***
Они расстались с месяц назад. И это было тяжело для обоих. Тяжело для Стилински: постоянно видеть ставшего родным волка задушенным, на гране безумия и контроля, быть с ним и стаей рядом самому. Пытаться делать вид, что все в порядке. Это изматывает. Тяжело это было и для Хейла, и пусть умение себя контролировать у него развито ни в какое сравнение сильнее, чем у подростка – изнутри его рвало и кидало из крайности в крайность. Эмоции животного смешивались с человеческими. Ни один, ни другой не могли принять то, что их собственность, их человек, их пара решил, что «так будет правильно». Ах, нет: я устал. Вот как это звучало.***
- Дерек, мы это уже обсуждали… - Осторожно начал юноша, прямо глядя в лицо оборотня, прислонившись спиной к серой стене здания. Слова лились медленно – парнишка явно не готовился к внеочередному разговору, а, скорее, тянул время, пока кто-нибудь из друзей не явиться, вклиниваясь между парой и избавив тем самым их от очередного правописания точек над «i». - Давай обсудим еще раз. – Лаконичность альфы. Она вечна. Стилински помялся, затем вытянул из заднего кармана шорт мятую пачку дешевых сигарет, закуривая. Эту фишку он придумал сразу после последнего полнолуния, когда одно из внеплановых «обсуждений» состоялось с потерявшим контроль Хейлом в комнате у подростка. Как потом, извиняясь, объяснял Дерек «его позвал запах». Теперь свой запах Стилински периодически, находясь рядом с вервольфом, маскировал резким табачным. Это и вправду отрезвляло – мужчина уже почти начал вникать в окружающее его, а не стопорился на воспоминаниях об апельсиновой свежести на кончике языка, остающейся после кожи Стайлза. - Нет. – Коротко, явно копируя манеру общения собеседника, выдохнул парень вместе с дымной струйкой. Под тонкой кожей прокатился бугорок кадыка, прогоняя табачную горечь ниже в глотку. – Не снова. Я не любил – я пробовал. Ты не любишь – ты заполняешь пустоту. Точка. Точка. Нет, Стайлз. - Я люблю тебя. – Аргумент, неизменный для альфы. Ему уже сотни и тысячи раз приводили доводы против этого утверждения, логичные и отлично преподнесенные – все же, думал над ними именно Стилински. Но каждый раз в ответ одно. Та незыблемая аксиома, которую для себя выработал Хейл. Стайлз устало смежил веки, нервным движением кисти стряхивая серую шапку пепла с тлеющей сигареты. - Ты любишь себя, Дерек! Себя рядом со мной. Свою власть, собственность, которой теперь считаешь и меня! Хватит, пожалуйста. – Поначалу распаленный, чуть ли не восклицающий фразы юноша быстро успокаивался, замедляясь и из обвиняющего переходя в просящий тон. – Волк, я не хочу новой ссоры, правда. Давай просто попытаемся быть вновь… - Слово «друзьями» не очень подходило для описания их «раньше». Стилиски осекся, не договорив. Хейл вскинутыми вверх бровями вежливо требовал продолжения монолога. - … Вновь Стайлзом и Дереком. Без обобщения. Просто Стайлзом и просто Дереком. – Наконец закончил мальчишка, неуверенно улыбаясь. - Хм. - Хм – «да»? – Просиял сын шерифа, чуть подаваясь вперед, к собеседнику. - Хм – «нет», Стайлз. – Волк двинулся навстречу, прижал попятившегося назад мальчишку к бетонной стене. Рука по-свойски легла на усыпанную родинками щеку, большой палец мягко огладил острую скулу. – Ты мой, помнишь? – Он опять давил. Он не умел иначе. Хотя, он же просто брал свое – так в чем проблема? Взгляд скользил по подрагивающим, плотно зажмуренным векам человека, по сжатым губам, которые точно в ближайшее время не собирались отвечать на возможный поцелуй. И запахи – от все еще чадящей, оброненной из ослабевших пальцев сигареты под их ногами и тяжело подымающаяся волна страха. Страх? - Стайлз? – Дерек