Искусство компромиссов

      Я, правда, пытался искать компромиссы в общении с ним, но выходило отвратительно. Ведь он бесил меня непередаваемо. Насколько его отец был смел и предан друзьям, настолько он — взбалмошен и безрассуден. Правда, он гениальнее отца. Еще более увлечен своим делом, порой даже слепо не замечая остальной мир.       Прекрасный образец той очаровательной наглости, которая притягивает людей. Хороший плохой парень. Неидеальный идеал. Это раздражает. Все его недостатки в глазах толпы оборачивались в достоинства. Неумение держать язык за зубами — в находчивость, хамство — в остроумие, мизантропия и пренебрежение — в романтическое одиночество гения.       Казалось, что я наблюдал за ним так долго и тщательно, что если закрыть глаза, его образ настолько четко встанет передо мной, будто он отпечатался на внутренней стороне моих век.       Невысокая поджарая фигура, рваные, словно случайные жесты, ленивая речь, живые черные глаза. В этих темных омутах навеки, казалось, застыло выражение превосходства и усталости. Оно, кстати, тоже бесит.       Мне не нравилось в младшем Старке совершенно ничего, кроме, пожалуй, его способности мгновенно ориентироваться в ситуациях повышенной опасности. Отличное качество для боевого товарища и напарника, и совсем бесполезное для друга. Но мы практически и не виделись вне поля боя. Он не являлся на задания Щ.И.Т.а, считая их для себя незначимыми и мелкими. Я не ходил на вечеринки и светские рауты, так как чувствовал себя там крайне неуютно и не знал, чем себя занять. Я любил рисовать, джаз и мотоциклы. Он — технику, рок и спортивные купе.       И, тем не менее, нас иррационально тянуло друг к другу. Всеми силами стараясь избегать нежелательных встреч, мы лишь чаще пересекались. Не желая встречаться с ним в коридорах Щ.И.Т.а во время его редких визитов, я усиленно прятался в хозяйственных помещениях или в спортзале, но в те редкие моменты, когда я выбирался за водой или по просьбе кого-то из сотрудников службы, неизбежно натыкался на него. И, вроде бы, что мешало нам, пылая взаимной неприязнью, просто разойтись, сделав вид, что нас друг для друга не существует? Но нет, это был бы тот самый компромисс, а на него никто из нас идти не желал. Он обязательно делал мне саркастичные замечания, я отвечал, вежливо кивая, чем раздражал его еще больше. Он изо всех сил старался показать, что лучше меня. Я же — что меня это ни капли не задевает. Такие словесные пикировки, как правило, не заканчивались без вмешательства третьих лиц. Казалось, мы можем вечно перекидываться язвительными репликами, стоя у автомата с шоколадками. Тогда я не понимал главного подвоха жизни. С первой нашей встречи, с первой реплики и первого взгляда уже были «мы». Не отдельные личности — Стив и Тони — нет. А что-то связанное, целое. Но это я понял гораздо позже. А тогда я поглядывал на него сверху вниз, стараясь не отвести взгляда от полных иронии коньячных глаз, чтобы он не счел это моим поражением. Еще одна особенность нашего общения, кстати. Старк обычно не задерживал взгляд на собеседнике во время диалога и лишь со мной разговаривал лицом к лицу, глаза в глаза. Словно протягивая тем самым между нами невидимые нити, делая эту нежеланную фатальную связь еще крепче. А я никак не мог этому противиться. Ведь если я уступлю, то это будет компромисс, а именно со Старком я этого не желал.       Самое странное, что впервые эту связь заметил даже не кто-то из нас двоих. Это была агент Романофф, которая чаще всего прерывала наши перепалки в коридорах Щ.И.Т.а. Дело ли тут в пресловутой женской интуиции или в ее жизненном опыте, я не знаю. Эта русская всегда отлично чувствовала взаимоотношения людей и их эмоции. Она всегда понимающе усмехалась, наблюдала за нашим диалогом некоторое время издали, а затем бесшумно подходила ближе и уводила кого-либо из нас якобы по делам. Я был ей искренне благодарен за это. Что до Тони, тот лишь недовольно закатывал глаза и, явно действуя рыжей шпионке на нервы, сетовал о том, что, видимо, Романофф все еще пылает к нему неземной страстью, если никак не может справиться без Старка. Что думал он на самом деле — оставалось загадкой.       