Солнце и кровь.

Низкий хриплый смех донесся снаружи, и Спартак поднял взгляд, на какое-то время перестав ломать голову над очередным планом. Пламя свечей колыхалось, отбрасывая на стены шатра длинные черные тени. Там, за преградой, которой служила лишь тонкая ткань, кипела жизнь: люди решали свои проблемы, тренировались, обменивались последними новостями, мечтали о будущем. - Все! - Полог, закрывающий вход, взлетел вверх, пропуская внутрь довольного собой и жизнью Ганника. В руках он держал большой кувшин, закупоренный и перевязанный ошметком простыни, как младенец. Оружие кельт уже сбросил где-то по дороге, навязав, наверняка, многочисленным влюбленным в него дурочкам очистить его от крови римлян. На его одежде еще виднелась дорожная пыль - значит, неугомонный воин явился сразу после возвращения. Редкая удача. - Ганник, - Спартак чуть кивнул, дав понять, что заметил и оценил всю важность события. - С возвращением. - Все, говорю, моя жизнь удалась, - мужчина прошел внутрь и поставил с грохотом кувшин на стол. Заметив непонимающий взгляд Спартака, Ганник еще красноречивее указал на кувшин, не в силах ждать, когда уже все станет ясно. Еще через пару мгновений он сам откупорил свою добычу. Сладковатый запах тут же наполнил шатер. - Самое лучшее вино, которое только можно пожелать! Я пробовал его всего однажды. И после этого всей целью моей жизни было его найти! - Гладиатор взмахнул руками и едва не снес свой обожаемый кувшин со стола. - Я искренне за тебя рад, - Спартак терпеливо кивнул и сел обратно, - но я бы хотел услышать твой доклад о… Ганник молча уставился на предводителя исподлобья. Тот не выдержал и устало провел ладонью по лицу: - Ну что? - Я вез его всю дорогу, берег, чтобы поделиться с тобой! Это единственный кувшин! - Блондин уселся напротив и поставил локти поверх разложенной карты. - Как же ты… - Обещал, что тому, кто его тронет, я отрежу руки, - он пожал плечами. - Люди охотно верят в то, что видели много раз. - А голову ты этим вином поливал? - Только сейчас Ганник заметил, что Спартак уже какое-то время рассматривает не его самого, а что-то рядом. Или за спиной. Или на голове. - Ты о чем? - Воин, который уже все-таки успел немного отпраздновать победу, нахмурился. Его собеседник провел рукой по своему виску, намекая, чтобы он сделал так же. Ганник потянулся к голове и запустил руку в волосы. Пальцы тут же застряли в спутавшихся и липких прядях. Он витиевато выругался и медленно освободился, тут же растеряв всю жизнерадостность и веселье. - Вот поэтому я ненавижу тех, кто бьется без доспехов! - На заинтересованный взгляд Спартака Ганник только повел плечом. - Из них кровь сильнее брызжет. - Я обязательно в следующий раз донесу твое замечание до римлян. Спартак поднялся на ноги и прошел вглубь шатра, где мерцание свеч было тусклее, а шум лагеря доносился глуше. Под разочарованное пьяное бурчание своего друга он выудил из-за полога кувшин и оттуда же достал таз. После чего отложил в сторону меч и опустился на покрывала. - Ганник! - Его голос прозвучал властно, но без лишней грубости. - Неси свое… вино сюда. Кельт недовольно поднялся, подхватывая свою добычу. Он снова и снова касался волос пальцами, пытаясь разделить затвердевшие пряди. Приблизившись к Спартаку, он протянул ему кувшин, но совсем не ожидал цепкой хватки на запястье и подлого толчка под колени. От гибели вино спас все тот же Спартак, ловко опустивший его на подушку. Ганник не слишком грациозно грохнулся на пол, махнув ногой, и завалился на спину. Он попытался подняться, но гладиатор толкнул его в плечо, и Ганник снова рухнул, на этот раз рассмеявшись от собственной беспомощности. - Если сейчас на тебя нападут, ты даже меча не поднимешь, - Спартак потянул перевязь, заставляя Ганника ее снять. - Уж тебя-то уделать я смогу, - тот попытался обернуться, но сильная рука повернула его голову обратно. - Спартак! - Сиди ровно! - снова прикрикнул Спартак и, несмотря на недовольное бурчание, мужчина перед ним замер. В награду Спартак пододвинул к нему многострадальный кувшин с вином. Ганник прикрыл глаза, когда горячие пальцы коснулись его головы. Спартак был весь такой: неукротимый, упрямый, кипящий, живой. И каждое его прикосновение было наполнено этими ощущениями. Будто бы огонь сорвался с фитиля свечи и охватил его, великого Бога Арены, целиком, забился в глаза и в нос, заполнил рот. Чужие руки медленно распутывали узлы на его волосах, выпуская отдельные пряди из плена. Одна из самых коротких упала