The One That Got Away

Она появилась в конце лета – красивая, высокая, яркая. Солнце в чистом виде – еще одна недосягаемая звезда на небосклоне. Наступила на его тень, рассмеялась, бросила свою сумку в угол да так и не ушла. Обычная девчонка – от нее пахло персиками и маем, а ее улыбка освещала наивным дуракам путь в темноте. Все по законам жанра – слащаво до одурения и в такой же степени бессмысленно. Щебет новенькой разгонял тишину в зале, терпкий запах духов не по возрасту щекотал нос и сердце. Она входила в спортзал вместе с солнечными лучами, заполняла собой утреннюю пустоту и мысли. Сидела на скамейке, строчила сообщения, позвякивая колокольчиком на телефоне, трещала с подружками, пока ее не выгонял на улицу Мидорима. Возвращалась, веселая и счастливая, меняла туфли на голубые кроссовки и убегала на тренировку в соседнее крыло. Ее телефон еще минут десять одиноко дребезжал, пока его не выключали Куроко или Мурасакибара. Казалось бы, в этом не было ничего необычного. К ним часто заглядывали болельщицы – поздороваться, пожелать удачи, пригласить на свидание – он никогда не воспринимал их серьезно, но и они никогда не оставались надолго. Кисе была такой же, как и остальные – носила форму, постоянно худела и снималась для модных журналов. Вот только… Другие девчонки приходили сами. А Рёту привел Аомине. «Это Кисе», - сказал тогда Дайки Акаши и остальной команде, - «Она поймала наш мяч». «Твой мяч, Дайки», - вздохнул Акаши и покачал головой. Солнце слепило глаза и смущенно выглядывало из-за спины Аомине, накручивая на палец светлый локон. Хайзаки запомнил ее короткую юбку, худые, по-модельному стройные ноги и поблескивающую сережку – одну-единственную – в левом ухе. Аомине весело рассмеялся и хлопнул Акаши по спине. «Ты прав. Поэтому она останется». - «Ты уверен?». - «Да». Рёта, капитан команды поддержки и новая комета в жизни Аомине, играть не умела совершенно, но была бесконечно талантлива и упорна. Наблюдая, как раз за разом она проигрывает Дайки и встает после очередного падения, Хайзаки думал, что Рёта здесь не задержится. Ее улыбка искрила солнцем – за дверями спортзала ее ждал целый мир, готовый упасть на колени по мановению худой ладони. Когда-нибудь бы ей надоело слушать стук мяча о паркет и скрип кроссовок – таким нужно большее. Хайзаки думал о ней как об обычной девчонке. Он недооценил ее. Пятьдесят килограмм чистого солнца и амбиций, нечто абсолютно новое в их пропахшем потом и победами мире – она осталась с ними. Она стала звездой, под знаком которой совершались самые немыслимые победы и подвиги. Рё-та. Х За первой игрой между основным и вторым составом Кисе наблюдала с трибун – собиралась присоединиться к второгодкам, но забыла спортивную форму, а играть в юбке ей категорически запретили. Аомине великодушно предложил Кисе свои шорты и футболку на три размера больше – Рёта оценила, но вежливо отказалась. Звякнул колокольчик на телефоне, застучали каблучки по лестнице – пусть сегодня она и не играла, пыльный мир баскетбольных мячей и бесконечных бросков был у ее ног. Ее взгляд в спину раздражал Хайзаки. Женщина на площадке – женщина на корабле. Нет, он не был суеверен, да и Момои с легкостью выбивалась из этого правила, просто… Просто раздражение, испытываемое к Рёте, не поддавалось никакому контролю. Он слышал, как она стучит каблуком по полу, когда закидывает ногу за ногу. Рёта любила сидеть высоко, возле самых окон, где ореол света и пыли окутывал ее точеную фигурку, скрывая от чужих глаз. Шла бы тренировать свои шпагаты и «пирамидки» к болельщицам. Дура. Одна девка в команде – это еще терпимо, но вот две… Две – это уже слишком. Акаши так, по-видимому, не считал, раз позволял Рёте таскаться в клуб, когда заблагорассудится, и оставлять своими каблуками царапины на паркете. Хайзаки, в сущности, мало волновал паркет – просто он отчаянно пытался найти оправдание для своей неприязни. Чего Рёта постоянно пялится, вместо того, чтобы играть, Хайзаки спросил у нее прямо, выдернув ту в обед за локоть из толпы вечно окружавших ее подружек. - Боже мой, а что, нельзя? - поправив волосы