Младший Старк вообще был полон загадок и тайн. Находясь все время под прицелами фотокамер, облепленный журналистами, как пиявками, он каким-то непонятным способом умудрялся хранить подробности своей жизни в секрете, виртуозно увиливая от вопросов корреспондентов и скрываясь за тонированными стеклами автомобилей. Он знал все обо всех. О нем никто ничего не знал. Нет, если вбить его имя в поисковой системе, то информации было предостаточно, но я чувствовал, что едва ли треть ее — правдива. Казалось, что тот Тони, которого знает пресса, и тот Старк, которого знаю я — вообще разные люди. Первый — бесшабашный, ветреный и веселый. Второй — язвительный и уставший. Оба раздражали. Но что-то мне подсказывало, что ни один из них не был настоящим. А вот с настоящим Тони мне бы хотелось познакомиться. Может, с ним бы мы нашли общий язык. Только как это сделать, я не знал. Старк всегда прятался. Будь то золотое забрало брони, или же белозубая плутовская улыбка.       Однажды, в какой-то момент, это стало моим своеобразным наваждением, моей идеей фикс. Разглядеть Старка за этой маской сумасбродного миллиардера. Я стал желать с ним встречи, старался попасть на совместные задания, даже на благотворительную вечеринку один раз сходил. Усиленно отгонял мысли о том, что веду себя, как помешанный сталкер. Но все же эти меры возымели свой эффект. Я узнал, что эгоизм Старка — это не то привычка, не то защитная реакция. И проявляется он только на словах. На деле же Старк всегда лез на рожон, закрывал других бронированной грудью и огребал больше, чем кто-либо из команды. Такая жертвенность с тщательно созданным для прессы образом «миллиардера-плейбоя и вся песня с припевом» не вязалась никак. Это было одно из качеств настоящего Тони, и оно выставляло его в лучшем свете.       Следующим крах потерпел миф о его алкогольной зависимости. Если Тони ею и страдал, то уж точно не на моей памяти. На той единственной вечеринке, где я был, Старк весь вечер грел в ладони один и тот же бокал с коньяком, изредка поднося его к губам, но не делая ни глотка. И, несмотря на это, под конец мероприятия уже выглядел порядочно налакавшимся и приставал к каким-то дамочкам, которые млели от внимания «перебравшего» миллиардера и в упор не замечали, что, несмотря на слегка заплетающуюся речь и чересчур активную жестикуляцию, глаза у Тони были совершенно трезвые. Кстати, ни одна из этих женщин так и не ушла в итоге с ним. Так полетел в топку еще один миф — о Тони-бабнике. Может, по юности он таким и помышлял, но явно не сейчас. В жгучих темных глазах не было ни капли интереса.       Я собирал подобные кусочки жизни Старка, словно мозаику, кропотливо выстраивая общую картину. Выпавшие из бумажника чеки: первый — на мужской дизайнерский костюм стоимостью более тысячи долларов, а второй — из маленькой дешевой кофейни в Бушвике на большой стакан эспрессо и коробку пончиков. За первый — расчет кредиткой и аккуратная ровная подпись черной перьевой ручкой внизу белой полоски бумаги. За второй — наличными. Не знаю, что меня больше тогда поразило: огромная сумма, отданная на тряпки, или то, что мы с Тони посещали одну и ту же кофейню.       Следующие кусочки мозаики — куча маленьких отметин на руках Старка. Их я заметил на плановом медицинском осмотре в Щ.И.Т.е. Да-да, тут есть и такие. И да, Старк там появился. Впервые за долгое время. По моему скромному мнению, в этом виновата дотошность и упрямство директора Фьюри. У Ника потрясающая способность доставать окружающих. Порой проще сделать так, как он говорит, чем объяснить, почему нет. Я ведь тоже там был, хотя, впрочем, зачем оно мне? Я же суперсолдат. Крупно сомневаюсь, что во время очередного осмотра у меня внезапно диагностируют прогрессирующую близорукость или артрит. Но все равно, каждые полгода, вместе со всеми остальными Мстителями, агентами и персоналом, я ходил с тонюсенькой папкой, отмеченной гербом-орлом на обложке, и получал подписи от бесстрастных и стерильных до кончиков ногтей эскулапов Щ.