Время — деньги

                    — Как он здесь оказался? Он дышит?       — Надо активировать доту.       Я почувствовал, как чьи-то руки щупают мою шею через одежду. Вдруг после очередного нажатия раздался до боли знакомый звук клика компьютерной мыши. И сразу ощущение того, что одежда подтянулась, обхватывая меня за бока и за бёдра, что-то кольнуло в левой ладони, и низкий женский голос тихо произнёс:       — Частота пульса — 70 ударов в минуту, артериальное давление — 130 на 80, тромбиновое время — 12 секунд, лейкоцитов выше нормы на 500 единиц, уровень сахара — 5,3 милимоль на литр, температура тела — 36,0. Имеются гематомы и ушиб. Результаты генотеста отсутствуют. Ном не определён. Фамилия не определена. Кэш — 13 голдеров. Уровень «эйч-ай» — семь, профиль «джи». Статус не определён. Рекомендуется включить обогрев.       — Жив! Включим ему обогрев, — прозвучал вновь первый голос, и я опять почувствовал у шеи чьи-то пальцы. Новый звук клика, и по спине разлилось приятное тепло, жаркая волна спустилась по ногам и проникла через бока к груди и в руки. — Слушай, как так? Ни фамилии, ни нома, ни генспонента…       — Зато гольдерами набит, — прямо в ухо заявил второй. — От него так странно пахнет. Да и волосы у него необычные.       — Может, он работает в Интерре?       — Тогда что он делает в Дамне? Да ещё и рядом с мёртвым морем? — Действительно, я различил плеск воды, меня потрясли за плечо: — Эй! Господин джи! Очнитесь!       — Не трогай его, нам надо сваливать отсюда. Он придёт в себя, и что мы ему скажем? Как объясним, что сами здесь делаем? Накроется наш промысел! Длинноволосые сюда понабегут, перекроют подходы к воде. Правильнее было бы от него избавиться, сбросить в море. Непонятно только, чем он может быть напичкан…       Мне пришлось открыть глаза. Надо мной два лица. Мужчины. Коротко острижены. Один вызывающе красив: правильный коротковатый нос, густые брови, крупный рот, раскосые чёрные глаза, густая щетина по выразительному подбородку с ямочкой, мощная шея с чувственной впадинкой. Второй тоже чёрен и тоже мужественен, но скорее с внешностью наивного медведя: глаза маленькие, неопределённого тёмного цвета, нос широкий, губы узкие, кривые, брови нелепой полоской, а на шее татуировка слишком зелёного цвета — цветочная арабская вязь — почти как воротник до рубленого подбородка. Последний, тот, который татуированный медведь, увидев, что я ожил, округлил рот и глаза то ли в испуге, то ли в удивлении:       — Очнулся!       — Господин, вам нужна помощь? Как вы здесь оказались? — обратился ко мне красавчик.       — Где я? — это мой собственный хрип (быстро я из раба в господина превратился).       Двое переглянулись.       — Вы на окраине десятого нома, рядом с мёртвым морем в каменном лесу, — продолжал общаться со мной красавчик.       — С Мёртвым морем? Это в Израиле или в Иордании? — уточнил я.       Двое опять переглянулись. На их лицах непонимание.       — Мы в Дамне! В десятом номе! А вы как тут оказались? Когда мы сюда с утра пришли, вас здесь не было! — со мной говорили как с маленьким ребёнком, типа прописные истины напоминали. — У вас наверняка высокий статус, ваши сюда не заходят. Сюда вообще как бы нельзя…       — Мы сами-то здесь случайно… Заблудились немного. С вами-то всё в порядке? Как вы здесь оказались?       — Я не помню…       — И ваша оболочка не загружена данными. Мы даже не знаем, из какого вы нома и фамилии. Куда вас доставить?       — Я тоже не знаю, из какого я нома… А мои имя и фамилия Фома Чиж. Что касается оболочки… — я похлопал себя по бокам и груди, ощутил на себе костюм из приятной на ощупь ткани, показалось, что костюм имеет прослойку воздуха, надувной. Надо подниматься. Я кряхтя уселся. И теперь кроме серого неба видел вокруг унылый футуристический пейзаж: справа гладь ржавого водоёма — видимо, его называли морем. Слева и впереди странные каменные столбики, похожие на обрубки деревьев. Травы нет. Шума листьев и крика птиц нет. Даже вода не накатывает бодрым прибоем. Мои знакомцы были одеты в серые бесшовные костюмы. Красавец вдруг кинулся к берегу и стал что-то укладывать в чёрный мешок. Вроде это была посуда, зеркало, какие-то дощечки. Приглядевшись, я различил на фоне береговой линии что-то типа лодки, только из абсолютно прозрачного материала. Не из стекла ведь! Красавец, замотав сверху мешок, подскочил к этой лодке, легко ухватил её за борт, поднял одной рукой и мгновенно сложил в форму трубки — так же быстро, как дамы складывают веер. Я, по-моему, раскрыл рот, наблюдая. Так же, раскрыв рот, напротив меня сидел татуированный медведь, только он разглядывал меня.       — Господин Фома Чиж, не могли бы вы не рассказывать своей фамилии и форсерам о том, что мы именно рядом с мёртвым морем вас нашли?       — Во-первых, не называйте меня «господином», просто Фома. Во-вторых, я пока не понимаю, в чём состоит ваше преступление, чтобы кому бы то ни было докладывать. В-третьих, я не знаю, кто такие форсеры. В-четвёртых, а какой сейчас год?       — На вас, очевидно, напали. Голова повреждена, наверное. Вон пятна на шее и нос повреждён, — понимающе ответил медведь. — Сейчас 379-ый год новейшей эры.       — Новейшей? Это как? Новее новой? Самой новой? Новой-преновой?       Медведь беспомощно оглянулся на красавца. Тот пристроил трубку-лодку в расщелину между камней так, что её стало совершенно не видно, прислонился плечом к этому же камню и насмешливо произнёс:       — Видимо, серьёзно приложили его головушкой. Давай отведём его к Поле. Она сообразит, как ему помочь. И нас прикроет, если что… Господин…       — Так! Я не «господин»! — гаркнул я, вскипая. — Ко мне на «ты»! Вам трудно ответить, что за новейшая эра? Может, я действительно память потерял!       — Не трудно: триста семьдесят девять лет назад произошёл великий разлом, закончилась христова эра, человечество погибло и началась история новейшего времени, — с усмешкой сказал красавчик, — я в истории не силён. Это вон пусть Ян тебе рассказывает, он из интересующихся, — он мотнул головой в сторону медведя. — Но я считаю, что раз уж мы тебя нашли, то поможем. Но и ты нас потом не забудь — если форсеры прилипнут, то надежда только на твой уровень. Договорились?       — А этот «великий разлом» — катастрофа какая-то? — не унимался я.       — Да, единовременный сдвиг земных плит, — Ян помог мне встать и рассказывал, по-прежнему с удивлением рассматривая моё лицо. — Сейчас точно известно, что это всё из-за буровых электростанций случилось. Самый экологичный способ получения адской энергии! Чтобы прокормить двадцать пять миллиардов землян, мало всех мощностей устаревших атомных и дорогущих лунных электростанций. Технократы и придумали бур до внешнего ядра Земли. Сначала одну землеядерную станцию построили, на арабском разломе, на деньги каких-то богатых людей, которые там жили. И как только она удачно заработала, то впились в Землю во многих местах… И вот… нажали, видать, какую-то болевую точку, кора, как скорлупа, и треснула, сдвинулась, от жара земли ледник стаял, вот и погибли все. Ну, почти все.       — И когда это было? — мне стало не по себе. — По старому календарю?       — В 2121 году.       — Слыхал, какой он учёный? Хотя и из дефективных! — весело прервал эсхатологический рассказ красавец. — А я так думаю: что там было, никто не знает точно. Может, это астероид с неба бабахнул? А может, кто-нибудь Бога прогневил так сильно? А может, и вправду умники что-нибудь наумничали. Нам сейчас от этого знания какой толк? Сейчас нам нужно уходить отсюда, а то нас друзья заждались, как бы чего не вышло. Меня, кстати, зовут Люк. Его — Ян. Мы из «эйч-ди», работаем в секторе переработки металлоотходов. Сегодня — выходной. Мы отведём тебя к Поле. А она уже отправит в Интерру. Пойдёмте, нам пора! — Он взвалил мешок с барахлом на спину и зашагал вглубь каменного леса. Ян тоже взял какой-то мешок и махнул мне, дескать, за мной.       Пейзажи, что мы проходили, были сплошь каменные и ржаво-песчаные: слойчатые пальцы, торчащие из земли, седые комы перекати-поле, рыжий мех лишайников. Я не мог представить себе, где географически могли быть такие виды. Потом мы пересекли огромную свалку, мои «дефективные» знакомые сказали, что это тылы «расщипительного» предприятия. По пути они кратко переговаривались, постоянно упоминая неких форсеров, вставляя совершенно незнакомые мне слова: какие-то «блинчи», «кромпы», «форшпеки», «сильверы», «мобайвы» и др. После свалки всё-таки появились деревья — в основном хвойные. После примерно получасового перепрыгивания с камня на камень, огибания поваленных трухлявых стволов, продирания сквозь сухой колючий кустарник мы дошли до первой остановки. Во вздыбленных корнях старой сосны нас ожидали собаки. Нет. Одна собака, она радостно завиляла хвостом, встала на задние лапы и, удерживаемая поводком, зависла, устремившись всем телом к нам, к людям, издавая ностальгический скулёж. Второе животное — волк. Я даже остановился, так как этот серый зверь сузил глаза-щели, сморщил мохнатый лоб, оскалил зло пасть, оголяя жёлтые клыки. Рычит утробно, рычит на меня.       — Серый! Пасть закрой, а то напугаешь нашего господина, — крикнул ему Люк. Он бесстрашно подошёл к волку, и тот прыгнул ему на грудь. Блин, волк не привязанный! Ян подошёл к собаке, потрепал её за ушами, отвязал от дерева. Я увидел, как мужчины сняли с животных какую-то приспособу, что была прижата ошейником к шее, и быстро приладили их к правому уху. На ухе появилась чёрная дужка с мигающим зелёным индикатором.       — Что это? — спросил любопытный я.       — Надо же, он ничего не помнит! — всё ещё удивлялся Ян. — Это определитель нашего положения. Чтобы уходить к мёртвому морю, нам приходится их снимать. Но они работают от тепла тела. Живого тела! Вот нас Серый с Мухой спасают: в легальной зоне нас ждут с определителями, пока мы…       — Хватит болтать уже! — пресёк красавец Люк. — Утомил уже нашего господина.       — Блядь, бесишь меня выставлять рабовладельцем! — вскричал я, и волк сразу же оскалился и зарычал.       — Хорошо! Не буду! — примирительно сказал он. — Но меня зовут Люк, а не «блядь»!       Я уже понял, что парни пытаются как-то оправдаться за своё пребывание у того ржавого моря. Пока мне было непонятно почему. Тем более я был занят размышлениями о закономерностях своих перемещений во времени. Так же по дороге я заметил у себя на левой ладони прямо по центру некое утолщение. Прощупал — ощущение, что внутри какая-то мягкая тонкая треугольная пластинка. Решил пока не спрашивать у местных жителей. И вообще, я подумал, что выгоднее изобразить амнезию, иначе ещё сочтут за идиота и запрут в какой-нибудь местный дурдом. Когда мы вошли в посёлок или, как они говорили, ном, я забросил эти глупые попытки определить алгоритм попадания во временные дыры, ибо настало время удивляться. Во-первых, посёлок будущего представлял собой убогое зрелище: серые однотипные околодвухэтажные дома без окон — уродливые коробки с облупленной краской. Во-вторых, совершенно нет асфальтовых дорог. Сначала подумал, что просто я в России, но потом увидел, что ровные дороги им как бы ни к чему. Редкие жители перемещались на мобайвах — одноместных мобилях, двигающихся не на колёсах, а на какой-то воздушной подушке. Все неровности мобайвам были нипочём. Ян пояснил, что мобайв стоит очень дорого, почти триста сильверов, поэтому его могут себе позволить единицы из уровня «аш-ди», в основном это средство для передвижения форсеров. В-третьих, я таки увидел этих форсеров. Издалека. Понял, что это что-то типа полицейских или вооружённых сил. Индивиды со шлемами, в синей одежде с зелёным треугольником на спине и совершенно без дубинок и пистолетов.       