Разве могло быть иначе?

Небо сегодня хмурится, переливается самыми мрачными оттенками серого, грозные темные тучи собираются на горизонте, дует сильный, но все еще теплый ветер, поднимая мусор в узких мрачных переулках. Красивые площади с изумительной архитектурой все еще наполнены людьми. Туристы копошатся там как тараканы, иногда с тревогой поглядывая на темнеющее небо. Похоже, близится шторм. До города доносятся звуки волнующегося моря, принявшего мерзкий грязный цвет. Очередной порыв ветра кидает мне в лицо порванные листки бумаги, оказывающиеся листовками с рекламой какого-то бутика. Я с раздражением трясу головой и продолжаю свой путь по площади Сан-Марко – главной и самой красивой площади Венеции. Я так погружен в мысли, что совершенно не обращаю внимания на прекрасные высокие купола и арки собора Святого Марка, которые в другое время могли бы привести меня в восторг. Венеция... Город с древней архитектурой, с узкими улочками и каналами, город, полный всяческих развлечений для туристов, яркий как на открытке. Как давно это было? Неужели, действительно, прошло пять лет с тех пор, как я вместе с «Пандрой» прибыл сюда, еще не догадываясь, что меня ожидает в будущем? Стоп! Хиномия, даже не смей вспоминать! Эти воспоминания под запретом! Ты, как был идиотом, так им и остался! И я, откинув прочь сомнения, иду дальше. Конкретной цели у меня нет. Я просто гуляю и пытаюсь придумать, что же мне делать дальше. Я снова потерял работу. И из-за чего, спрашивается? Из-за бессмысленной ссоры. В очередной раз…В последнее время я начал понимать, что у меня серьезные проблемы с психикой. Могу вспылить по всякому мелкому поводу. И это мягко сказано, вспылить! Кажется, в этот раз я в гневе прорычал что-то про права эсперов и ударил мерзкого напарника в его и так уже кривой нос. И сразу же вылетел с работы. Но я не жалею. Нечего было распускать язык и повторять за другими глупости! И так, я остался без стабильного заработка. Но у меня остались кое-какие сбережения, так что без денег я не остался. И тут же рванул в Венецию. Мне до боли захотелось снова увидеть эти улочки, вдохнуть солоноватый воздух, кое-где пропитанный неприятным гниющим запахом сточных канав. Я наконец-то прохожу сквозь толпу туристов и сворачиваю с площади в узкий проулок. Резкий порыв ветра заставляет меня поежиться – на мне лишь легкая белая майка и летние брюки. Становится прохладно, на лицо падает первая прозрачная капля. Но возвращаться в темный холодный номер гостиницы не хочется. Поэтому я продолжаю свой путь по пустынной грязной улочке. Улочка, надо сказать, отвратительна. Здесь повсюду мусор и мерзко пахнет помоями, кое-где валяются острые осколки. Высокие кирпичные стены, украшенные несуразными рисунками уличных художников, практически не пропускают свет, серое пасмурное небо кажется совсем далеким. Какой черт тебя сюда потащил, Хиномия? Я и правда не знаю, что забыл в этом отвратительном месте? В этом гадком городе, обертка которого ярко зазывающее блестит, а внутри все прогнило и провоняло помоями? Я прохожу узкий переулок и попадаю на открытое пространство. И тут же замечаю несколько теней, скользящих сбоку от меня. Что ж, ожидаемо. Чего ты хотел, шатаясь по таким злачным местам, Энди? Мне не страшно. С моей подготовкой, я уверен, что легко справлюсь и с дюжиной уличных хулиганов. Или же мои мозги временно отключились. Я понимаю, что слишком самоуверен, когда один из бандитов, высокий, широкоплечий, лысый и весь в татуировках, достает пушку. Это будет посложнее. Краем глаза я вижу четыре тени, которые окружают меня. В голове тут же созревает план. Удар в челюсть, уход из под прямого прицела, еще один удар, блок, четкий пинок в колено. Один готов. И тут же резкая боль в голове. Кто-то из уродцев схватил меня за волосы. Надо заметить, за мои густые длинные волосы, которые я отрастил за последние пять лет. Я рычу и резко подаюсь назад, попадаю затылком в челюсть своему противнику и с наслаждением слышу его стон. Но, с каждым мгновением во мне поднимается подозрение, что мои противники, не просто уличная банда хулиганов. Они умеют сражаться. У них есть определенный стиль, напоминающий стиль агентов «Брэп». Однако эти люди не похожи на американских агентов, скорее на наемных убийц. По коже пробегает холодок. Неужели, кто-то действительно решил подослать ко мне киллеров? Но кому я мог перейти дорогу? Бывшему шизонутому