и аккуратно сбросив с себя его руку, фыркнула Рёта. – Я так лучше учусь. И вообще, если тебе что-то не нравится, это твои проблемы. - Ну и вали тогда, - ляпнул он, пихнув ее в бок и раздраженно фыркнув. Разговор достиг своего жалкого логического завершения - Кисе поджала губы и, махнув многочисленной свите пестрых первокурсниц, упорхнула на урок, оставив Хайзаки в одиночестве стоять в коридоре. Дура, что с нее взять. Ду-ра. Когда на следующий день Рёта пришла в кроссовках и форме – Хайзаки наконец-таки понял, как она учится. Кисе повторила каждый прием, который увидела вчера с трибун, поразила всех в радиусе ста метров, проиграла Аомине три раза и ушла с тренировки раньше всех, объявив, что завтра ее не будет, у нее важные съемки и дела-дела-дела, оставив всех в ошалелом (а Хайзаки – в раздраженном)состоянии. «Да кому ты нужна вообще», - недовольно бросил он себе под нос, поднимая мяч, которым пару минут назад Кисе забила изящный данк. Резина еще хранила тепло ее рук – Шого отдал пас Мидориме, на вопросительный взгляд которого только мотнул головой. Игра продолжилась без Рёты. Проиграв первую игру и едва вытянув на ничью вторую, он махнул рукой на установленные тренировочные нормы и свалил домой, попросив Аомине отмазать его перед Акаши. Испорченный день пах солнцем и медом, а стук женских каблуков отдавался в ушах смехом Рёты. Х На улице было тепло – Хайзаки скинул форменную куртку и подставил шею навстречу южному ветру. Лучи предзакатного солнца раздражали глаза – пришлось свернуть в переулок, скрываясь в тени. Дома делать что-либо решительно не хотелось – потому он просто завалился спать. Вечером Хайзаки разбудило сообщение от Мидоримы. Скорее всего, тот просто включил общую рассылку – потому что достижения новенькой ни коим образом не касались Шого. Однако, из любопытства пролистав данные, Хайзаки признал, что не ожидал такого. Кисе Рёта была хороша во всем – и наверняка Акаши локти кусал от того, что девушек в баскетбольную команду не принимают. Черт бы побрал эту Рёту. И откуда она только взялась. Х Дни шли – отыгрывались матчи, проваливались и сдавались экзамены, становилось все жарче и жарче. Теперь тренировались по вечерам, когда солнце склонялось к горизонту и его лучи почти не касались окон спортзала. Рёта стала приходить чаще, Хайзаки – реже, но раз за разом они почему-то сталкивались друг с другом. Какой-нибудь неудавшийся романтик вроде Мидоримы назвал бы это судьбой. Хайзаки называл это невезением. Что ж, по крайнем мере, одного он точно не мог отрицать: в Кисе определенно было что-то особенное. Талант, наглость или еще что-то, Хайзаки пока еще не мог понять. Но, будь она парнем, давно бы уже носила форму Тейко. А так просто приходила, когда у нее было свободное время, училась играть в баскетбол, рассказывала о своих победах и радостях. Благодаря Кисе о жизни команды поддержки они знали почти все – свой мир солнечная девочка обрушала на них медленно, но верно. Уже спустя месяц она по-свойски общалась с каждым из Тейко – это раздражало и подкупало одновременно. Рёта внимательно слушала Акаши, делилась с Мурасакибарой шоколадом, подтрунивала над Мидоримой, восхищалась Аомине и не замечала Куроко. С Хайзаки вежливо здоровалась и улыбалась на прощание. Все как положено. Все, как и должно было быть. Вот только Хайзаки это отчего-то бесило. Х Дайки ей наверняка нравился – ему она улыбалась больше всех, и только его имя звенело золотом у нее на губах. Радостное «Аомине-чи!» резало по ушам и дико бесило. Другие находили эту привычку добавлять писклявое «чи» к именам милой - а Хайзаки тошнило от одного ее голоса по утрам. Чи, чи, чи. Шого приторно-солнечного суффикса не заслужил. Потому и бесился, наверное. Однако с Рётой ничего поделать было нельзя – она приглянулась тренеру и Акаши, ее готовили к большому будущему в старшей школе и гоняли наравне со всеми. Почему для нее сделали такое исключение – черт его знает. Может потому, что ее привел Аомине, а может – уж больно сладко улыбалась кому ни попадя. Со временем Хайзаки перестал обращать внимания на то, что Рёта каждый раз