И.Т.а.       И вот, когда я отодвинул зеркальную створку двери в очередной кабинет, где от обилия белого рябило в глазах, я увидел Старка. Недовольного, взъерошенного. Его плечо перетягивал прозрачный жгут, а сам он лениво сжимал-разжимал кулак по просьбе девушки-лаборанта. Он был с голым торсом, но мое внимание привлек почему-то не вид обнаженной смуглой груди, отмеченной кривыми бледными рубцами от шрапнели, а руки, сейчас не прикрытые рукавами рубашки. Да, кисти рук выхолены, ногти ухожены. Но на ладонях обнаружились множество маленьких шрамов и ожогов. А так же несколько на ключицах и шее. Почти не заметные светлые точки на коже. Невидимые, если бы не кошмарно-яркий люминесцентный свет в помещении. Сначала я не понял, откуда они. А потом дошло. Такие уже я видел. Еще во время войны, у нашего полкового механика. Следы от летящей раскаленной металлической стружки, ожоги от сварки и паяльника. Я невольно пропитался уважением к Тони. Мне всегда казалось, что всю грязную работу за Старка делают его сверхтехнологичные роботы или что там у него еще есть. Но эти бледные, незаметные с первого взгляда отметины ярко демонстрировали, что Старк не боится замарать свои «звездные ручки», и ему доводилось работать в таких условиях, где нет возможности достать нормальный костюм термозащиты, а приходится ограничиваться лишь тонкой хлопковой майкой и пластиковыми очками. Я сел на соседний стул, стягивая с себя рубашку через голову, а когда вновь обернулся на Старка, чтобы рассмотреть неожиданную находку получше, то столкнулся взглядом с насмешливыми темными глазами. — Что, нравлюсь? — Тони усмехался в свойственной лишь ему манере, лишь губами, с вызовом в коньячных глазах. — Не льсти себе, — привычно огрызнулся я, не отводя взгляда. Тони уже набрал воздуха в грудь, чтобы ответить, но тут в кабинет бесшумно скользнула Романофф, и, присаживаясь на свободный стул слева от Старка, лениво бросила: — Боже, да поженитесь вы уже.       Мы с Тони синхронно выдохнули и отвернулись друг от друга. Слишком резко, чтобы можно было подумать, что это ничего не значило. Я мысленно пытался приладить новый кусок мозаики к паззлу под названием «настоящий Тони Старк». Романофф замерла на своем стуле, собранная и вальяжная, думая, скорее всего, об очередной миссии. О чем думал Старк, постукивающий пальцами свободной руки по колену, традиционно не было известно никому.       Скоро маленьких фактов о Тони набралось такое количество, что мне было впору заводить магнитную доску, как у детективов в сериалах, чтобы прикреплять к ней цветными кнопками статьи, фотографии, заметки и бумажки с интересными замечаниями, дабы увидеть всю картину. Зеленой кнопкой — чеки из кофейни и бутика. Желтой — заметку об ожогах. Синей — снимок полупустого бокала виски, к которому Старк так и не прикоснулся. Белой — бумажку с замечанием о том, что на Пеппер и Роуди у него настроен другой, «особенный», рингтон на телефоне, и это единственная мелодия, при звучании которой он всегда поднимает трубку. Чем больше я пытался разгадать Тони, тем большей загадкой он для меня становился. Я все сильнее влипал, своим любопытством лишь укрепляя ту самую связь, которую я уже совершенно точно ощущал, но пока не понимал ее сути.       А дальше был переломный момент во всем этом безумии. На очередном задании, по поимке какого-то очередного психа с тягой к уничтожению человечества. Ничего серьезного. Ничего нового. Отправили туда меня, Клинта и еще пару агентов. Этого должно было хватить за глаза. Но не хватило. Нам не сказали главного. У этого психа было огромное преимущество. Заложник. Ехидный, умный, обеспеченный заложник с бородкой и раздутым самомнением. С пятью кубиками какого-то неизвестного забористого яда в крови. И максимум тремя часами жизни на поиски антидота. Когда я вырвал с мясом кожаные ремни, удерживающие Тони на кушетке, тот уже с трудом дышал, плевался кровью, но все равно пытался огрызаться и язвить. Когда я бежал со Старком на руках к вертолету, пытаясь успеть доставить его хваленым врачам Щ.И.Т.