напарнику? Моя самоуверенность разбивается в клочья, когда один из мужчин ножом прорезает мне кожу на лице. Я чувствую, что слабею, что не смогу выиграть этот бой. Не против пяти хорошо обученных убийц. А они, похоже, только разыгрались. Разворот, удар, уклониться, подпрыгнуть, ударить, перевести дыхание. Сердце бьется в груди как сумасшедшее. Мне становится по-настоящему страшно. Я кричу, когда меня, в конце концов, хватают за волосы, кидают лицом в грязь и ставят сверху ботинок. Я чувствую вкус крови во рту, мои губы разбиты. Я ничего не вижу, кроме пыльного асфальта и ползающих по нему маленьких муравьев. Дождь прибавляет силу и капает мне на спину, попадая на открытую кожу плеч, заставляя мелкие раны гореть огнем. Что, вот так вот и закончится жизнь недоэспера Энди Хиномии? Я понимаю, что не хочу умирать. Не хочу, мать вашу! - Помнишь Уолша, ты, грязный, тупой эспер? – шипит мне один из убийц на ухо. И я все понимаю. Месть. Это банальная месть. И я не ошибся – это наемные киллеры. Но если честно, мне совершенно наплевать, кто их послал. Я просто хочу жить. Я чуть ли не впервые в жизни жалею, что не могу развернуться и припечатать со всей злостью этих гадов к соседней стенке только силой мысли или же просто телепортировать с этого отвратительного города, полного ненужных воспоминаний. Я чувствую, как один из убийц наносит мне сильный удар по шее, но я не теряю сознание, хотя перед глазами начинают плясать разноцветные круги. Меня всего лишь парализует. Всего лишь! Теперь у меня точно нет шансов слинять отсюда! В душе поднимается гнев. Но я совершенно беспомощен, тело абсолютно неподвижно, разве что шевелятся кончики пальцев. Я не могу даже сжать руки в кулаки! Это отвратительно чувство, быть таким беспомощным! Я практически не чувствую, как мою кожу на спине рассекают чем-то острым и холодным, очевидно кинжалом. Зато хорошо ощущаются теплые, даже горячие потоки, стекающие тонкими струйками по моему телу. Наверное, это кровь. К горлу подступает тошнота. Почему они просто не покончат со мной? Но нет, этим людям нравится смотреть на кровь, нравятся мучения жертвы. Так просто они меня не убьют. Меня переворачивают на спину, и я вижу лица своих мучителей. Но в переулке слишком темно, и нестерпимо кружится голова. Лица смываются в сплошные серые полосы, я могу различать лишь слабо переливающиеся в сером свете капли дождя. Я вижу кусочек неба, темного грозового неба. Я хочу улыбнуться, но мышцы лица не слушаются. Мои последние моменты никчемной жизни. Перед глазами на миг вспыхивают серые глаза и яркие всполохи. Но резкий удар коротким кинжалом заставляет меня перевести взгляд на убийцу. В темноте его глаза кажутся черными провалами в ад. Мужик злобно скалится, блестят белоснежные зубы, словно у хищника. Я перевожу взгляд на грудь и вижу рукоятку кинжала. Я знаю, что если его сейчас выдернуть, кровь не остановится, рана станет однозначно смертельной. И вот тогда я чувствую горечь и бешенство. Бешенство, поднимающееся волной по моему телу, собирающееся в комок на кончиках пальцев. Как смеет этот урод просто вот так вот втыкать в меня кинжал? Какое он имеет право взять и отнять мою жизнь?! Мир кружится. В глазах почему-то собираются слезы. В груди нестерпимо что-то жжется, сердце неровно дергается, а мои убийцы ржут, аж заливаются. Не могу смотреть на их кривые гримасы. Почему-то болит глаз. Мой левый глаз, который когда-то имел золотистый оттенок, а сейчас стал темным и безжизненным, с тех пор как я потерял свою силу. Я вижу, как лысый широкоплечий мужик склоняется надо мной, протягивает свои грязные руки, чтобы вытащить нож и, наверняка уже, покончить со мной. Я чувствую, как лезвие легко покидает мою плоть, чувствую отвратительную пульсацию на месте раны. И мир взрывается. Буквально! Я хочу заорать, но голосовые связки не слушаются. Все вокруг потонуло в красном свете. Бушует ветер, наверное, начался ураган, но почему-то на лицах моих мучителей страх. Вот перед глазами вспыхивают цветные полосы. Одна такая полоса попадает на стену, и та крошится, превращается в пыль. Это была белая полоса. А вот синяя. Она почти что нежно изгибается и проходит сквозь грудь лысого киллера. И в воздух взлетают алые капли. Я больше не чувствую онемения и встаю на ноги. Меня шатает, в груди болит, глаза слезятся. Но я могу двигаться. Меня слегка покачивает, когда раздается практически неслышный