бросает свои туфли прямо на его сумку с книгами, роняет на пол заколки, которые потом впиваются в подошву, и почти постоянно разговаривает по телефону. Наверное, привык. Или же просто смирился. К концу первого месяца Рёта окончательно стала частью Тейко – разделила с ними первое эскимо и свою последнюю победу. Она ушла из команды поддержки после победы на региональных – ей не хватало времени на баскетбол и учебу, пришлось выбирать. Кисе выбрала – как потом говорила, не задумываясь. Вместо формы чирлидеров она теперь носила обычную школьную – юбку на двадцать сантиметров длиннее, рубашку и аккуратные гольфы. Всем отчаянно не хватало ее острых коленок и глубокого выреза футболки – баскетбольные шорты прикрывали бедра, а майка – аккуратный живот. В любом случае, Рёта окончательно перебралась в спортзал, заняв шкафчик в женской раздевалке и наполнив душевую персиковым ароматом своего шампуня. После тренировки она забирала Поколение Чудес в целом и Аомине в частности. Все вместе шли домой – как всегда ели эскимо, перебрасывались шутками, слушали, как Момои с Кисе обсуждают всех вокруг. Хайзаки шел с ними пару кварталов, чтобы исчезнуть не хуже Куроко на одном из поворотов – не прощаясь, не заглядывая в карамельные глаза и солнечную душу. Собственная молодость и ощущение вседозволенности гнали его в глубь города, где он вытеснял все мысли из головы дешевым пивом и прогорклыми сигаретами. Его новая компания, за которую Хайзаки размазал бы по стенке Ниджимура, принимала Шого, уважала его, любила. С ними ему казалось, что нет у него другой жизни – нет баскетбола, нет Тейко, нет ничего лишнего. Только вот почему-то, когда он тискал очередную полупьяную дурочку в чьей-то прокуренной квартире, перед глазами стояла улыбающаяся Рёта, которую где-то наверняка неловко целовал сильнейший форвард Тейко. Хайзаки ненавидел Рёту. Рёта любила Аомине. В Тейко торжествовал парадокс, рожденный карамельными глазами и громким смехом. Х Чем сильнее Хайзаки гнал ее образ из головы, тем чаще он приходил на тренировки в Тейко, чтобы смотреть, как она и Аомине играли в баскетбол. Ниджимура сделал его мазохистом. Возможно, кто-то когда-нибудь назовет это силой духа. Аомине и Рёта играли вместе часто. Никто не знал, встречаются они или нет – но уж слишком искренне Кисе смеялась над его шутками, и уж слишком легко Дайки соглашался потренироваться с ней один на один. Хайзаки наблюдал за ними – считал про себя, сколько раз Рёта проигрывала, сколько раз Аомине касался ее руки, случайно или намеренно. В какой-то момент его даже перестала интересовать сама их игра – он следил за тем, как перескакивает солнечный луч со смуглой ладони на девичьи ключицы, как ее длинные волосы задевают его губы, как Рёта, каждый раз проигрывая, смеялась и требовала еще и еще. Хайзаки считал, и когда число переваливало за третий десяток, сваливал в душевую – смывать с себя пот и отвращение к чужим чувствам. Сквозь шум воды было слышно, как возмущалась проигравшая Кисе. Аомине никогда не щадил Рёту. Наверное, ей это нравилось. Шого уходил, не прощаясь, избегая их обоих и их одуряющее тошнотворное счастье. На следующий день все повторялось: чертово солнце слепило глаза, Хайзаки едва видел, куда бросает, но почему-то никак не мог упустить из виду худые ноги в небесно-синих кроссовках. Каким же дураком был Аомине, который смотрел на мяч, а не на Рёту. Хайзаки, в принципе, тоже был дураком – как и все мотыльки, сгорающие в свете масляных ламп. Х Если подумать, то Шого не нравилась Рёта, потому что ему было решительно все равно, кому она отправляет очередное пышущее солнцем сообщение и приносит бенто. Он никогда не искал ее взглядом – но почему-то раз за разом она сама попадалась ему на глаза. И по закону подлости – всегда с Аомине. На баскетбольном поле, на выходе из школы, в окне третьего этажа. Их силуэты исчезали на фоне заката, преследовали его в мыслях и безумно раздражали. Когда все только стало меняться, Хайзаки предпочел отмахнуться от ноющей боли в груди. Однако боль эта была чем-то вроде темного пятна, что преследует тебя после того, как ты слишком