на лицо, мстительно защекотав Ганнику щеку. Следуя за властными прикосновениями, он запрокинул голову. Его взору открылся потолок шатра, колыхающийся от порывов ветра. Или от выпитого им вина. Спартак поднял кувшин и наклонил его. Второй рукой он придерживал испачканные пряди. Когда вода попала на них, она немедленно приняла такой же темный бордовый оттенок. Грязь вперемешку с чужой кровью постепенно смывалась, оседая в тазу у ног Спартака. Следуя за оставшимися спутанными прядями, его рука двигалась все выше и, наконец, запуталась в золотых волосах. У Ганника от этого прикосновения кожа покрылась мурашками. Он зябко повел плечами и еще сильнее запрокинул голову, щурясь, будто ему в глаза светит яркое солнце. Остатки воды Спартак вылил на чистые волосы, чтобы сполоснуть их от пыли. И, отставив пустой кувшин, зарылся во влажные волосы второй рукой. Ногти гладиатора царапнули землю. Он подался назад, навстречу прикосновениям. Мышцы на руках напряглись, выступая под загорелой кожей. Он попытался подтянуться, чтобы не потерять равновесие, но от нахлынувшего - обжигающего, словно поток лавы - возбуждения развел ноги, а бедра подались вперед, а сам совсем завалился назад, находя спиной колено Спартака, чтобы не упасть, закрыл глаза и коротким движением облизнулся. - Ммх... Спартак мгновенно среагировал: двумя пальцами поймал чужой подбородок и развернул Ганника к себе, чтобы уже через секунду впиться в его губы грубым, сухим поцелуем, который обжег их обоих намного сильнее огня. Рука соскользнула на подставленное и незащищенное горло, а большой палец уперся под подбородком, не позволяя прекратить поцелуй раньше времени. Под кожей загнанно бился чужой пульс. Ганник разгорался в его руках, словно костер. Горячий и пьяный. Он всего мгновение осознавал, что произошло. А потом, будто ожившая глина в руках скульптора, ответил. Он все делал так: бросался в бой, принимал решения, отвечал зарвавшемся новобранцам - бесстрашно, быстро, ни мгновения не раздумывая. Вот и сейчас отдался поцелую целиком, до последней искорки под веками, до последней капли воды, стекающей по его спине. Подался навстречу, прогибаясь в спине, и тут же застонал, когда Спартак провел ногтями по его груди, оставляя длинные красные полосы. Его стоны нельзя было сравнить ни с чем. Подобных звуков в природе никогда не было. И не будет. Потому что стоны Ганника можно было приравнять только к языку богов - такие же невероятно прекрасные, оседающие в ушах на долбанные дни, такие пошлые - и при этом будто пропитанные солнцем, как он сам. Бог Арены открыл глаза. В них отразился огонь свечей. Его зрачки расширились, скрывая радужку. А после он улыбнулся. Предвкушающей улыбкой, которой он всегда встречал самых сильных своих врагов. И самых желанных любовников. Спартак ждал, что Ганник бросится на него, вцепится зубами в горло, как частенько любил это делать. Но тот был разморен жаром чужого тела и крепким вином, которое смешалось с его кровью. Поэтому он повел плечами, не отпуская взгляда, и мягким движением скользнул ближе. Коснулся грудью груди, обхватил ладонью затылок. Провел языком по длинной крепкой шее, пока не дошел до губ. И поцеловал. В этот раз вел Ганник. Он умел целовать так, что начинали трястись пальцы и болеть в груди от нехватки дыхания. Вот и сейчас он принялся это делать - мягко скользить языком во рту, прихватывать губы. Не забывал проводить большими пальцами по вискам, а указательными по ушам. Оседлав бедра Спартака, он заставил его откинуться на спину. Но даже будучи пьяным Ганник не мог замереть. Он терся о чужое тело, постоянно пытался усесться поудобнее, устроиться. Но каждый раз его что-то не устраивало. И это издевательство начинало сводить Спартака с ума. Когда он уже намеревался оттолкнуть от себя слишком возбуждающего своей порочностью кельта, тот резко отстранился, не забыв оцарапать зубами губу Спартака. - Что ты хочешь..? - Предводитель восстания не мог справиться с дыханием, куда там ему с римлянами тягаться? - Выпить… - С ехидной насмешкой ответил ему Ганник, потянувшись куда-то за спину. И стоило только Спартаку попытаться уточнить столь неуместное сейчас желание, как ему на грудь и живот обрушился поток ледяного вина. Он выгнулся, впиваясь ногтями в бок сидящего на нем кельта, который машинально поглаживал во время поцелуя. Ганник довольно усмехнулся, допивая остатки прямо из кувшина. Рубиновые большие капли стекали по его подбородку на шею, по груди. Он даже не стал вытирать