жизнь!?

Ночь. За окном мерно осыпаются прахом капли несуществующего дождя, разбиваясь вдребезги о твёрдую гладь луж, осыпая всё вокруг маленькими капельками тлена. С каких это пор я стала по-другому видеть мир? Я не знаю, но разве есть в этом хоть какой-нибудь смысл, если от Сая всё ещё не было никаких вестей, что меня безумно огорчает. Тихо шепчу вникуда его имя в надежде, что он сможет услышать меня, хоть шансов на это и нет, более того, я полностью уверена, что он сейчас за десятки километров от меня. Выхожу на улицу, чтобы хоть как-то отвлечься и не наложить на себя лапки. Меня сразу же поглощает этот дождь, такой пустой, что, вместе с последним теплом моего маленького и слабого тельца, забирает и все мои грустные мысли прочь, оставляя лишь надежду, искреннюю и неподдельную надежду. Как же я хочу, чтобы поскорее наступило «завтра», в котором мы будем вновь вместе, в котором не будет этих глупых попыток вкусить запретный плод, будем лишь мы, и только мы, наслаждающиеся друг другом. Ночь. Снаружи палатки мерно осыпается прахом капли несуществующего дождя, разбиваясь вдребезни о твёрдую гладь луж, осыпая всё вокруг маленькими капельками тлена. С каких это пор я стал по-другому видеть мир? Я не знаю, но разве есть в этом хоть какой-нибудь смысл, если я всё никак не могу найти повод вернуться. Вот он я: маленький, продрогший и жалкий, сижу и тихо шепчу её имя в надежде, что она всё-таки выйдет на улицу и заглянет в наш с ней укромный уголок, где мы, будучи детьми, частенько прятались ото всех и застенчиво, неумело и очень робко целовались. Так, всё, с такими мыслями я быстро на себя руки наложу, надо выйти и проветриться. Стоило мне выйти, последние остатки тепла покинули меня, но вместе с ними ушли и все мои грустные мысли, оставив в гордом одиночестве надежду на случайную встречу. Я был таким дураком, когда уходил «искать лучшей жизни». Конечно же, она всё ещё злится и уж точно ни за что не позовёт меня обратно, но я всё равно жду этой встречи больше всего на свете. Тут очень холодно, но и заходить обратно мне не хочется, ведь когда я вернусь обратно, на меня опять набросятся гудящим роем грустные мысли, а здесь я свободна от них и могу спокойно мечтать о встрече, надеюсь, что он не развернётся, едва увидев меня, ведь он ушёл от меня, даже когда я ухаживала и следила за собой, а последние две недели (ровно столько прошло с момента его ухода) я почти не ела и постоянно плакала, так что теперь я больше похожа на ведьму, чем на суперзвезду мирового масштаба, да и просто аккуратную, приличную девочку. Но хватит о грустном, вдруг, если они случайно встретятся, он подойдёт ко мне, поцелует, прижмёт к себе и согреет. В таких сладостных мечтах она, сама того не замечая, добрела до их с Саем места первого, да и многих последующих поцелуев, тут он признался ей в любви, тут они всегда прятались ото всех и целовались, сначала - неумело и робко, но со временем их поцелуи становились всё более страстными. Отрешившись от внешнего мира и полостью утонув в мире внутреннем, она, словно на автомате, залезла на их ветку, положила подбородок на лапки и стала любоваться постепенно сходящим на нет дождём. Я уже совсем замёрз и мысленно поставил себе диагноз: смерть от воспаления лёгких, но в палатку идти смысла не было, ведь там не согреться, а я с большим удовольствием полюбуюсь бывшим домом, чем монотонно-зелёным потолком палатки. Вдруг я заметил какое-то шевеление в кустах, отполз на дальний край ветки и затаился, уж больно интересно мне было узнать, кто узнал нашу тайну, а глубоко в груди бился всего один вопрос: «А вдруг это она?». Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, поэтому я старательно душил эту надежду, чтобы потом не разочаровываться. Но вот, это существо, словно механическая кукла, поднялось на одну с ним ветку и село. Только тогда он узнал её: «Джанет!». Внутри него всё кричало от радости, но сам он не мог вымолвить ни слова: она была сама не своя, больше похожая на оживший труп, чем на девочку, сильно похудела, глаза не отрываясь смотрели вдаль, словно ничего в этой жизни её больше не интересовало. «Джанет!» она даже не встрепенулась. Я медленно подошёл к ней и, приобняв, сел рядом, после чего она попыталась расплакаться, я сразу начал её успокаивать, но меня словно и не было, она начинала плакать ещё больше, иногда что-то тихонько выговаривая охрипшим голосом, на третий раз это слово прозвучало достаточно громко, чтобы и я мог его различить, и это слово было ни чем иным, как моим именем, словно и не сидел я сейчас рядом, а был лишь призраком или частью сна, в общем-то просто плодом воображения. Я не знаю, как долго я так сидела и как глубоко ушла в себя, но сначала я услышала какой-то шёпот, вроде бы как звавший меня, потом явно слышный голос Саймона. Кажется я схожу с ума, но лучше уж так, ведь так он всегда будет рядом и уже точно никогда и никуда не уйдёт от меня. Вот я уже чувствую на себе его руку, я сейчас заплачу и нет ни малейшего желания сдерживать слёзы, ведь он начал меня успокаивать, прижал сильнее к себе, а всё, о чём я сейчас мечтаю - это чтобы этот сон наяву никогда не заканчивался. Дождь давно прошёл и я сидела одна, на ветке и любовалась луной, но вдруг перед моими глазами что-то замелькало, это похоже на лапку бурундучка. Эта лапка была странно знакома мне, она гладила меня каждую ночь, а потом обнимала, защищая от плохих снов. Да-да, это была именно она, но как? Поворачиваю голову налево и вижу Саймона, заботливо обнимающего и уговаривающего меня не плакать! Удивлению моему не было предела, я ничего не могла сказать, лишь сидеть и смотреть на него широко раскрытыми от испуга и счастья глазами. Наконец я смогла пробормотать «Сай! Я мечтала об этом всё время и вот ты здесь, спасибо тебе, мой милый». Он пододвинулся поближе к ней, она сильнее вжалась в его грудь своими худенькими плечиками, потом он нежно взял её за подбородок и, повернув её лицо к своему, впился своими губами в её, на что она отреагировала сразу же, ответив страстным поцелуем. «Пошли домой» - сказала она, - «ведь ты совсем продрог, того и гляди заболеешь…» А сверху за ними наблюдала вечно одинокая луна, когда-то потерявшая своего мужа, и сводящая одинокие души вместе, видя в них себя в прошлом.