долго смотрел на солнце. От него невозможно избавиться – закрывая глаза, по-прежнему будешь видеть его перед собой, и ни темнота, ни что-либо еще не избавит тебя от этого чувства. Если подумать, то Хайзаки никогда не нравилась Рёта. Он был по уши в нее влюблен. Х В одну из обычных сред Хайзаки остался в спортзале допоздна – Акаши был недоволен последними пропусками тренировок, и накалять атмосферу еще больше явно не стоило. Хайзаки демонстративно бросал мяч в кольцо, пока второй состав наконец-таки не свалил домой. В зале повисла тишина – Шого последний раз прицелился – мяч ударился о щиток и проскочил в сетку - и уселся на скамью. Шого не нужны были дополнительные тренировки – он и так был лучше их всех. Хайзаки достал из-за стеллажа с мячами спрятанную пачку сигарет, щелкнул зажигалкой – и по залу пополз дым. Курение, вопреки рекламам и увещеванием Мидоримы, не убивало. Курение успокаивало. - Акаши-чи запрещает тебе курить в школе. Золотое «чи» ударилось об окно и осыпалось пеплом на кроссовки. Хайзаки не услышал, как вошла Рёта. Она шла на носочках, чтобы каблуки не стучали по полу. - Ну так валяй, нажалуйся ему, – Хайзаки демонстративно пустил ей дым в лицо. Рёта закашлялась и замахала руками. От сигаретного дыма ее тошнило. - Придурок. - Дура, - огрызнулся Хайзаки. И тут Рёта разревелась. Она всегда начинала плакать без предупреждения. Как торнадо, что вырастало из маленького ветерка, плач ее вырос из одного всхлипа и обрушился на Хайзаки. Он недоуменно смотрел на то, как она утирает слезы руками, хлюпает носом и пытается дышать ровно. Если бы он больше смыслил в людях – он бы спросил у нее, что случилось. Но Хайзаки и в себе-то толком не мог разобраться, поэтому он просто смотрел, как плачет Рёта. И курил. Что ему еще было желать? Вдруг она вдохнула – глубоко, наполняя легкие воздухом, и Хайзаки уже приготовился к новой волне рыданий – и не заплакала. - Мне так плохо, Шого-кун. Можно с тобой поговорить? Наверное, ей давно нужно было выговориться – и в лице Хайзаки она нашла слушателя. Чем он был лучше ее стайки дурных девиц, он не понимал. Наверное, Мидорима был в чем-то прав. Он мог бы послать ее, но только кивнул, приглашая сесть рядом. Ночь – время откровений. Рёта рассказала о том, как страшно ей было в новой школе, о том, что каждый шепот за спиной заставлял ее вздрагивать, о том, сколько мужества ей потребовалось, чтобы по утрам вставать и идти на занятия. Рассказала о том, что их баскетбольный клуб сделал ее сильной – теперь ей не страшно быть собой и сиять ярче всех. Рассказала о том, что безумно любит Аомине – за его талант, смех и нежность. Рассказала о том, что боялись признать другие – об изменениях в Дайки и о том, что она боится, что он никогда не станет прежним. Рассказала о том, как ей больно. Она говорила и говорила, и, наверное, закончила бы не скоро, вот только… Вот только Хайзаки и сам смертельно устал за день. Поэтому он просто притянул к себе Рёту, запустив ладонь в светлые волосы и поцеловал, отпуская все, что мучило его последние несколько месяцев. Если бы его спросили об этом поцелуе – он никогда бы не признался, что для него та нежность, с которой он коснулся губ Кисе, была единична. Отстранился, не убирая руки с ее затылка, посмотрел в глаза. И не увидел в них ничего, кроме слез и растворяющегося в них призрака Аомине. Чертовы девки. Чертова Рёта. - Иди домой, Рёта. Все у тебя будет хорошо, - сказал Хайзаки и отвернулся от нее. В этот раз щелчок его зажигалки совпал со стуком ее каблуков. Х На следующий день Кисе не пришла на занятия. Ее подруги, посмеиваясь над очередным растерянным ухажером, за которого они приняли Хайзаки, сказали, что она плохо себя чувствует. Он не чувствовал вины – но почему-то думал, что обязан с ней поговорить. Адрес Рёты он узнал у Мидоримы, который смерил его суровым взглядом из-под очков и пожелал не облажаться. Хайзаки рассмеялся и похлопал его по плечу. «Ничего такого, Шинтаро, не парься». По дороге к Рёте он купил забавный брелок – желтого цыпленка с черными глазищами. Спрятал в карман, где валялась начатая пачка