а, оставив агентов и Клинта зачищать помещение и искать чертово противоядие, Тони едва слышно мурлыкал под нос что-то из Металлики.       Я уложил его на носилки, когда Тони заговорил. Хрипло, почти захлебываясь собственной кровью. — И как твоя мозаика, Кэп? Складывается? Ты ведь больше всех хотел узнать, что под костюмом. Так смотри...       Я замер после этих слов, не в силах оторвать взгляд от угасающего огня в темных, всегда таких живых глазах. Откуда он узнал? Хотя это же, мать его, Старк. Я уже ожидал продолжения, но Тони закрыл глаза, как только оттолкнувший меня в сторону врач подошел к носилкам. Вокруг засуетились медики, отпихивая меня еще дальше. Подлетела к носилкам Вирджиния, на ходу подмахивая какие-то страховые документы. Черной перьевой ручкой по белоснежной бумаге. Ровным, размашистым росчерком. Как на чеке. От обилия белого зарябило в глазах. Когда тонкая игла проткнула кожу на шее, вводя в кровь антидот, сердце Тони перестало биться. Казалось, я не дышал. Черт, он не мог умереть. Не сейчас. Это же Старк! Он всегда выкручивался. Его не взяли ни афганский плен, ни радиация палладия, ни чокнутый асгардский бог и его армия инопланетян, а он умрет от рук мелкого психопата, ради которого даже всю команду Мстителей собирать поленились? Кома Старка длилась долбаных две минуты и сорок шесть секунд. За это время я успел сделать три вещи. Сжать кулаки так, что на ладонях остались алые полукружия ногтей. Собрать свою мозаику. И понять, что влюбился.       Следующие несколько дней мы развлекались, как могли.       Старк был в госпитале. Его перманентно выворачивало какой-то зеленой жижей, желчью, желудочным соком и еще бог знает чем. Детоксикация — вещь крайне противная, особенно, когда яд такой сильный.       Я же пытался уложить в голове внезапно вспыхнувшие к Тони чувства. И обивал порог у кабинета Фьюри, пытаясь добиться от него разъяснений, почему нам не сказали про заложника. Николас грозно сверкал глазом, отмахивался от меня и отвечал, что «они были не уверены в том, что Старк там». Ага, врали бы кому-нибудь другому.       Потом мне позвонила Пеппер Поттс и сказала, что Старку стало лучше. Что он уже не зеленовато-бледный, и его не мутит каждые пару часов. И что он жалуется на недостаток сладкого в больничном меню. И что уже пытался сбежать, пока безуспешно. Я не понимал, зачем она мне все это рассказывает. А потом девушка упомянула, что к нему пускают посетителей. Я дослушал только до этого момента. А затем сбивчиво поблагодарил Вирджинию, положил без предупреждения трубку, и побежал ловить машину, прикидывая, хватит ли мне налички оплатить такси до Бушвика и обратно.       Спустя пару часов я уже крался мимо медсестер в госпитале, пряча под курткой пакет со стаканом обжигающе-горячего эспрессо и коробку с пончиками.       Дверь в палату отворилась совершенно бесшумно, и я, убедившись, что моего проникновения никто из персонала не заметил, прикрыл ее за своей спиной. Старк дремал на больничной кровати. Пеппер солгала: Тони все еще отдавал мертвецкой бледностью, так ярко контрастирующей с недельной темной щетиной. Многочисленную аппаратуру из палаты уже убрали, оставив лишь штатив с капельницей и мерно пищащий кардиомонитор. Я как можно тише прошел в глубь палаты, на ходу доставая из-за пазухи пакет. — Добрый вечер, Капитан. Соскучился? — Ты не спал. — Какое ценное замечание, — Тони открыл глаза, смотря на меня с усмешкой и какой-то затаенной теплотой, а затем перевел взгляд на бумажный пакет с эмблемой кофейни. — Ого, да ты сегодня прямо моя звездно-полосатая Крестная Фея. Дай-ка мне это сюда... — Бибиди-бобиди-бу..., — невольно пробурчал я под нос, передавая Тони стакан с кофе. — Мог бы и поблагодарить. — Ого, Роджерс, в своем самообразовании ты уже дошел до принцесс Диснея? Похвально. Еще не решился завести себе дрессированных мышей и шить им колпачки?       Я лишь фыркнул, улыбаясь. Если язвит, то жить точно будет. Я сел на стоящий рядом с кроватью стул для посетителей. Тони с довольным урчанием пил кофе и трескал пончики, измазывая пальцы в розовой глазури. Я молчал. — Кэп, ты же сам понимаешь, что нам придется поговорить.       