рот, только оттолкнул от себя кувшин. - Это ведь жутко редкое вино? - Спартак приподнялся на локтях, завороженный столь неожиданным решением любовника. - Подношение великому Богу Спартаку… - Блондин ехидно прикусил кончик языка, явно наслаждаясь тем, что происходит. Но прежде, чем Спартак успел ответить на колкость, его снова поцеловали. Теперь губы Ганника были с терпким привкусом сладкого вина, который пьянил не хуже него самого. Сейчас кельт был медлителен. Он делил вкус своего трофея со Спартаком, позволял насладиться им, позволял опьянеть. Но стоило Спартаку позволить себе мысль, что Ганник, наконец, угомонился, как он задохнулся от прострелившего его наслаждения. Ганник лежал на нем, пальцами обрисовывая его виски и затылок - иллюзия спокойствия. Бедра Ганника жили своей жизнью, скользя по возбужденному члену Спартака, снова и снова. Медленно. И так сладко… Спартак низко зарычал и рывком перевернулся, подминая гладиатора под себя. Но из этой атаки ничего не вышло: Ганник слегка оттолкнулся от пола и снова оказался сверху. Но тут же вскочил на ноги. Чуть покачнулся, пытаясь поймать равновесие, и начал отступать назад. Не переставая улыбаться Спартаку. - Ганник! - Тот рывком вскочил и оказался рядом в тот момент, когда кельт уперся в стоявший посреди шатра стол. Когда Спартак налетел на него, рывком сажая того поверх всех важных карт, Ганник только рассмеялся, обхватив голову любовника обеими руками. - С неба льет кровавый дождь! Мой член встает! Мой член… Нгх… - Он заткнулся, когда рука Спартака наконец справилась с многочисленными завязками его штанов. - Вот этот? - Он жарко выдохнул это точно на ухо Ганнику, наслаждаясь дрожью его тела. - Нет, второй! - Огрызнулся Ганник, все-таки впиваясь зубами в плечо Спартака, оставляя глубокие следы, которые к утру превратятся в синяки. - То есть, здесь? - Пальцы Спартака скользнули ниже, и Ганник застонал, уже не пытаясь сдержаться. Черт знает сколько времени шатер наполняли только низкие стоны кельта и тяжелое дыхание обоих, которое иногда смешивалось в коротких поцелуях. - Хватит уже… - Спартак не услышал, кожей почувствовал чужое возмущение, потому что сказал это Ганник почти шепотом. А когда гладиатор поднял голову, он на мгновение залюбовался. Ганника уже не била дрожь, его лихорадило от наслаждения, которого было слишком мало, чтобы удовлетворить его. Глаза блестели, он постоянно облизывал сухие губы, а жилка на шее заходилась бешеным ритмом, норовя прорвать кожу. - Как пожелает великий Бог Арены… - Спартак все-таки вернул издевку и тут же зашипел, когда Ганник в отместку вцепился зубами в подставленное горло. И единственным способом освободиться от болезненного плена было войти в своенравного кельта одним резким толчком. Ганник тут же отозвался низким протяжным стоном, в котором смешалось что-то одобрительное и злобное. И от каждого следующего движения Спартака он стонал все громче, цепляясь за его плечи, пытаясь одновременно подтянуть его ближе и оттолкнуть. От громких стонов, таких сладких и откровенных, у Спартака звенело в ушах. Он сгреб золотые волосы на затылке Ганника, заставляя его запрокинуть голову, и поцеловал требовательный рот, перемежая укусы с лаской. - Спартак, ты еще не спишь? - Полог, закрывающий вход, чуть приподнялся, и внутрь заглянул один из новобранцев, пришедших к ним не то утром, не то накануне. - Я хотел… Но он тут же замолчал, когда его перебил сладкий и откровенный протяжный стон Ганника, в этот момент нашедшего нужное положение. - Да…! - Он выдохнул в рот Спартака и чуть приоткрыл глаза, заметив гостя. - Извините! - Покраснев так, что кровь уже должна была брызнуть из его глаз, паренек вылетел, спотыкаясь снаружи о разбросанное оружие и щиты. Вторил ему довольный и веселый смех Ганника, который запрокинул голову, не в силах сдержаться. Но уже следующий толчок Спартака заставил его подавиться собственным смехом, задохнуться и выгнуться, подставляясь под требовательные губы. Спустя какое-то время Ганник медленно сел, потирая затекшую поясницу. Они каким-то образом добрались до постели. Скорее всего, это была заслуга педантичного Спартака, который даже этот момент продумал заранее. Он хотел было встать, найти себе вина, но спиной почувствовал чужой внимательный взгляд. - У тебя что-то в волосах, - перед тем, как свалиться обратно в объятия самого сумасшедшего и безумного человека, которого Ганник только знал, повинуясь сильной руке на загривке, он успел рассмеяться и нелепо взмахнуть руками.