Горький шоколад.

Вы знаете, что такое истинное безумие? Они желали друг друга до черной ненависти. Когда темный взгляд исподлобья и высокомерные горящие глаза встречались друг с другом, земля начинала сомневаться в силе своей гравитации, а теория Дарвина – в относительности. Рыжие взъерошенные волосы и идеальный черный лоск – дьявольское столкновение. Дьявольское притяжение… Хулиганы, ярые прогульщики, вечно расцарапанные и избитые тела, дикий шарм и невозможная страсть к жизни - вот что объединяло эти два диких цветка, диаметрально противоположных на первый взгляд. Молодые побеги всегда прелестны. Но лишь от этих маленьких ростков зависит то, что случится с ними в будущем – выживут ли, засохнут ли, умрут ли, сгорят… Они сгорали и ничего не могли с этим поделать. Некогда - год, два, а, может, и три назад,- они еще не были такими. Они были милыми росточками, ни о чем не думающими, счастливыми. Прошло немного времени, и они начали кое-что понимать. Они начали чувствовать опасность, исходящую друг от друга. Внезапно каждый из них начал стремительно расти, то ли чтобы заглушить товарища, то ли чтобы не проиграть тому, когда он станет таким же сильным. Сила росла, но чувство опасности росло в намного превосходящей прогрессии. И вот, настало время, когда они всё поняли. Поняли и одновременно упали на колени, разбив привычные границы своего совершенного и закономерного мира. Это было страшнее неопределенности. Ужаснее чего-либо. С тех самых пор их преследует эта невероятная, странная, душащая ненависть, сжигающая грудь, сковывающая легкие… Это безумие. Сколько раз они пытались бежать от этого, кричать в бессонной, плавящейся, словно раскаленный свинец, ночи, избивать друг друга в кровь, до боли и синей опухоли истязая руки, прятаться… Пока однажды они не спрятались в этом пыльном, чёрном, паутинистом коробке и не поняли, что это конец. Больше их взгляд никогда не станет ясным, рассудок холодным, а мысли… Мысли друг о друге никогда больше не покинут их дурные и горячие головы. Это безумие. Можно ли благодарить судьбу за то, что она позволяет им так бесстыдно терзать друг друга: днем – кулаками посреди оживленной улицы, а вечером – страстными ласками в запрелом паучьем углу? Пухлые, покрасневшие губы на ощупь ублажают смуглое, лоснящееся тело, пока это тело содрогается каждой мышцей в ответ на влажные поцелуи. Под утро в их домах будут раздаваться крики о том, в какой же грязи они валялись, чтобы так вымазаться. Но в пустых глазах будет лишь безразличие, а во рту – горький вкус ненавистного тела, перемешанного с запахом пыли, секса и призрачной тенью полугодовалого дождя. На следующий день они будут ненавидеть друг друга больше, чем можно вообще представить. Вечером ровно с той же силой впиваться в приторные, потрескавшиеся до крови губы и сгорать до предсмертной стадии, а потом они отпустят друг друга, зная, что завтра возненавидят вдвое сильнее. Их тела уже никогда не забудут друг друга, проклиная тот день, когда впервые неловко соприкоснулись в этом гниющем и душном сарае на окраине гетто. Страстная ненависть или ненавистная страсть? Эти понятия не имеют для них никакой разницы, пока кончик языка блуждает по рельефному торсу, вылизывая каждый кубик, а сильные пальцы до боли путаются в волосах и ползут по спине, пока красивые губы терзают не менее прекрасные, а внутренности выгорают дотла… Это их невыносимый секрет и сладостное проклятие. Пресный холод и горький шоколад.