Я кивнул, смотря на свои сцепленные в замок пальцы. — И помогать ты мне в этом не собираешься?       Я пожал плечами, понятия не имея, что должен сказать. — Хорошо. Тогда, я говорю — ты киваешь. Ты же понимаешь, что картина у нас не радужная. Кивай... — Старк дождался моего кивка и продолжил. — Молодец. Ситуация складывается следующим образом: ты следил за мной, не догадываясь, что я все прекрасно вижу. Было такое? — Старк... — Не говори, кивай. Умница. Я про тебя и до того все знал. Видимо, ты наткнулся на что-то такое, что в корне изменило твое мнение обо мне, потому что ты прибежал сюда, как сексуальный американский джин сороковых, пряча под джинсовкой глюкозу и кофеин, о недостатке которых я недавно жаловался Пеппер. Кивай. Хороший мальчик. Почему сюда влезла Поттс, мне еще предстоит узнать. А до того спас мне жизнь, что при нашей работе не удивительно. И чуть не грохнулся в обморок от паники за те пару минут, пока меня не откачали, что при нашей работе — удивительно. Не спрашивай, кто мне это рассказал, у меня повсюду уши, и зовут их Вирджиния. — Старк. — Говорю же, молчи. Кивай. Ага, вот сейчас особенно хорошо получилось. Мы хотим друг друга уже черт знает сколько времени, и не переспали только потому, что намеков ты не понимаешь, весовая категория у нас разная, и просто так тебя к стенке не прижмешь. Но ты в этом и не признаешься, потому что стеснительный, как второклассница. Закрой рот и кивай.       Когда я понял, что скорее у меня голова оторвется от бесконечных кивков, чем Тони соизволит заткнуться, я использовал самый действенный, на мой взгляд, способ заткнуть Старка. Наклонился, прижимая его к кровати, и накрыл его губы своими. Тони сначала удивленно замычал, а затем расслабился, отвечая на поцелуй. Он приподнялся на локте, проводя холодными кончиками пальцев второй руки по моей шее, притягивая ближе. Это было... непривычно, но приятно. Старк пах кофе и лекарствами, кололся щетиной и пытался перехватить инициативу в поцелуе. Прикосновение длилось всего несколько мгновений, но мы так увлеклись, что не заметили, как что-то упало с тумбочки, когда Тони приподнялся. Внезапно довольно громко и явно демонстративно хлопнула дверь палаты, заставляя нас отстраниться друг от друга. — Я просто зашла предупредить, что своими грациозными телодвижениями вы отрубили кардиомонитор, и сейчас сюда прибежит половина персонала, — Романофф посмотрела на нас усталым взглядом и вышла в коридор, тихо прикрывая за собой дверь. Я почувствовал, как жаркий румянец заливает щеки и шею. Старк с недовольным видом вздохнул, откидываясь назад на подушки. — Мы вернемся к этому разговору, Старк, — тихо сообщил я, подхватывая свою куртку и направляясь к дверям. — О, даже не сомневайся в этом, детка... — Старк усмехнулся и довольно провел языком по губам. Я неосознанно повторил движение, выскальзывая из палаты.       Наташа все еще стояла в коридоре, опираясь лопатками о стену, и крутила на пальце ключи от служебного автомобиля. — Подожди здесь, я тебя подкину, — она вновь направилась к пластиковым дверям. — Зачем тебе опять туда? — Хочу прибраться, чтобы вам, двум идиотам, за контрабанду по шапке не настучали, — русская обернулась через плечо, усмехаясь. Большего я от нее не дождался, но все понял, когда через пару мгновений она выскользнула назад, держа в руках пустой стакан из-под кофе и коробку. — Держи, выкинешь на улице. — Спасибо...       Нат лишь недовольно фыркнула и, не задерживаясь, пошла дальше по коридору. Мне ничего не оставалось, как устремиться за ней. К тому разговору мы со Старком так и не вернулись. Он всё же сбежал из больницы и пришел ко мне в квартиру. Мы молча пили чай, слушали джаз и целовались. Лежа, едва умещаясь вдвоем на моем маленьком диване, полностью одетые. Поначалу поцелуи выходили немного неуклюжие и неловкие, из-за моей неопытности и скованности. Тони поглаживал меня по бедру, жарко шептал, опаляя дыханием шею и призывая расслабиться, да беззлобно подшучивал над моей зажатостью. Все это принесло свои плоды. Я