выстрел. Кто-то стрелял из пистолета? Но куда и попал ли? Цветные полосы продолжают свою пляску, плотно обвивая мое тело, поддерживая, давая силы и тепло. Ярко салатовая полоса берет главенство и направляется к оставшимся четырем уже жертвам. И я знаю, что она несет им смерть. И зажмуриваюсь, я не хочу этого видеть. Меня приводит в чувство ледяной ливень и грозный раскат грома. Я открываю глаза и вижу темные очертания тел. Я не могу различить цвет в таком мраке, но мне кажется, что все вокруг покрыто алым, воздух буквально пропитан теплым запахом крови, и этот запах проникает в меня насквозь, въедается в длинные каштановые волосы, в белую майку и светлые брюки. Я больше не могу этого терпеть. Перед глазами до сих пор мелькают цветные полосы. Мое сознание отказывается принять происходящее. По виску течет что-то горячее. Я провожу рукой по ране, в руке остается острый металлический предмет, вымазанный чем-то мокрым – это пуля. У меня в виске была пуля. В меня стреляли. Мне прострелили голову, мать вашу! Но я по-прежнему жив и стою в грязном переулке в обществе пяти трупов. Когда сознание пытается что-то мне сказать, что-то важное, я делаю глубокий вдох и бегу. Бегу изо всех сил, даже кажется что лечу. Мир дробиться в глазах темными красками. Дождь скрывает слезы, которые наверняка текут по лицу, он же смывает красные полосы, сильный ветер уносит прочь мерзкие запахи. Люди вокруг провожают меня возмущенными взглядами, но их лица лишь светлые полосы для меня. Я в кого-то врезаюсь, кажется в школьника. На землю падает яркий бирюзовый зонт. Но я даже не произношу слов извинения, просто не могу. Лишь замечаю белые пряди волос и бегу прочь. Мой путь оканчивается в моем номере. Как только за мной захлопывается дверь, я понимаю, что силы меня оставляют, тело наливается предательской тяжестью, должно быть я потерял слишком много крови и сейчас просто подохну. В итоге я падаю на пол там, где стоял, и проваливаюсь в манящую меня темноту. - Тяжелый выдался денек. Но теперь все хорошо. Здесь все семья! – синеволосая Момидзи, из-под пальцев которой появляются аккуратные маленькие стежки. Она зашивает небольшую прорезь на знакомой куртке. Свет тысяч ламп слепит глаза, все вокруг украшено, все сверкает. Из центра зала слышится возбужденный гул эсперов… Семья. Разве понимал я в полной мере это слово в то время? Яркий безоблачный денек, громкий смех детей, солнечные блики на прозрачной поверхности бассейна. И беззлобный пинок, теплая водичка. Ироничная ухмылка Хебу… Цветущая сакура, приятный еле заметный аромат, много цветных лавочек и толпа народу. Счастливое время, когда рядом друзья. Поездка в Японию и запоминающийся поход по магазинам. Тяжелые ремни рюкзака, впивающиеся в плечи. Счастливая улыбка Югири… Потерянный ограничитель, страх разоблачения. Тонкие холодные пальцы майора застегивающие цепочку на шее. Ледяной взгляд серых глаз, таких печальных и полных боли, неестественных на столь юном лице… Пылающий корабль, тонущий корабль. «Катастрофа», разрушенная, поломанная, как ненужная более игрушка, идущая ко дну. Военные корабли, звук разрывающихся ракет, запах пороха, гул отдаляющихся вертолетов, ледяные черные волны и падающая с неба хрупкая фигура с белеющими волосами... Кошмарные видения, вызванные силой Югири. Крики простых людей. Порывы силы Кеске. Нарушение его приказа. Знакомые цветные полосы силы, жалящие, кусающие, тонкие пальчики Югири, хватающиеся за куртку. И желание, непреодолимое желание помочь стоящему напротив подростку, одетому в черную школьную форму. Сильные объятия, молитвы, сила, током бьющая по нервам и боль в левом глазу… Я открываю глаза и понимаю, что валяюсь на холодном полу в прихожей моего номера в Венеции. Уже наступило утро. На светлом паркете играют солнечные блики, пробивающиеся сквозь распахнутые легкие занавески, окно слегка приоткрыто, с улицы доносятся звуки обычной утренней суеты и приятные запахи свежеиспеченного хлеба. Слева от гостиницы находится кондитерская. Как было бы здорово сейчас встать и съесть сладкую мягкую булочку, запивая ледяным молоком. Нет, это нормально? Очнуться после такого ранения и пожелать тут же пойти за сладеньким? Хиномия, ты сошел с ума? И с каких пор тебе хочется молока? Что-то подозрительно! Я медленно встаю, пошатываюсь. Тело ломит, ноги дрожат и чувствуется нереальная слабость. Тем не менее я совершенно точно проголодался. Я включаю