него, не позволяя отстраниться ни на сантиметр, уткнулась взмокшим лбом в его плечо и кусала губы, изо всех сил стараясь быть тише, а сам Наруто в это время двигался внутри нее, одуревший от ощущений и нехватки воздуха. Сакуре казалось, что она утопает в эпицентре обжигающего яркого солнца. Она чувствовала, что Наруто изо всех сил пытался сдерживаться, контролировать свои движения, но все равно секс получался грубоватым и жестким. Ей нравилось, когда Наруто начинал терять контроль рядом с ней. Когда-то она и подумать не могла о том, что с ним будет так хорошо. Что когда-то они будут вместе. Что дурашливый и, казалось, не взрослеющий Наруто однажды станет настолько привлекательным, но в тоже время останется по-прежнему добрым и верящим во все и всех. И что однажды на миссии, прямо перед серьезной схваткой с превосходящим по численности врагом, он просто дернет ее на себя, обнимет так, что кости начнут опасно хрустеть, и поцелует — неловко и неумело, а она от неожиданности ответит на этот поцелуй. Раньше она не могла бы и помыслить, что когда-то потом они набросятся друг на друга. Что будут друг на друге учиться доставлять удовольствие, что Сакура будет с трудом сдерживать стоны и только изредка станет всхлипывать, пока Наруто будет вылизывать ее шею и тереться об нее всем телом, дыша громко и прерывисто. Что потом они будут лежать, оглушенные и ошарашенные, и Сакура не отпихнет от себя Наруто, когда он нависнет над ней и потянется за поцелуем. Она не могла предполагать, что когда-нибудь это повторится. Но Наруто, казалось, был счастлив, а ей нравилось чувство причастности к чему-то и отсутствие ответственности. К тому же, с Наруто оказалось неожиданно приятно. Приятно разговаривать, проводить время, переругиваться, целоваться и спать. Просто спать, безо всяких намеков и действий. Она думала, что когда-то давно, во времена своей безответной влюбленности в Саске, она была слепа и глуха. Прямо рядом с ней всегда было солнце, а она хотела променять его на холодную, бесстрастную луну. — Эй, Сакура, — позвал Наруто, трогая ее за обнаженное плечо и глядя обеспокоенными, тревожными глазами. — Ты почему-то не со мной. Витаешь. Сакура улыбнулась. — Всегда рядом, Наруто, — сказала она. Всегда рядом, подумалось ей. Луне никогда не затмить обжигающее, но ласковое солнце.