расслабился, перестал бояться, что покажусь смешным. Тони целовался чувственно, влажно и тягуче. Прикусывал мои губы, жарко выдыхая в рот. Скользил языком по кромке зубов. От каждого его движения по позвоночнику скользили заряды, скапливаясь внизу живота тяжелым возбуждением. В тот день Старк не позволил мне продолжить и зайти дальше, аргументируя это тем, что «у нас еще будет время покувыркаться, Кэп, а сейчас расслабься и получай удовольствие». Когда он ушел, я долго торчал в ванной, умываясь холодной водой и смотря на свое отражение. Растрепанное, с припухшими губами и лихорадочно горящими глазами. Такое... влюбленное?       Позже я позвонил мисс Поттс и попросил о встрече. Мы поужинали и мило побеседовали. Оказывается, нашу с Тони «химию» не видел разве что слепой и мы сами. Пеппер аккуратно пила кофе из белоснежной фарфоровой чашки и быстро обрисовывала мне всю ситуацию со стороны. На мой вопрос, почему она вмешалась, девушка лишь светло улыбнулась и вздохнула: «я всего лишь хочу, чтобы мой босс был счастлив, а ты далеко не худший вариант, Стив». Тогда я искренне позавидовал Старку, что у него есть Пеп.       Я выяснил у Пеппер, где можно найти Старка и сразу же после встречи направился к нему. И да, в ту ночь мы переспали.       Я выцеловывал каждый шрам на горячей смуглой коже. Скользил губами по чувствительным рубцам вокруг реактора, довольно вслушиваясь в сбивающиеся дыхание Тони. И без сожаления отдал инициативу, когда это потребовалось. Я подавался на растягивающие меня пальцы, задыхался от возбуждения и кусал кулак, силясь сдержать стоны. Старк оказался на удивление нежным и заботливым любовником. Успокаивающе гладил по спине, покрывал поцелуями шею и плечи. Интересовался, комфортно ли мне, ласково проводя пальцами по животу. Я же думать уже не мог. Я сходил с ума, желая получить как можно больше прикосновений, сжимал простыни в пальцах и подмахивал. Последней каплей стало, когда Старк обвил ладонью мой член и провел большим пальцем по чувствительной головке. Меня накрыло оргазмом такой силы, что я, кажется, отключился на несколько мгновений. Когда я все же нашел в себе силы приподнять веки, с тихим стоном переворачиваясь на спину, то наткнулся на уже такой родной взгляд черных, блестящих в темноте комнаты глаз. Старк лежал рядом, мягко улыбаясь и подпирая рукой голову, расслабленный и довольный. И почему-то именно в этот момент меня накрыло осознанием ситуации. — Ты как? — Отлично... Боже, Старк, убери это. — Что именно? — Это похабное выражение со своего лица. Ты такой довольный, что мне даже неловко. — Ну, ничего себе новости. Детка, пару минут назад тебя все более чем устраивало. — Меня и сейчас все устраивает, но это... немного смущает, знаешь ли. — Помочь со смущением? — Старк скользнул ближе, нависая надо мной. — Что, прям так сразу? — я немного ошалел, облизывая губы. — Я имел в виду, что тебе неплохо бы в душ сходить, но мне нравится ход твоих мыслей... — Тони победно улыбнулся, а я лишь недовольно фыркнул, толкая его в плечо, опрокидывая Старка назад на кровать.       К этому можно привыкнуть. Ко всему можно привыкнуть. Можно привыкнуть к вечному напускному эгоизму. К его привычке лезть под обстрел. К язвительности. К громкому, бьющему по мозгам року и тесноте салона спортивных купе. К маленьким шрамам от сварки и валяющимся по всей квартире коробкам из-под пончиков. К крутящимся рядом с ним длинноногим моделям и легкому запаху алкоголя от губ, но не от поцелуя. К тому, что он едет позади, обнимая за талию, продрогнув на мотоцикле в своем щегольском костюме. К тому, что он все же просит Джарвиса скинуть звонок с «особенным» рингтоном, потому что ему лень выбираться из теплых объятий и «делать дела». К тому, как он улыбается, когда видит очередной рисунок — всего лишь быстрый набросок попавшим под руку маркером поверх его листка с формулами и чертежами. И к тому, что он неизменно начинает клевать носом под рычащие нотки в голосе Луи Армстронга. Порой компромиссы находятся сами собой, стоит лишь найти своего человека, ради которого действительно стоит постараться.