онемевшими пальцами свет и прохожу в ванную. Нужно принять душ и снять с себя грязную одежду. И разобраться с ранами, в конце концов! Я стягиваю с себя грязную, заляпанную кровавыми разводами майку и осматриваю небольшой, но глубокий рубец, пульсирующий болью. Кожа вокруг покрасневшая и ужасно чешется. Но для смертельной раны выглядит неплохо, как будто бы прошло дней пять после ранения. Странно, не припомню, чтобы на мне раны так быстро затягивались. Но размышлять об этом феномене не хочется. Я с наслаждением принимаю горячий душ, с силой тру кожу, как будто бы стараясь избавиться от мерзкого запаха крови, который, казалось, прилип к моему телу. Теперь я чувствую себя намного лучше, даже слабость потихоньку отступает. Я беру деревянный гребень и хочу расчесать мокрые волосы, когда взгляд падает на зеркало. Мир в очередной раз переворачивается. Нет, в зеркале, без сомнения, отражается некто по имени Энди Хиномия. У молодого человека в отражении те же резкие черты лица и те же разноцветные глаза, брови вразлет, тонкие обкусанные губы, чуть бледноватая от потери крови кожа и длинные волосы. Абсолютно белые волосы. Сбоку на виске виднеется чуть затянувшаяся кошмарная рана от пули. Это сон? Или чья-то дурацкая шутка? Я подхожу к зеркалу и дотрагиваюсь до гладкой поверхности кончиками пальцев, в висках пульсирует. Мне страшно. Страшно, что я окончательно рехнулся. Беловолосый парень повторяет мои движения. Я перевожу взгляд на себя, пропускаю сквозь пальцы тонкие седые пряди волос и думаю, что пора бы их обстричь. На кой черт, мне сдались длинные волосы? До меня до сих пор не доходит, что я совершенно седой. В моем то возрасте! Я аккуратно расчесываюсь и собираю белые пряди в хвост, лишь бы не видеть. Дальнейшие планы касаются столовой. Я чувствую нереальный голод! По дороге лица снова сливаются в одни сплошные пятна. Голова снова неприятно кружится. Я падаю за первый же столик и начинаю в нетерпении стукать по поверхности пальцами, ожидая официанта. Я сижу на летней веранде за небольшим круглым столиком из темного дерева, покрытым блестящим лаком. Светит яркое солнце, от вчерашнего шторма не осталось и следа. Шум множества посетителей раздражает. У меня начинает болеть голова. Рядом раздается легкий скрип стула. Я с неудовольствием поворачиваюсь к тому, кто посмел нарушить мое приятное одиночество. Готовый сорваться с языка невежливый окрик замирает в горле. На стуле рядом со мной сидит Хебу Кеске. Ничуть не изменившийся, в той же знакомой черной школьной форме, с теми же глубокими серыми глазами и белесыми тонкими волосами. Он слегка сутулится, его фигура в солнечном свете кажется еще более хрупкой, чем обычно. Длинные пальцы поигрывают на поверхности стола. На тонких губах расплывается ехидная усмешка. - Ну, здравствуй Хиномия! Я чувствую, как внутри все замирает, когда слышу этот знакомый голос. Как он нашел меня? и главное зачем? В голове вспыхивает воспоминание о школьнике, которого я сбил вчера. Яркий бирюзовый зонт и белые волосы. Так это был он! Пожалуй, мне даже больно видеть его здесь, такого родного и такого радостного. Мне кажется, что от его фигуры исходит легкое сияние, что режет мне глаза. Сейчас я бы хотел побыть один. А не морщиться от болезненный воспоминаний. И не мучиться осознанием, какой же я придурок. - Что ты здесь забыл? – мой голос тихий и сиплый, как будто бы я долгое время надсадно кричал. Изящные брови взлетаю вверх в притворном изумлении. - Ты не рад меня видеть? Я фыркаю. Не рад? Даже и не знаю, что ответить на этот вопрос. С одной стороны я всегда рад увидеть майора, с другой стороны - его появление сулит очередными неприятностями. А мне своих проблем хватает! Я отвлекаюсь, и практически невесомое прикосновение к виску становится для меня неожиданным. Кеске аккуратно проводит пальцами по свежей ране и хмурится. В его глазах мелькает тень гнева, но юное лицо уже через мгновение принимает свое обычное выражение. - Похоже у тебя проблемы, Хиномия. Я мотаю головой. Нет, я не собираюсь пересказывать ему события прошлой ночи. Ни за что! Хебу фыркает и откидывается на стуле назад, скрещивает руки на груди. В глазах - хитринки. - Ты не отдаешь себе отчет во многих смыслах. Опять эта его фразочка? Как же меня бесит этот его надменный тон! - Перестань говорить со мной так, будто бы я несмышленый ребенок! – практически рычу это ему в лицо. Я не замечаю, как мои