сигарет. Почему-то дурацкая игрушка придавала уверенности – с ней шагалось бодрее и мысли о том, что сказать Рёте, почти не лезли в голову. А за квартал до ее дома он увидел их. Они стояли возле круглосуточного магазина, держа в руках пакеты с продуктами. Непривычно было видеть их не в форме. Даже как-то странно. Дайки что-то оживленно рассказывал. Рета смеялась. Хайзаки смотрел на них и думал о том, какая же все-таки Вселенная сука. Когда начался дождь, он так и остался стоять на перекрестке. Х На следующий день Хайзаки подрался с ребятами из соседней школы – а уже назавтра Акаши попросил его покинуть команду. Хайзаки от души послал его нахуй, показав на прощание неприличный жест и пожелав проиграть на соревнованиях. Позже понял, что сглупил – нужно было просто врезать по наглой роже, пока была возможность. В раздевалке сгреб из шкафчика кроссовки и форму, хотел кинуть запасные ключи от дома в карман – пальцы наткнулись на что-то мягкое. Желтый цыпленок укоризненно смотрел на него круглыми глазами. Хайзаки оставил его в шкафчике. На заднем дворе как всегда было пусто. Сел, прислонившись к мусорке. Небо над головой темнело. Мысли, которые до этого он отгонял от себя, обрушились всем скопом. Рёта обменяла один жалкий поцелуй на его сердце. Какая ирония. Хайзаки глухо рассмеялся. В мусорке догорали его кроссовки, и дым от паленой резины заглушал запах табака. Небо над головой было подернуто темными облаками – солнца не было видно, только пустой белесый круг едва проглядывался сквозь тучи. Когда его, кашляющего, за шкирку поднял с асфальта Аомине, Хайзаки уже тошнило от серости над головой. Аомине молча тряхнул его. Взглянул прямо в глаза. И врезал. Хайзаки сплюнул кровь на асфальт. - Кисе мне все рассказала, - потирая кулак, сказал Дайки. – Ты ублюдок. Ты чертов сумасшедший ублюдок. Не смей к ней приближаться. - Ты думаешь, она тебя не бросит? Хайзаки держал руку у разбитой губы. Собственный голос казался сиплым карканьем. - Ты ненавидишь меня? Да ты сам – такой же. Ты просрешь ее, Дайки. И ты знаешь, что я прав. Хайзаки показалось, что Аомине снова его ударит. Но тот сдержался. К сожалению. - Да пошел ты. Крупные капли дождя одна за одной забарабанили по земле. Тот последний презрительный взгляд Аомине Хайзаки запомнил надолго. Х Когда Тейко пришли на тренировку, о Хайзаки больше ничего не напоминало. В его шкафчике сиротливо валялся желтый цыпленок, который, как посчитали, подкинул кто-то из девчонок. Жизнь продолжалась. Он поступил в старшую школу, даже нашел новый баскетбольный клуб, в спортзале которого можно было отсыпаться после ночных пьянок. А на Зимнем Кубке он снова встретил ее. Кисе подросла – сменила белоснежную форму Тейко на нежно-голубые цвета Кайджо. Она снова была капитаном команды поддержки - закрученный хвостик аккуратно лежал на плече, короткая юбка едва прикрывала бедра. Ее новый семпай смотрел на нее с той нежностью, которую она заслужила давным-давно – поправлял ленточки в волосах и разгонял назойливых поклонников. Ниже ее на четыре сантиметра и старше на два года – он видел в ней идеальную мать для своих будущих детей и не замечал чужой силуэт в ее глазах и сердце. Придурок, что с него взять. - Я размажу тебя по стенке, - не сказал – плюнул ему в лицо Хайзаки, разминая шею и хрустя пальцами. - Попробуй. И Хайзаки почти выиграл. Почти – потому что в этот день солнце светило ярче, чем в мае, потому что недооценил противника, потому что был дураком – смотрел не на мяч, а на светло-голубые кроссовки и тонкие запястья, как и пару лет назад. Верен своим привычкам – с финальным свистком Хайзаки показал фак судье, получив отстранение от двух матчей, и свалил, даже не заходя в раздевалку. Судьба, чертова подружка Мидоримы, смеялась над ним. Смотря, как исчезает фигура Рёты в конце коридора, Хайзаки думал, что жизнь чертовски несправедлива. На улице Рёту ждал Аомине. А ему – Хайзаки – пора было уже покинуть эту сумасшедшую Солнечную систему, в которой вокруг одного дурного и немыслимо прекрасного солнца вращались баскетбольные мячи, чужие мысли и сильнейший форвард в истории Тейко.