Её сны становятся явью на следующее утро.

Сколько бы осколков, отчаянно бьющихся о пропитанный сыростью подоконник не ударялись со звоном свежего стекла и не падали на деревянный пол, заставляя соседей в тревоге открывать веки на час раньше; сколько бы птицы не кричали о потуге северного ветра, с крайней жестокостью бросая их о бетонные стены жилых домов и с морозной хваткой вырывая им серые перья из кожи; сколько бы мир не гласил о своей ничтожности и не разрывал себе грудь, привлекая внимания бедных овечек и имитируя слабость и скуля о помощи; как бы гром не рвал швы земного платья и не стучала барабанными палочками в природным оркестре молния, ничто не сломит её живое сердце, бледно мигая своим светом под одеялом в спящем теле. Так много прохожих вокруг неё и она уже не раз обитель свою меняла. А лица до коли в глазах серые, и ничем не примечены. В скорости одного из ниток будничной ткани-дня, все давятся слюной хотя бы притронутся к тому светлому существу, что олицетворяет она. Мысли у всех прогнили похотью. Она устала быть игрушкой. Никто не хочет тот свет, что внутри её сберечь, взять в руки свои и хранить, пока не возложат на закрытое в новом доме тело в последний раз живые цветы-белые розы. И ей хочется утонуть в любви и откусить кусок счастья. И пусть все погибнут во мраке печали и в болоте одиночества, она будет верить в прекрасное. Всегда. И снова ночь. Ей снится ветер, что колышет её угольного цвета пряди волос. Перед взором падают горы и океаны, дороги и поезда, люди и красота. Она так смело рисует улыбку своей мечте, дёргая за веревки вверх уголки своих губ. Она с закрытыми веками видит своё счастье. У неё есть особенность-сны её становятся явью на следующее утро. Солнце стучит в окно. Утро. Она своими глазами лицезреет сидящие напротив счастье. Уже оно не убежит. Никуда. Пока новое сердце не войдет и рукой не сцепит её, а само именуемое себя сим счастьем.