руки вцепляются в плечи беловолосого подростка, как пальцы больно впиваются в черную ткань, как в голове гудит. Я чувствую гнев и только гнев. Снова эмоции берут вверх надо мной! Как же бесит! - Ой ой, кажется у кого-то проблемы с психикой, - голос Хебу пропитан насмешкой, но в то же время в нем слышится беспокойство. Я вздрагиваю, когда тонкие пальцы накрывают мои руки. И мир дробится, и вновь собирается в единую картинку. Но уютная утренняя Венеция пропадает, мы находимся, очевидно, в каюте шикарного лайнера. Ну, снова здорово! А я так и не поел! Чувствую досаду и отворачиваюсь от наглой белобрысой морды. - Вот гад! В ответ слышится лишь легкое хмыканье. - Пять лет прошло, Хиномия. Неужели тебе не интересно снова встретиться с твоими друзьями? Что это в его голосе, обида? Хебу Кеске обиделся на Энди Хиномию за его уход из «Пандры», больше похожий на бегство? Не смешите, в самом деле. Конечно же я хотел бы остаться с ними. Хотел бы переругиваться с Кеске, вечерами играть в бильярд с Йо, читать на ночь сказки Югири и посмотреть, какой же она вырастет красавицей, спорить на философские темы с Момидзи - как ни странно, гоняться за наглым Момотаро. Я хотел бы темными ночами стоять на высокой палубе «Катастрофы», вдыхать прохладный воздух, наполненный теплом летней ночи и солью морских волн, смотреть на далекие такие яркие звезды на черном полотне. Хотел бы снова отметить день рождения майора и в этот раз подарить подарок. Хотел бы в дождливый день пристроиться около окна в своей каюте и поразмышлять о своей жизни. Хотел бы…да много чего хотел бы. Но я больше не эспер, я лишен своей силы, и мне нечего делать в «Пандре». Да и «Катастрофа» уже не тот, а совершенно новый корабль. - Ты меня вообще-то слушаешь? Кеске тянет меня за длинные пряди волос, надменно и гадко так ухмыляясь. Я может быть и ответил бы ему что-то резкое в ответ, но натянутые корни волос вызывают страшные воспоминания прошлой ночи. Я чувствую, как внутри поднимается паника. И это ненормально. Я буквально задыхаюсь от ужаса, а перед глазами стоят пять темных теней и алые потоки крови. -Отпусти, - почти шепотом и умоляюще прошу я, стараясь разглядеть лицо майора сквозь темноту воспоминаний. Серые глаза расширяются в удивлении, похоже, я веду себя слишком странно. - Да что с тобой такое, Хиномия? Не поделишься? – Хебу, конечно же, игнорирует мою просьбу и слегка дергает меня за волосы, тем самым заставляя приблизиться к нему. Резинка лопается, и густые пряди падают мне на плечи. – Тебе однозначно необходимо подстричь волосы. И что это за новый имидж? Белый цвет тебе не идет. Я снова пытаюсь придумать в ответ колкость, но слова застревают в горле, теперь перед глазами полыхают цветные полосы. И я начинаю понимать, к чему это приведет. - Нет, - мой хрип сливается с гулом, возникшим внезапно в просторной комнате. Я крепко зажмуриваюсь и слышу звон разлетающихся на кусочки стекол. - Совсем сдурел? Сейчас голос майора напряженный, в нем слышится нескрываемое удивление. Я открываю глаза и вижу, что он сидит на полу у стенки и недовольно потирает затылок – видимо хорошо его приложило. Весь пол украшен переливающимися в утренних лучах солнца кусочками стекла. Сквозь пустые рамы в комнату проникает такой свежий и приятный запах моря. Я вдыхаю полной грудью и внезапно успокаиваюсь. Накатывает нереальная слабость. Кажется, это результат использования силы. Какой силы, я стараюсь не задумываться. Не до этого сейчас. Я покачиваясь иду до кровати и падаю на нее. Мне явно нехорошо. Кровать широкая и удобная, покрытая красивой изумрудной тканью. Я провожу рукой по гладкой поверхности покрывала, оно прохладное. Страхи постепенно отступают. Хватит. То, что было вчера, было вчера. Забудь, Хиномия. И постарайся сосредоточиться на настоящем. Через несколько мгновений надо мной склоняется тень. Это Хебу, кто же еще. Конечно же, ему просто жизненно необходимо докопаться до правды. Но я сейчас не в настроении обсуждать случившееся. Я поднимаю голову и смотрю на худую фигуру, освещенную теплыми лучами. На бледной щеке алеет тонкая царапина. Чувствую сожаление, это я виноват. - Зачем ты притащил меня сюда? – стараюсь придать голосу недовольное выражение. На самом деле я не уверен, что хочу уйти отсюда. Беловолосый подросток пожимает плечами и садится рядом со мной на кровать. Подросток, как же. Но никак не могу отделаться от мысли о каком-то