чуть сжал другой рукой безвольно опущенное запястье парнишки, зовя. Его человек не должен испытывать страх рядом со своей парой, верно? - Глаза. Дерек, успокойся, пожалуйста. – Задушено пробормотал подросток, затравленно глядя в окрашенные красным радужки оборотня. Тот и не заметил, кажется, как зверь, капля за каплей, просачивался в него, опять заполняя волю и сознание своей животной силой. Все тот же, наполненный силой и жаждой близости волк внутри Хейла намекал, что было бы совсем неплохо положить другую руку на изгиб талии парнишки, прижаться сильнее, вдохнуть этот манящий запах еще раз, глубже… Вот так, да. - Стайлз! – Оклик со стороны, заставивший Дерека тихо рыкнуть, на последок, перед тем, как отстраниться от подростка, сжал его бедро, очевидно, до синяков. Стилински, внутренне облегченно выдыхая, обернулся на голос зовущего.***
С Айзеком легко. Так однажды обронил юноша, в одну из последних их ссор («обсуждений!» – поправил бы Дерек) Он иначе воспринимает меня. Знаешь… Ты давишь. Ему же просто достаточно быть рядом. Он не требует, он ждет, при этом окружая заботой и пониманием. Он хочет доказывать, что достоин. Ты же… Ты просто хочешь брать, ничего не давая взамен. Как данность. Это убило все, что было между нами.***
Дерек морщиться, замечая, как подошедший к ним кудрявый ангелок осторожно берет Стилински за руку, утягивая за собой, в сторону местной парковки. Бета, ныне стаи Маккола, недобро косится на бывшего вожака, стараясь постоянно быть между Стайлзом и мужчиной. Воняет агрессией, подростковой бравадой и ревностью. А еще черникой и перечной мятой. Хейл по-волчьи чихает, вытряхивая неприятные впечатления от ароматов, отступая в сторону парка. Разговор, тем не менее, для него еще не окончен.***
Всю следующую неделю Дерек постоянно сталкивается со ставшей, кажется, неразлучной парочкой, состоящей из его пары, и, черт возьми, его бетой. Чтобы они там себе не думали. Айзек, и правда, обходителен и вежлив, предельно вежлив с другом и это, боже… Это слишком для Стайлза! Ведь альфа прекрасно знает, что нужно этому парню: жесткость, страсть и немного боли, когда стонать уже нет сил, когда его всего разрывает от внутреннего и внешнего давления. Он же любил, чтобы Дерек выбивал крик и слезы из него своими толчками. Он не любит объятия, точно. Не нужно прикасаться к нему, как фарфоровому, Лейхи! Глупая, мягкая улыбка и короткий поцелуй не заменят ему истекающего естественной смазкой, горячего и толстого члена, а этим его может наградить только он – Дерек. Глупо, Айзек, как же это глупо. Волк просит разрешение на убийство, но Хейл лишь досадливо отмахивается. Скоро сын шерифа сам прибежит к нему. За грубой лаской, за дерзкими укусами и вакханалией из похоти и жаркого секса.***
Приближающееся полнолуние убивает те остатки разума и контроля, которыми так гордиться Дерек. Тончайшая мембрана в его сознании, разделяющая волка-убийцу и разумного человека источается, словно размытая течением воды времени, днями, часами и минутами вдали от Стилински. По ночам он громко и заунывно воет, вколачивая мигом восстанавливающиеся костяшки кулаков в стену лофта. Он зовет, зовет человека, будучи волком – и человек не может его услышать, а волк слишком взведен, чтобы вспоминать, кем является его пара. Дерек едва держится. Ему больно. Ему одиноко.***
Через несколько дней он уже не может избавиться от плотной пелены видений и воспоминаний. Запах буквально напитал его, все его вещи. Он волной следует за ним всюду, куда только не сбегал от себя Хейл. Теперь сил хватает только на отчаянный скулеж. Он почти не может сдержать в стертых руках поводок.***