По ному мы шли недолго. Все, кого мы встречали, в изумлении оглядывались, я полагаю, на меня. Около одного из таких домов-коробок, только белого цвета, мы остановились. Люк нажал большую кнопку около двери.       — Куратор фамилии Мартен — Пола, уровень «эйч-ай», профиль «эс», сейчас не в комнате. Работает в интересах блага Земли, — раздался голос из прорези, что осветилась зелёным цветом.       — Дьявол! — выругался Люк и стукнул кулаком белую стенку дома. — Опять в Интерру унеслась? Куда теперь этого девать? — он кивнул на меня.       — Давай пока к нам, — предложил Ян.       — Может, лучше форсерам сдадим?       — Это мы всегда успеем, — Ян перешёл на просительный тон и тут же шёпотом: — Мне кажется, ему помощь нужна.       — Чем мы ему можем помочь? Только всё запутаем… Да и он, похоже, не понимает, кто мы.       — Нет. Не надо меня форсерам! — наконец вмешался я. — Ведите к себе. Видимо, у меня что-то с головой, мне нужна информация, чтобы всё вспомнить, а потом уж решим, куда мне направиться.       Моё слово стало решающим. Люк вздохнул тяжело, Ян — с облегчением, и мы пошли обратно: по прямой лужистой дорожке мимо двух домов-коробок к третьей. Люк поднёс свою левую руку к маленькому квадратному отверстию, закрыл его ладонью.       — Люк из фамилии Мартен, уровень «эйч-ди». Добро пожаловать домой! Напоминаем, через три дня ежегодное обследование. Кэш: 37 сильверов, — раздался глухой голос из динамика. Дверь открылась. Мы прошли внутрь. Обыкновенный дом: необработанные стены, на них короткие надписи, разнокалиберные двери, четыре штуки, лестницы вверх и вниз с разновеликими ступенями. Мы спустились вниз.       Люк и Ян занимали одну комнату. Здесь же при входе был закуток для собаки и волка, поэтому немного пахло псиной. Освещение было тусклое и почему-то зеленоватое. Обстановка куцая: две кровати у противоположных стен, стол с горой барахла на нём. На стене, что подразумевала окно в моём времени, прикреплён динамик ярко-зелёного цвета, в углу, рядом с собаками, явно рукомойник. Нет ни холодильника, ни телевизора, ни стиральной машины, ни душевой кабины — таких обязательных в XXI веке. Самое примечательное на стенах: на левой стене над кроватью прикреплена самодельная карта. Она нарисована на ткани. Очертания земель мне незнакомы. На карте приколоты какие-то знаки. Почти все на синем цвете — что-то помечают на воде? Но стена напротив уникальна: просто желтоватая, но по всей плоскости надписи. Столбцами. Чёрным цветом. Как будто углём. Стихи. Я подошёл ближе и выхватил первое попавшееся:       Ты знаешь, очень скоро       В тени, тиши и пыли,       В соседских приговорах,       В чередовании снов,       В смешенье дней беспечных,       В небесных ямах синих       Я не узнаю звука твоих шагов…       Парни забеспокоились, увидев мою заинтересованность.       — Н-не обращай внимания, это тут так было, когда мы въехали, от прежних поселенцев!       — Да? А я думал, что кто-то из вас пишет…       — Нет-нет! — поспешил Люк. — Раз Эдиктом запрещено — значит, запрещено! Мы законопослушны.       Видимо, пора выспросить друзей обо всём.       — Ничего не помню, — горестно выдал я. — Может, у меня амнезия? Может, действительно кто-то ударил?       — Не мы! — слаженно дуэтом воскликнули испуганные хозяева комнаты.       — Конечно, не вы! Рассказывайте мне всё! Что за эдикт? Что за уровни? Кто такая Пола? Сколько номов вообще? Почему вам нельзя к мёртвому морю? Ну и всё остальное…       — Дьявол! Я тебе говорил, что нужно было сматываться! Оставить его на берегу! — занервничал Люк.       — Господин Фома, садитесь, — растерянно проговорил татуированный Ян и подтолкнул меня к кровати рядом с поэтической стеной так, что я сел к строчкам спиной, чтобы не читал, наверное. — У нас есть несколько огурцов и домля. Сейчас будем есть! Вы устали.       Гостеприимный Ян забрался под кровать, вытащил ящик, в котором были огурцы и какой-то белый напиток в прозрачной бутылке. Он всучил мне два огурца и железную кружку. Налил из бутылки напиток — похожий на молочный кисель (если такой бывает). На вид неаппетитно. Но я попробовал, так как понял, что безумно голоден. На вкус… солёный кефир. Наверное, это и есть домля. Мужики сели напротив меня под тряпичную карту, пододвинув поближе к себе ящик с огурцами, и стали угрюмо хрустеть овощами и запивать из одной бутылки солёным кефиром.       — Итак, что за эдикт? — начал я вежливый допрос.       — Это закон, по которому живут номы. Он написан отцами-основателями первого нома. Там все правила, все заповеди. Ты помнишь, как тебя зовут, а не помнишь эдикт? — Люк всё-таки скептик.       — Я не знаю, как это объяснить. Расскажите мне обо всём — может, вспомню. Что за уровни? Что означает мой уровень?       — Есть три уровня: высший, хранители древнего знания — «эйч-ай» — human intellect — умники, то есть. Как ты. Мы называем вас длинноволосые, так как только вы носите такую причёску. Генспонента у вас идеальная…       — Что идеальная? — прервал я Яна.       — Развёрнутый анализ генома. Без дефектов. Хранители работают в «Интерре» — это организация по восстановлению Земли. Умники исполняют благородную функцию — очищают планету, восстанавливают плодородие, деактивируют заражённые почвы и воду, фильтруют воздух. Они же учат нас, лечат, организовывают производство. Эдикт разрешает только «эйч-ай» создавать что-либо новое: «Только люди с чистым геномом должны являть культуру новой Земли, дабы не создать аморальных и деструктурных артефактов искусства и науки». У вас несколько профилей — гуманитарный, технический, социальный, биологический, эклективный. Ты из «джи», то есть гуманитарный уровень.       — Вот почему вы меня называете «господином».       — Да, к «эйч-ай» все уважительно относятся. Только вот у тебя нет ни генспонента, ни нормальной базы персональных данных… Да и волосы не такие длинные, как должно быть…       — А другие уровни?       — «Эйч-эф» — human force. У них генспонента не такая идеальная, отсутствие критического мышления. Но исполнители хорошие, здоровье отменное. Они занимаются порядком. Говорят, что они же воюют с мутантами, что появляются в других номах.       — С мутантами? И такие есть?       — Мы их не видели. Но говорят, что есть. Нападают на нас, пьют кровь, нелюди, одним словом…       — Фантастика! А вы кто?       — А мы «эйч-ди» — дефективе! Профиль нарушения генома у всех разный. У кого-то тяжёлый случай, кто-то почти безобиден. Если рождается неполноценный абсолютно, то его забирают. Если есть опасность передачи субгена последующим поколениям, то человека чистят. Он не может иметь потомство. При рождении делают анализ генома и выявляют, какими болезнями будет болеть, какие нарушения психические и социальные будут у него, тип нервной системы, некоторые черты характера. Сразу же и предлагают профессию будущую, необходимое образование. Чтобы человек был эффективным членом общества. Отцы-основатели номов предупреждали, что главный источник опасности для цивилизации — это демографическая проблема, нужно контролировать рост населения и следить за элементами вырождения. Это главный их завет.       — Селекцией человечества, значит, занимаются? — хмыкнул я. — Евгенику реанимировали.       — Вот! — воскликнул Ян. — Уже что-то вспоминается? Вы в самом Евгенусе работаете?       — Ну… — неопределённо протянул я. — Что-то вспоминаю… А у вас какая проблема с генами?       Мужики переглянулись. Ян покраснел, а Люк ухмыльнулся.       — У нас склонность к гомосексуализму. Поэтому чистка нам не грозит! — радостно возвестил Люк. — Но тебе нечего бояться! Мы мирные. В нашем доме у всех разные дефекты: у Стелы дислексия, она не может ясно выражаться. У Айдина склонность к воровству. У Никоса астма, задыхается с детства, хотя и у печи работает. У нашего соседа Шона приступы агрессии, да ещё и склонность к ожирению. У всех разное.       — И всё это можно определить по геному?       — Наверное, можно. Все вокруг нас именно такие, какими их определил генотест.       — И не бывает ошибок?       Мужики замолчали и даже не хрустели огурцами. После тяжёлой паузы Люк таки разрядился мыслью:       — Ты нас проверяешь, что ли? Тестируешь на лояльность?       — Нет! Я просто пытаюсь собрать все факты в голове! А что там с мёртвым морем? Почему вам туда нельзя? — решил сменить тему я.       — Там заканчивается территория нома. Это уже зона Интерры, нам говорят, что там небезопасно. Да и можно в поселение заразу какую-нибудь принести.       — Зачем же вы туда ходите?       Люк пихнул Яна локтем и опередил его в ответе:       — Да из любопытства! Но ты прав, не нужно этого делать! — и обаятельно улыбнулся. — Может, спать завалимся? А то нам завтра на работу идти.       Спать так спать. Надеюсь, что башка перестанет гудеть, да и устал я «за сегодня»: с утра отмотал несколько километров по римской дороге, после полудня — по бездорожью будущего. Мне показали, как пройти до туалета по обшарпанному коридору, разместили на кровати около стены со стихами, и я подумал, что даже почитаю лирику на ночь. Но не удалось, ибо Ян дунул на зеленоватую круглую лампу и комната погрузилась в мрак. Можно было только расслышать, как тяжело дышит зверьё у двери и ворочаются мужики на кровати напротив. Наверное, им там тесно. Интересно, они пара? Почему они живут вместе? Я, пожалуй, был бы не прочь делить жильё с Люком: красив, решителен, неглуп, да ещё и стихи сочиняет. Я же понял, что это его творчество: во-первых, он занервничал, когда я спросил о стихах, во-вторых, постель около этой стены, скорее всего, его — от подушки пахнет пряно и перечно — так, как от него. В-третьих, мне бы хотелось, чтобы это был именно он. Я прислушивался к звукам ночи 2500 года — ничего особенного, парни не собирались меня шокировать страстью, глухие стены не впускали наружные звуки, только тихий храп — то ли волчий, то ли собачий. Я попытался вновь осмыслить алгоритм своего перемещения во времени, не складывалось, не верилось, не вмещалось. Остро вдруг почувствовал, что скучаю по сволочи Пашке, наверняка забыл уже обо мне. Стало себя жаль: вот ведь выпал из своего времени — и никто не заметит. Никто даже искать меня не будет. Подойдёт время сессии, и куратор начнёт вызванивать — может, тогда вспомнят. Интересно, а где мой телефон сейчас? Завис где-то во временном переходе, разряжается, меня дожидаясь. Блин, а если он остался в той квартире № 222? И пьяненькая несчастная женщина его возьмёт? Чёрт, там у меня есть такие фотки! Пашка снимал… Пашка — гад… Пашка, ты хоть поищи меня…       — …он работает в Евгенусе, и ты так просто об этом говоришь?       — Тише! Да я не знаю, где он работает! Он сам, похоже, не знает. Говорит, что ничего не помнит. Видишь, его кто-то ударил. Может, действительно потерял память. Такое же может быть! Он лежал у мёртвого моря, мало ли кто на него напал!       — А если это такая проверка?       — Кто я такой, чтобы так жертвовать бесценным экземпляром?       — Ты знаешь, что повод есть! Сколько раз я вас предупреждала, чтобы вы прекратили свой идиотский промысел! Чего вам не хватает? Смысл этих изысканий?       — Пола, не сердись, ты же знаешь, что в этом моя жизнь. Это единственное, что разжижает мою кровь. Не даёт унывать. Этот город, что под водой, там такие дома, такие широкие площади, удивительные вещи. Там свобода… понимаешь? Я и Ян там одни среди этих мёртвых домов и лестниц. Мы сегодня нашли целую посуду. Настоящую, фарфоровую! Представляешь, сколько она стоит! И ещё подняли наверх очередную книгу. Называется «Коран». Что это такое?       — Люк! Я боюсь за тебя. А если ты однажды не выплывешь?       — Ян всегда рядом. Он очень надёжен.       — А если форсеры вас обнаружат?       — Серый никогда не уйдёт с датчиком без меня.       — А если кто-нибудь проболтается! Позавидуют и расскажут о том, что вы на нелегальной территории, да ещё и диггерствуете! Это же статья!       — Пола, ты за себя боишься? Я никогда тебя не предам, они не узнают, что ты помогала нам.       — Ну а этот парень? Почему вы не сдали его форсерам?       — Ян был против. Да и он мог рассказать, что мы нашли его у мёртвого моря.       — Он и так расскажет! Вам нужно было оставить его там!       — Пола, ты же видишь, его избили. Мы должны были помочь. Мы хоть дефективные, но всё же люди.       — Прости, это просто паника. Ты говоришь, что у него нет генспонента?       — Да. И слич был деактивирован, мы нажали доту, ну и услышали, что он из «эйч-ай», профиль «джи», но генспонента нет, ном не определён.       — Ном не определён? Хм… тогда… И он ничего не знает о нашем мире?       — Ничего. Куча вопросов, и видно, что парень растерян, смотрит удивлённо. Он необычный. Белые волосы, светлые глаза. Вы же говорили, что этот ген подавлен?       — Люк, тебе он нравится?       — Нравится. Красивый. Но не так, как ты подумала. Это вон Ян глаз с него не сводит. Как бы не влюбился мой напарник.       — Слушай, ты уверен в том, что этот Фома искренне не понимает, где находится, что у него нарушение сознания?       — Сказать, что уверен — не могу, я в себе-то не уверен. Но так, как он себя вёл… так играть нельзя. Он старался скрыть от нас, но видно же, что шокирован. Ты что-то задумала?       — Люк, может, сама судьба смилостивилась над нами и послала к нам этого парня? У меня есть идея, но нужно всё обдумать, да и с Яном обсудить. Давай разбудим его! Надо до утра определиться…       Шёпот отдалился от меня, тусклый свет, как от фонарика, запрыгал по стене.       — Ян! Проснись! — различил я, и под лопаткой свирепо зачесалась кожа. Я сделал сонное движение, что-то промычал и повернулся на другой бок так, чтобы лежать лицом к комнате. У противоположной кровати стоял полуодетый красавец Люк и невысокая девушка в белом костюме. Они встревоженно смотрели на меня. Проснулся и Ян.       — Что случилось? Пола? Мне уйти? Но ведь у нас гость!       — Тс-с-с… Никуда не надо уходить, я не за этим пришла, — девушка села на кровать рядом с Яном. — По автокейсу я увидела, что вы приходили, поэтому и явилась сюда. Нам нужно обсудить, что делать с ним, — и она кивнула в мою сторону. — Пойдёмте в водную, а то он может проснуться… И, Ян, я же просила тебя — не пускай Люка к морю.       — Хм… Это ещё кто кого должен удерживать от подводного города! Он первый туда несётся! — усмехнулся Люк. — Вставай, Серый посторожит гостя, а мы пойдём обговорим ситуацию…       И действительно, к моему лежаку тихонько подошёл волк, сел напротив меня. Жёлтые глаза недоверчиво и недвижно уставились в лицо. Пришлось сделать вид, что я сплю; пожалуй, животное труднее обмануть, чем людей. Я услышал, как трое человек осторожно вышли из комнаты и притворили дверь. Звуки исчезли. Страшно пошевелиться и открыть глаза. Волк подполз ближе и положил свою морду рядом с моей подушкой. Чёрт! Что они там задумали? Мне показалось или нет, что отношения Полы и Люка совсем не деловые и не дружественные? Они любят друг друга? А как же склонность к гомосексуализму? И город под водой! Они ныряльщики. Нелегально достают какие-то артефакты. Наверное, из города, который оказался затоплен во время катастрофы. И как они из-под воды вытащили книгу? Интересно, что это за город? Где я? Что таит для меня новейшая эра?..       — Фома! Ты жив? — голос как удар в мозг. Немилосердно так будить! Пашка получит сейчас! Поворачиваюсь и… не Пашка. Хотя глаза, конечно, синие, краси-и-ивые! Стоп! 2500 год. Мёртвое море. Красавец Люк. Серый волк. Стихи на стене. Ночной шёпот. Девушка в белом костюме. Её зовут Пола. — Фома! Что с тобой произошло? Я переживала.       Девушка сидела рядом со мной и фальшиво-восторженно вглядывалась в моё лицо. Люк и Ян расположились на противоположной кровати, сложив руки на колени, как послушные детсадовцы, и сосредоточенно наблюдали за сценой моего пробуждения.       — Фома! Люк говорит, что ты ничего не помнишь. Это правда? Что у тебя с носом? И на шее пятна. И вот тут ссадина! Крестик? — на этом моменте и пальцы, и слова красивой девушки остановились, запнулись. Пола нахмурилась и чуть было себя не выдала: — Это твой? Э-э-э… да, точно, но ведь я говорила тебе, что нельзя его носить! Нужно отдать в архив. Как ты не понимаешь?       — Не понимаю, — искренне ответил я, — почему нельзя носить крестик?       — Он не помнит Эдикт, — вмешался Ян.       — А что ты помнишь? — осторожно спросила Пола. — Меня ты помнишь?       — Нет, — честно соврал я. — Я помню только какое-то тикание в голове. То, что я Фома Чиж, мне двадцать три года, изучаю философию, увлекаюсь реконструкциями и полигонными ролевыми играми. Хотя в последнее время как-то не получалось… А тебя не помню, хотя твои глаза вроде как знакомы.       — Как же так? Что с тобой случилось? И почему твой слич не отражает генспонент?       — Я не знаю.       — Хорошо, что ребята тебя нашли. Это чистая случайность. Как же теперь наша свадьба?       — Свадьба? — я даже подумал, что просто чего-то не расслышал.       — Да. Мы с тобой должны были к архонту идти. А ты пропал. Не знаю, что теперь делать, раз уж ты меня не помнишь даже, — Пола нежно провела по лицу холодными пальцами, погладила ухо, наклонилась и поцеловала в уголок рта. Я офигел. Лихорадочно соображал. Они договорились выдать меня за жениха этой Полы? Зачем? Это подстава или спасение для меня? Может, мне просто им сказать, что я из прошлого? Или не поверят? Я бы не поверил. А что, если подыграть?       — Тебя зовут Пола? — В синих глазах мелькнула тревога. — Прости, но я не знаю, что со мной случилось. Я не знаю, где результаты моего генотеста. Может, мне не делали? И если у нас должна быть свадьба, то пусть будет… — краем глазом замечаю, что и Люк, и Ян обеспокоились: один сжал нервно руки в кулаки, другой прикусил губу и всхлипнул. По-моему, и Пола не ожидала такой моей безропотности. Повисла пауза, которая была снята Яном:       — Фома, тебе надо вернуться к своим. Тебе здесь быть нельзя. Пола помогает нам, поможет и тебе. Только крестик сними, возьми вот это, — и протягивает мне золотую бляшку с ушком. — Если нажать на центр, то сигнал об опасности попадёт ко мне. Я сам сделал… Это мы с Люком используем в нашем увлечении. Вдруг мне получится тебе помочь… И ещё, если будут спрашивать и тебе придётся отвечать, не говори, что мы были у мёртвого моря. Пожалуйста. А если вдруг надо будет кого-то из нас назвать, называй меня.       — Ян, ты что? — ткнул его в бок Люк.       — Ты знаешь что.       — Я обещаю, что вас не выдам. Я уже понял, что вы можете пострадать, я этого не хочу, вы были добры ко мне. Тем более знайте, что политика ваших властей по делению людей на дефективных и чистых ущербна. Я её не одобряю. — Вот, высказался, оратор хренов. Кажется, все трое малость напугались моей выдающейся гражданской позиции и поддерживать критику режима не стали.       После этой неловкой паузы все засобирались. Я снял крестик и отдал Яну, вдев в цепочку кулончик неправильной формы. Моя «невеста» о чём-то шепталась с Люком, я заметил, как бережно он поддерживал её за талию и типа незаметно провёл губами рядом с ухом. Мужчины пошли на свой завод, а мы с Полой сначала до её дома, откуда она вытащила мобайв, а потом на мобайве, тесно прижавшись друг к другу, мимо зданий-коробок, мимо каких-то пирамидальных строений к красивому зеркальному полукруглому дому с волнистой крышей.       — Фома, ты бы не высказывал здесь своё мнение, — попросила меня Пола при входе, где на раздвижной двери переливалась скромная маленькая надпись: «Interra». — И ещё. Я вижу, ты добрый парень. Помоги нам.       — Как? И что вам грозит? Не лучше ли мне рассказать то, что вы задумали?       — Дело в том… в том, что я… в общем…       — О! Пола! Приветствую тебя! Это и есть твой таинственный избранник? — подобно грому прозвучало рядом, обрывая неуверенное признание девушки. Из здания вышел грузный мужчина с квадратной челюстью и необыкновенно смуглой кожей. Мне вспомнились персонажи олдскульных фильмов с Арчи и Сталлоне. Мужчина приобнял Полу, которая тут же зарделась и опустила глаза. Здоровяк в белом костюме с нескрываемым любопытством разглядывал меня, бомбардируя нас миллионом вопросов: — Удивительно! Он блондин! Где ты его откопала? Вы уже вместе работаете здесь, в Дамне? Как я пропустил его назначение? Неужели он тоже профиля «эс»? Но вы ведь не были ещё у архонта? Я бы знал! И несмотря ни на что вместе живёте? Он у тебя такой богатый? А я-то удивлялся! И чего это наша красавица одинока? Почему не оставит уже этот Дамн и не заживёт счастливо в Интерре, занимаясь чем-нибудь более приятным, а не опекой над дефективными? Как тебя зовут, о счастливый избранник?       — Фома, и я из профиля «джи».       — Опа! И, должно быть, живёшь где-нибудь далеко, я всех местных «джи» знаю. Откуда родом?       — Из Питера, — рискнул я.       — Это где-то на западе? Слышал, слышал что-то о той земле… А я Клейтос! Пола! Заходите ко мне вечерком! Я сейчас в Дамн, в моей фамилии проблемка, пойду порешаю… — он положил правую руку на плечо Поле, она положила на его плечо. Видимо, это заменяет им рукопожатие. Мне пришлось повторить этот жест, и здоровяк бодро отправился на почти пустующую стоянку мобайвов. А мы зашли внутрь.       — Ты из Питвейла? — шёпотом спросила Пола. — Ты всё помнишь? Зачем тогда ты обманывал нас?       — Я не обманывал. И я не из Питвейла. Я импровизирую. А разве в Интерре можно жить? Я понял, что это территория, непригодная для людей — затопленная, заражённая, радиоактивная.       — Фома! — Пола даже остановилась. — Ты меня разыгрываешь? Мы сейчас не в Дамне, можно не придерживаться Концепта. Я поверю, что ты мог забыть события своей жизни и как ты оказался у мёртвого моря, я поверю, что твой слич как-то повредился и стёр генспонент и личные данные. Но я не поверю в то, что ты стал вдруг воспринимать мир через Концепт, тебя ударили по голове, и ты получил мировоззрение «эйч-ди»? Такого не бывает! Пошли, нам нужно оформить нашу связь у архонта, пока штраф не вырос до небывалых размеров, и надо восстановить твой генспонент через базу.       