глобальном обмане. Кеске выглядит таким юным и хрупким, сложно представить ту мощь, которой обладает это щуплое тело. Как и сложно представить, что этот человек прожил на свете более восьмидесяти лет. Что-то меня понесло. Перестань так на него пялиться, Энди! Сейчас же! - Послезавтра день рождения, Югири. Она пожелала, чтобы ты присутствовал у нее на празднике. Я сжимаю кулаки. Югири? - И это вся причина? А прислать пригласительное было так сложно? Обязательно было так кардинально врываться в мою тихую мирную жизнь? Впрочем у кого я спрашиваю. Я слышу тихий смех Кеске. Да, да, мои слова про тихую и мирную жизнь могут рассмешить, особенно если учесть мой внешний вид. - Тихая мирная жизнь? Хиномия, ты… Я не даю ему договорить. Нет, рассказывать я не буду, как бы ты не просил! - Замолчи. У меня нет настроения говорить об этом сейчас! - О, я смотрю, мы отрастили зубки, - мягкий смешок со стороны Хебу. Я делаю глубокий вдох и смотрю в его бесстыжие серые глаза. Какие же чувства всегда вызывал у меня этот человек? Кто знает. Но я точно уверен, что меня всегда тянуло к нему. Хотелось быть поблизости, упиваться его силой, его властью. Рядом с этим человеком я чувствовал себя в безопасности, как и все в «Пандре». Долгие пять лет я не решался вспомнить что-либо о наших совместных «приключениях». Я закрывал воспоминания на замок, но они все равно пробивали брешь и появлялись в моих снах. Сейчас мне не нужно вспоминать. Я там, где должен быть. И неважно эспер ли я или нормальный. - Хиномия, ты меня пугаешь. Что за взгляд? Я не отвечаю. Просто не нахожу слов. Медленно протягиваю руку и провожу по тонкой царапине, оставленной осколком стекла. Кожа под пальцами гладкая, холодная и нежная. Юная. Серые глаза расширяются в изумлении. Похоже, он не ожидал такого от меня. Я тоже от себя не ожидал. Мне даже хочется рассмеяться, я не знаю, что собираюсь делать дальше. Однако мои руки решают за меня. Они осторожно обводят линию острых скул, поднимаются выше по лицу, зарываются в седые мягкие волосы, осторожно тянут их, потом опускаются на затылок и слегка надавливают. В итоге я притягиваю Хебу к себе и вцепляюсь в него судорожными объятиями. Вот чего мне всегда не хватало! Я чувствую его легкую растерянность, напряженность тела под моими руками. Но одновременно я чувствую его тепло, мне приятно вот так вот сжимать объятия. Спустя несколько секунд тело под моими руками расслабляется, и на мои плечи опускаются его руки. Я ухмыляюсь. Не прогадал. - Хиномия, ты сам напросился, - пожалуй ехидный шепот в ухо. Я демонстративно фыркаю. Тоже мне, напугал! Кеске давит мне на плечи, и я падаю на спину. Он нависает сверху, его глаза ярко сверкают. Утреннее солнце играет на белых прядях, оттеняющихся черной тканью пиджака. Я откидываю прочь сомнения и притягиваю его к себе. И целую, страстно, жарко, грубо, так как всегда желал. По телу пробегают мурашки. В груди становится жарко. Мои руки гладят худую спину. И шершавая ткань начинает раздражать. Я отрываюсь от горячих губ Хебу и расстегиваю мелкие пуговицы его пиджака. Как же они раздражают меня! - Мог бы и сказать, что тебе не нравится моя одежда. Зачем же так радикально от нее избавляться? Майор хмыкает и щелкает пальцами. Пиджак исчезает с его тела. Телепортация? Прекрасно. Я вновь всматриваюсь в его такие обычно хмурые глаза и понимаю, что схожу с ума. Разве правильно вот так вот с утра пораньше лежать в каюте Хебу Кеске, целовать его, раздевать, чувствовать нарастающее возбуждение? - Чего застыл то? Я вздрагиваю от звука его голоса, такого интимного сейчас голоса. Тело наполняется тяжестью, я напрягаюсь, как перед прыжком и одним махом подминаю его под себя. Сегодня главным побуду я! А он и не сопротивляется, только смотрит на меня хитрющим взглядом и ласково проводит по лицу руками. Ласково… Хебу и ласково? Где-то сдохло что-то крупное, определенно. Однако, если серьезно то, что я на самом деле знаю об этом человеке? И откуда бы мне знать, ласков он или груб в постели? Я не выдерживаю и наклоняюсь к нему, целую бледные щеки, спускаюсь к шее, слегка прикусываю кожу, слышу судорожный вздох. Хмыкаю в ключицы и продолжаю путь вниз, постепенно расстегивая белоснежную рубашку. Какой же он хрупкий! Вот рубашка резко сдернута с худощавых плеч и летит куда-то в сторону. Я провожу рукой по плоскому животу, на котором прослеживаются следы пресса. Аккуратно обвожу края рваных