Еще через день он начинает слышать голоса. Точнее, один голос. Стайлз просит его о помощи. Ему тоже нужно быть рядом с альфой, он шепчет, зовя, прося вернуться. По вискам катится пот, пальцы в исступлении царапают бетон пола. Хрипы заменяют дыхание. Дерек готов верить этому фантомному голосу. Из глаз не уходит алый отблеск.***
Утром газеты вещают с первых полос, что нападения горных львов снова вернулись в город.***
Дерек и сам не помнит, как оказался у дома местного шерифа. Он очнулся, и перед глазами уже стоял одиноко светящий окном на втором этаже дом. Глотками Хейл пьет доносящийся оттуда запах своего мальчика. Он идет к нему. Идет к тому, кто так хочет быть рядом с ним. Сильнее хочет только сам альфа и его волк.***
Цитрус, кофе, земляника и кровь. Коктейль для оборотня, самый изысканный, единственный верный. Такой же правильный, как и заходящееся в яростных битах сердце человека, как и имя с уст подростка, только его имя. - Дерек! Пожалуйста, Дерек! – Снова и снова вскрикивает, давясь слезами, Стилински, врезаясь затылком и спиной в стену над кроватью уже раз в двадцатый. Хейл яростно прижимает худощавое тело к себе, прижимается носом за ухом парнишки, наконец свободно дыша. Дыша только им и только для него. - С-стайлз… - Тяжело, возбужденно тянет он, слизывая с щек и лица солоноватую влагу слез. Ты плачешь, малыш? Не стоит, я уже рядом, я больше не уйду, прости… - Ты мой. – Говорит он ломким рукам, упирающимся ему в грудь. Он заламывает худые кисти, только для того, чтобы осторожно разодрать ткань рубашки на груди парнишки, почти не протыкая кожу на ребрах. Хватка на секунду ослабевает – Дерек пытается без членовредительства вскрыть мешающую ему молнию на джинсах юноши, но тот срывается и бежит в сторону двери. Волк против. Дерек в ярости. Когтистая лапа прилетает в затылок Стайлза, врезая его лицом и грудью в дверь, захлопывая с оглушительным грохотом. Мальчишка приглушенно стонет, почти цветочный запах его крови крепко забивает ноздри альфы. Тот смеется, целуя покрытую крошками родинок лопатку, шею, видимую скулу. На языке ощущается металл крови – и это так прекрасно! - Мой. Ты мой. – Рычит он, впиваясь когтями по обоим бокам глухо всхрапнувшего от боли подростка, ведет вниз, к плотной джинсовой ткани, окропляя ее каплями чужой крови и надрезая, чтоб затем сорвать резко и нетерпеливо. - Нет! – слабо хнычет щенок, поджимая мышцы ягодиц, мешая пальцам альфы разомкнуть половинки в сторону, и тот оставляет нотный стан кровоточащих полос и на них. – Нет! – Брыкается Стилински, скользящим движением врезаясь пяткой в колено волка. – Нет! – кричит он, когда Хейл разворачивает его покрытое полу засохшей кровавой коркой лицо под прицел алых, не отражающих ничего, глаз. И Дерек взрывается, отпуская поводок. Потому что он слишком часто слышит от Стайлза «нет». Потому что пара должна знать свое место. Потому что волк уже поглотил его. Тело юноши легко врезается в стену, картинно, марианеточно сползает на не расстеленную кровать. - Пойми! Ты мой! – Кричит Дерек, нависая над юношей, впиваясь когтями ему в плечи, приподымая. – Слышишь?! Только мой! Ему так важно донести это сейчас до Стайлза, если не словами, то поступками. Он трясет в объятиях мальчику, не отрываясь, смотрит ему в глаза, которые тоже направлены в одну точку. Голова безвольно болтается при каждом толчке, то и дело слышен раздражающий звук, когда затылок его ребенка впечатывается в стену у изголовья кровати, оставляя на ней пахнущие луговыми цветами и земляникой бурые разводы. Хейл дышит Стайлзом, целуя его везде и везде ощущая будоражащий привкус цитруса и кофе. Он лижет ключицы и тыкается носом в солнечное сплетение, где