Пола, гордо выпрямив спину, развернулась и быстро пошагала по светлому коридору, на стенах которого висели световые виды-фотографии водопадов, горных вершин, сочных долин, звонких ручьёв. И на всех счастливо улыбающиеся люди с длинными волосами. Только сейчас до меня дошло. Можно сказать, озарило. Прежде всего то, что я нахожусь в опасности. Косить под человека, потерявшего память, не получится. Они просто не найдут меня в своей базе данных и поведут делать этот генотест. Там же и психотест сделают… А человек, оказавшийся в чужой шкуре, в мире тотального обмана должен быть уничтожен. Получается, что у них два мира: один — смоделированный для «дефективных» людей, им впаривают, что планета заражена, им не дают достойного образования, им не дают жить полноценной жизнью, прикрываясь идеями демографического возрождения Земли. Часть дефективных под тем же предлогом стерилизуют. Второй мир — Интерра. Он для «эйч-ай», для грёбаных умников с безопасным геномом, для тех, кто свободен от хронических заболеваний, психических девиаций, личностных деформаций, проблем в обучении, физического несовершенства и, не дай Бог, сомнительной ориентации. В свой стерильный, правильный мир они не допускают дефективных изгоев, запугивают последних сказками о глобальной катастрофе и даже о неких мутантах, чтобы сидели в своих номах, работали и верили в благородство «эйч-ай», которые спасают планету от последствий катаклизма. Но не может же быть всё обманом!       — Пола, — догоняю я девушку, — скажи, катастрофа всё-таки была в 2121 году?       — Конечно, была! Прекрати меня пугать…       — И действительно часть суши ушла под воду? Погибло много людей? А те, кто выжил, и стали отцами-основателями первого нома?       — Одиннадцати номов. Просто именно в первом оказались технократы. Всё, хватит выспрашивать!       — Эти технократы и создали Эдикт — законы нового общества, Евгенус — организацию контроля генофонда человечества, форсеров, как послушную вооружённую силу, Концепт — иллюзорное представление о мире для дефективных, которых загнали в гетто. Это же фашизм! Как вы, умники, этого не понимаете?       — Прекрати! Я плохо знаю, что такое фашизм. Что-то из истории, из христовой эры. Что-то связанное с войнами, с диктаторами. К нам это не имеет никакого отношения! Наше устройство обеспечивает благо Земли. «Эйч-ай» воссоздали экологический баланс, вернули плодородие опустыненным почвам, восстановили более двухсот видов животных, затянули тысячи квадратных километров озоновых дыр, расчистили разрушенные города, нашли способ деактивировать заражённую ураном и цезием воду и землю, демонтировали все доступные землеядерные буры. Пока большая часть суши ещё не регенерирована, но мы стараемся! А та губительная культура человечества, что разрушила старый мир, укрощена. И чтобы вновь не появилась опасность распространения безумия, эпидемий, преступности, злых намерений, мы вынуждены изолировать индивидов с повреждённым геномом от Интерры! Это надо для блага Земли! Ненормальность слишком сильна, поэтому её надо контролировать! — Пола завелась и выдала все заготовленные лозунги и обоснования, что сидели в её красивой головке. Синие глаза горят, ноздри пыхают, подбородок вверх. Так и хочется подкрикнуть «Аве, Интерра!» и вульгарно зигой вскинуть руку. Но я сказал другое:       — А Люк? Он тоже угрожает вашему стерильному миру? Он недостоин тебя? Он не может жить в вашей стране чудес? — это остановило Полу. Она даже вроде перестала дышать, как будто я её ударил. Справилась с собой с трудом:       — Пойдём, как раз ради Люка нам надо к архонту. Рискну.       Она вновь понуро отправилась ещё дальше, вглубь по коридору. Казалось, что люди с ярких фотографий подозрительно присматриваются к нам и перешёптываются. Пол шёл под уклон — наверное, мы уже под землёй. Неожиданно мы вышли в круглый холл, в котором дугой по стене висели огромные мониторы с участками карты и медленно двигающимися точками разных цветов. За скобообразным столиком сидела девушка в белом. Повернулась к нам и лучезарно улыбнулась:       — Пола! Доброе утро! У твоих всё хорошо, — она махнула на один из экранов, — все на работе, только Айдин болеет. Ты с кем? И к кому?       — Привет, Цицилия. Знакомься, это мой будущий супруг, Фома. Кто из архонтов сегодня на посту?       — Супру-у-уг? Здорово. Так ты скоро нас покинешь? Сегодня у себя Валерий Альбертович, связаться?       — Да. Он, в каком руме?       — Тринадцать девяносто.       — Тринадцать? Архонты принимают сейчас в отсеке Евгенуса?       — Да. Уже как две недели там. Идёте?       — Идём! — Пола ухватила меня за рукав и потащила дальше. Мы то поднимались, то опускались, встречали редких длинноволосых людей, я только успевал рисовать в голове схему здания, вдруг придётся бежать!       Архонт (а я понимаю, что это судья) оказался пожилым сухоньким человечком с длинными седыми волосами, заплетёнными в две косицы, и елейным выражением лица. Сказать, что он удивился, увидев меня, нельзя — он был шокирован. Сел прямо на стол и изучал моё лицо, не закрывая рот. По-моему, он не совсем слышал, что тараторила Пола. А она выдавала удивительную историю того, как люди из её фамилии нашли этого молодого человека без сознания, как сказали ей, как она пыталась меня лечить, как недоумевала, кто мог напасть и почему стёрт генспонент, как «мы полюбили друг друга», как решились стать семьёй. И много ещё чего тараторила Пола, в нужных местах по-актёрски смущалась, иногда рьяно трясла кулачком. Оказалось, что Валерий Альбертович всё услышал, после лживого монолога он резво соскочил со стола, всплеснул по-бабски руками и восторженно высказался:       — Пола! Ты посмотри на него, это же блондин! Матушка-природа возвращает нам утерянное многообразие человеческого вида! Какая радость, какая радость! По поводу того, кто на него напал, нужно выяснять, выяснять… А генспонент — ерунда, мы быстренько свяжемся с Сибирией, нам пришлют его данные. Мы живенько всё оформим, оформим, — видимо, у старика была привычка повторять слова дважды. Он засеменил к своему столу, приложил левую руку ладонью к широкой чёрной панели на весь стол. Что-то пискнуло, и на панели возникли несколько огоньков и тёмно-зелёный экран. Пальцы архонта забегали по экрану в каком-то невероятном танце. — Та-а-кс! Что мы помним, молодой человек? Как вас зовут, сколько вам лет, может где учились, какое образование?       — Меня зовут Фома, фамилия Чиж, по отцу Данилович. Учился на философском в универе, — это я правду начал говорить, так надёжнее, по крайней мере не обвинят во лжи. — Мне двадцать три года. Костюм мне сказал, что я «эйч-ай», профиль «джи». Я русский.       — Хе-хе-хе… Русский! Русский он! Ты ещё скажи, что год рождения какой-нибудь двухтысячный! Хе-хе-хе! Ох, уж эти философы! Мудрецы! И фамилия странная… Сейчас введём! — Он торжественно тыкнул пальцем в экран, как будто точку поставил или enter нажал. Пауза. Архонт нахмурился. — Что за ерунда? Что с базой данных? Что за обморок? Такого человека нет? Первый раз такое…       По-моему, Пола, как и я, не особенно удивлена таким ответом системы поиска. Она заломила руки и запричитала:       — Как же так? Может, его уже зачислили в умершие? Раз он пропал и не давал о себе знать? Вы же видите, что человек перед вами! Живо-о-ой! И его слич показывает состояние интеллекта «эйч-ай». Он учился в университисе!       — У меня только одно объяснение: это какая-то диверсия! Надо разбираться. Не волнуйтесь, молодой человек. Даже если не найдут данные, мы всё восстановим. Наше отделение Евгенуса быстренько сделает тестик. Первые результаты через час, развёрнутый генспонент через месяц!       — А как же наша свадьба?       — А зачем торопиться? — удивлённо поднял брови старик.       Пола придвинулась к архонту ближе. И зашептала виновато:       — Валерий Альбертович, пожалуйста, очень нужно, очень… Срочно. Дело в том, что я жду ребёнка… Знаю, знаю, это нарушение! Мы заплатим штраф! Фома готов, монеты есть. Я знаю, это огромная сумма, мы уже говорили с Фомой, что готовы заплатить десять гольдеров в казну нома и два вам лично. Поймите нас! Это любовь! И нужно, чтобы наш ребёнок изначально был защищён законом. Прошу вас…       И я, и Валерий Альбертович офигели. Но, по-моему, я сильнее, так как архонт вдруг прошипел:       — Три!       — Хорошо! Три! — яростно прошептала Пола. — Только распишите нас прямо сейчас!       — Но это невозможно! Его нет в базе данных, у него даже нет генспонента? — шипел ей в лицо архонт. Только я — блондинистый товар категории лжеотец и ещё более лжемуж — стоял столбом, в башке застучали мысли: «Эк, Пола! Эк, какая выдумщица! Залетела от Люка! Теперь крутится, изобретает. Боится. Наверное, у них тут жёсткие санкции за связь высшей касты с дефективными. А я — дундук! Тук… тук… тук… Пола даже не предполагает, что я могу не сдать экзамен по геному. Слич определяет уровень по знаниям! Ведь они не учат дефективных! Нужно было ей сказать мне раньше о ребёнке! Чёрт! Знает ли о ребёнке Люк? Люк… люк… тюк… тюк… И она совсем не думает обо мне. А вдруг я против быть отцом её ребёнка?»       — Вы же сами сказали, что уже через час будут первые результаты! Пожалуйста! Пожалейте нас. Тринадцать гольдеров!       — Уф-ф-ф… — старик стёр со лба капли пота. — Я слышал о тебе, что ты очень решительная и упорная… Хорошо. Платите — и пусть жених направляется в соседний рум — 1387, и за час мы управим документы. А я сообщу форсерам, чтобы занялись его делом.       Пола схватила меня за руку и подтолкнула к столу.       — Плати… любимый… — сказала она с ненавистью в глазах. И так как я не знал, где взять деньги, взяла меня за левую руку, прижала ладонью к экрану всё того же стола. Толкнула в бок. — Говори! Тринадцать гольдеров. Весь счёт!       — Весь счёт, тринадцать гольдеров, — послушно сказал я, и ладонь отчаянно зачесалась.       — Всё! — победоносно произнесла Пола.       — Теперь идите в 1387 рум, прямо сейчас! Молодой человек! Вы поняли куда?       — Да, в тысяча триста восемьдесят седьмой рум. Иду... — как в бреду ответил я, так как стук в ушах превратился в бой курантов. Бом-бом-бом-м-м…       — Я провожу! — вызвалась Пола. И поволокла меня в коридор.       — Пола! Я не пройду тест, — зашептал я ей в ухо, — у меня тоже будут нарушения генома. Такие же, как у Люка.       — У тебя генофобия, такое бывает! Да и выхода уже нет!       — Пола, а Люк знает, что ты беременна?       — Сегодня сказала.       — И он позволил тебе выходить за меня замуж? Это же его ребёнок!       — Это ради ребёнка! Иначе его заберут! Или вычистят…       — Пола, это плохая идея стать моей женой, поверь…       — Иди… у меня нет выхода! Не туда, сюда… — она вталкивает меня в слепящее-светлую комнату.       Не вижу, кто говорит:       — Вы к нам?       — Меня направили в тысяча триста восемьдесят седьмую комнату, это тут?       — Тут. Проходите. Вас направили на генотест?       — Да.       — Раздевайтесь, там справа камера, — ласково произнёс голос за стеной света. Я стал стягивать с себя слич. Отчего-то дрожали руки. Бой часов в голове продолжал свою работу. Палец зацепился за цепочку на шее. Золотой кулон в виде неправильной капли. Надо нажать… вдруг… Нажимаю. Еле слышный писк. Что надо делать дальше? Говорю прямо на эту золотую каплю:       — Ян… Одна тысяча триста восемьдесят седьмая комната… Я тут… Одна тысяча триста… — и совсем плохо. Бом-бом-бом… Падаю, ударяюсь головой о что-то железное. На полу холодно. Хорошо. Легко…