шрамов, оставленных пулями, прикасаюсь губами к мягко очерченным соскам. Я чувствую себя странно, ощущая, что этот сильнейший эспер сейчас в моей власти, в моих руках. Меня доводит до сумасшествия его податливость, как он выгибается, откликаясь на мои прикосновения, как судорожно вдыхает воздух сквозь крепко сжатые зубы, лишь бы не выдать ни одного звука. Моя рука ласково оглаживает кожу вокруг пупка и спускается вниз под ремень брюк. Кое кто определенно возбужден. Я слышу сдавленное шипение и смеюсь. - Прекрати ржать, Хиномия! Его возмущенный вопль звучит так внезапно и громко. Он подскакивает и кидается на меня, словно дикий зверь, его глаза горят аквамариновым цветом, по комнате проносится вихрь. В следующее мгновение на нас нет ни клочка одежды, мы абсолютно нагие. Ну, Хебу! Я несколько неуютно подергиваю плечами, когда разгоряченной кожи касается прохладный воздух, но мне не дают замерзнуть. Кеске притягивает меня к себе, сам впивается в мои податливые губы. Он так близко. Тело к телу, член к члену. Я буквально чувствую, как в этом хрупком теле клубиться невероятная сила и это заводит меня еще сильнее. Понимаю, что эту силу сдерживает сейчас моя собственная. Я вцепляюсь в седые волосы и дергаю их, я вижу, что ему это нравится. Тонкие пальцы поглаживают мою спину, не царапают, лишь аккуратно пробегаются по свежим ранам. Ранения делают кожу еще более чувствительной, и небольшие болевые покалывания доставляют мне удовольствие. Я выдаю тихий стон, когда Хебу резко двигается подо мной. Что же этот человек делает? Я слегка отстраняюсь от него и касаюсь пальцами гладкой головки. Он невероятно возбужден и бесстыже раздвигает бедра. Я упиваюсь этой картиной. Разве этот тот самый жестокий, бесстрашный, беспринципный майор, которого я знаю? На его бледных щеках играет лихорадочный румянец, глаза зажмурены, а губы закушены. Я хмыкаю и провожу рукой по всей длине члена. И Кеске резко прогибает спину. Но ни одного звука не слетает с его закушенных губ. Нет, так не пойдет! Я прикладываю руки к своим щекам, они тоже горят. Я весь горю в возбуждении и нетерпении. Все происходящее кажется мне сном или бредом. Я облизываю указательный палец и начинаю мягко массировать сжимающееся колечко мышц. - Что ты… Кажется, кто-то тут пытается протестовать? Что это еще за новости? Я не обращаю на бормотания Кеске внимания. Он снова пытается взять все под свой контроль, как и привык. Но не сейчас, сегодня командую я. Первый палец проникает в узкое влажное отверстие. И наконец, каюту оглашает первый стон, сорвавшийся с тонких губ, так часто искривленных ехидной ухмылкой. Я судорожно выдыхаю и сгибаю палец внутри него. Да, так лучше. Я наклоняюсь и целую это юное, горячее лицо. Как же мне хорошо сейчас! Почему я не додумался до такого сценария раньше? Я добавляю второй, а затем и третий палец. Голова начинает кружиться, Хебу вцепляется в мои плечи пальцами и что-то шепчет мне на ухо. Я не слышу его слов, я могу лишь самозабвенно покрывать это хрупкое тело поцелуями, не забывая работать пальцами. Его громкие стоны звучат в ушах как соната. Я никогда не видел его более открытым и таким юным. Сейчас он действительно выглядит, как семнадцатилетний подросток. И это приятно. Сейчас я не чувствую нашей разницы в возрасте. - Что же ты медлишь… - полустон, переходящий в слова. Я вижу, что он весь горит в нетерпении, его член истекает смазкой, мои пальцы уделяют ему внимание. Но я знаю, чего он хочет. Я хочу того же, отвлекаюсь на собственное уже болезненное возбуждение. Я подхватываю Кеске под спину и вхожу в него на всю длину сразу, не жалея. Я знаю, что ему больно. Но так же знаю, что эта боль приносит наслаждение. Раны на спине начинают пульсировать, кожа натягивается, но я не обращаю на это внимания. Я двигаюсь в нем резко, грубо, буквально вбиваюсь в него со всей своей силой. Перед глазами плывут цветные круги, по вискам стекает пот, а мои белесые волосы падают на лицо и закрывают его от меня. Я трясу головой в нетерпении и откидываю пряди назад. Точно обстригу! Мои пальцы продолжают ласкать налитый член Хебу, я вижу, что он на пределе. Он кончает с громким стоном, которого уже не стыдится. Я присоединяюсь к нему через несколько секунд. Как же приятно чувствовать эти сжимающиеся тесные мышцы вокруг себя! Я опускаюсь на него сверху и просто глажу его по лицу. Розовые сопли. Романтика! Что же ты творишь, Хиномия? Но