запахи так чудесно смешаны и сильны. Он лижет расслабленный живот, прикусывает кожу, в то время как его руки с помощью когтей избавляют его собственное тело от одежды, очередной легко преодолимый барьер между ними. Он втягивает между губами вялый член подростка, чуть усмехается – наверное, его мальчик волнуется, снова напряжен, отвык от альфы… Ничего, сейчас Дерек напомнит! Он прижимает странно прохладное тело мальчика к себе, усаживает на свои колени, зовет по имени. - Мой… Такой мой. – Шепчет он в отросшие волосы, усмехается чуть безумно, целует в висок, слизывает кровь за ухом. – Мой вкусный. Мой маленький… Зверь счастливо повизгивает и Дереку физически необходимо одним моментом, враз поделиться своим восторгом со Стилински. Он вонзает клыки глубоко, почти до сквозных дырок ему в плече, шею, предплечье. Кровь не течет, но запах становиться ближе, переплетается с запахом пары. - Стайлз, ты мой. Правда? – Он смеется счастливо, роняя безвольно разметавшего руки подростка на пружинистый матрас. Вжимается в неподвижную грудь и снизу вверх смотрит на стеклянно блестящие глаза парнишки, улыбается. – Мой. Я хочу доказать тебе это, ты не против? Хейл руками разводить расслабленные ягодицы подростка, резко врывается в обмякшее тело, ощущая пьянящий контраст между своим горящим желанием членом и чуть теплым телом его почему-то такого робкого и неподвижного Стайлза. Двигается сразу жестко, одними бедрами, всем торсом прижимаясь к телу юноши, грея и защищая. Ведь он такой слабый, хрупкий… - Ты чувствуешь, Стайлз?! Чувствуешь?! Нам так хорошо, малыш… Так хорошо! – Он в унисон с внутренним волком воет в голос, яростно вколачиваясь в податливое тело, пьяно смеясь и раз за разом вдыхая запах крови в местах на теле Стайлза, где виднелись борозды от когтей и укусы. Он вновь и вновь целует доверчиво приоткрытые губы, почему-то не спешащие отвечать. Он зовет парнишку, приподымая просунутой под спину рукой, целует в шею, когда тот запрокидывает голову глубоко назад. Его когти сталкиваются с костями ребер, когда он ласкает бока юноши, врываясь внутрь, под кожу. Окружности укусов, глубоких и рванных, расцветают на плечах и груди, вокруг сосков. - Я близко, Стайлз! – предупреждает он. Рывком он подымает холодное тело, опускает подбородок Стилински на свое плечо и крепко обхватывает послушное, мягко-марионеточное тело за талию. - Мой! Мой! Мой! – Вскрикивает он, насаживая кукольно-послушного мальчика на свой член, ощущая близость оргазма. Дышать можно только букетом из кровавых полевых цветов, апельсином и терпким кофе. Земляника уже не слышна, она проиграла кровавым разводам на теле ее носителя. Чистейший восторг настиг лавиной, в унисон с толчками изливающейся внутрь тела Стайлза спермы. Одновременно с восклицанием «Стайлз!» из клыкастой, безумной ухмылки. Почти созвучно с треском слетающей с петель двери. Дерек смотрит в расширенные от ужаса глаза Айзека, смотрит надменно, на правах хозяина, смотрит взглядом победителя. - Тебе нас не разлучить, щенок! Он только мой! – Смеется альфа, по инерции, медленно двигаясь внутри своего мальчика.***
- Он что-нибудь сказал, кроме этого? – Тихо, ломко спрашивает Скотт, склоняясь над своим стаканом. Айзек стеклянным взглядом созерцает почти пустую бутылку, но видно, что видит он только события той ночи. Когда он отозвался, голос звучал глухо и тоскливо. - Нет. Только улыбался, счастливо так. Он пытался что-то сказать, но с рассеченным горлом можно только булькать. – Криво ухмыльнулся Лейхи, сверкнув алой радужкой. – До самой смерти, уже даже не имея возможности двигаться, он только улыбался и губами выводил одно слово… Все одно и то же слово.Мой.