меньше всего меня сейчас волнует мой внутренний голос. Аквамариновые глаза продолжают мягко светиться… - Что ж, похоже критическая ситуация вызвала пробуждение скрытого потенциала. Так же есть следы поглощения силы. Хотя, я не понимаю, как такое возможно. Наблюдается сильное истощение тела. Отсюда седые волосы. Надо мной склоняется молодой эспер в белом халате. Он расположил свои руки напротив висков и что-то там бормочет насчет скрытого потенциала. Поглощенная сила? Не тот ли это случай, когда я заблокировал мощь Кеске? И седые волосы. Теперь мы еще больше похожи друг на друга. Я лежу на больничной койке в лазарете на новой «Катастрофе». На этот раз здесь оборудована настоящая лаборатория с самыми новейшими приборами. Рядом стоит Хебу Кеске и с хмурым видом взирает на меня. Как только мы проснулись, он сразу же потащил меня сюда. Захотелось ему узнать природу моих открывшихся способностей, видите ли! И ведь ни намека на то, что было с утра! Даже бровью не повел. Гад редкостный! Я закрываю глаза и отдаюсь в руки эспера-медика. Пусть делают, все что хотят. А я вот так вот тут просто полежу. На душе спокойно. Ни страха, ни гнева, даже страшные воспоминания померкли. Наверное, потому что рядом он. Я слышу, как хлопает дверь. Открываю глаза и вижу, что мы с майором остались одни. Он все такой же хмурый, одетый в свой черный костюм. Но вот Хебу переводит взгляд серых глаз на меня и губы подергиваются в обычной полу-усмешке. - Судя по всему в тот раз тебе повезло, впрочем как всегда. Ты поглотил часть моей силы. Поздравляю, теперь ты самый что ни на есть настоящий эспер. Я хмыкаю, что он хочет этим сказать? Если честно, мне наплевать эспер я или нет. Сейчас я слишком расслаблен, чтобы задумывать об этом. - Ты не рад? – Кеске проводит пальцами по заживающей ране на груди, оставленной кинжалом. - Мне все равно. И я говорю правду! Сейчас меня волнует лишь его прикосновение, от которого все волоски на теле встают дыбом. Перестань, ты старый извращенец! - Нетерпеливый юнец, - фыркает Хебу, заметив мою реакцию. Но он может сколько угодно ехидничать, я то вижу, как загорелись аквамарином его глаза. Он склоняется надо мной, нежно проводит кончиками пальцев по шее, я чувствую легкую прохладу знакомой цепочки. Ограничитель. Теперь он мне точно понадобиться. - Пошли отсюда, - я резко вскакиваю с кровати, хватаю свою рубашку и натягиваю ее на успевшее замерзнуть тело. Мне почему-то резко захотелось выбраться из этой белоснежной больничной обстановки. Я ведь не болен. Раны почти зажили. А мне еще срочно необходимо подстричь волосы, лезущие в глаза в самые ответственные моменты жизни! Я хватаю Кеске за руку и тяну его за собой. Он подчиняется и мы идем по узким коридорчикам «Катастрофы». Новый корабль еще более роскошен, чем прежний. Сверкающие люстры, толстые ковровые дорожки алого цвета, расшитые золотистыми узорами, на верхних палубах огромные окна, украшенные тяжелыми дорогими портьерами, стены, покрытые светлыми панелями. Мы выходим на палубу, и я уже вижу знакомые вытянувшиеся от удивления лица. Они меня узнали, точно. Даже с такой непривычной прической и уродливым шрамом на виске. Мой взгляд натыкается на невысокую стройную фигурку, изящную девушку, обладательницу чудесных темных кудрей. Юная красавица одета в легкое белое платьице, на голове красивая шляпка, украшенная цветами. Это же Югири! Я улыбаюсь во все тридцать два зуба и махаю руками моим друзьям. В груди тепло. Ощущение такое, будто все эти годы я скитался как беспризорник, а сейчас вернулся домой. Домой… - Добро пожаловать домой, Хиномия, - тихий голос Кеске над ухом. Я передергиваю плечами. Его теплое дыхание обжигает мою шею. Я иду навстречу своей семье по залитой солнечным светом палубе. Вокруг корабля переливается ярко-голубое море, в небе кружатся несколько чаек, слышится детский смех. Все так, как должно быть. И я понимаю, что теперь я могу остаться. Я эспер и всегда им был, кто бы что ни говорил. Мое место здесь, рядом с Хебу, рядом с подросшей красавицей Югири, рядом с теми, кто дорог моему сердцу. Я вижу счастливую улыбку Момидзи, она ничуть не изменилась, стала только краше. Йо фамильярно обнимает меня за плечи и уже составляет коварные планы по обыгрыванию меня в бильярд. Кто бы сомневался! Югири стоит рядом, ее щеки покраснели, но в глазах нескрываемая радость и тепло. Конечно же, я остаюсь. Разве могло быть иначе?