Marshmallow breakout

Сокджин захлопывает учебник, откидывается на спинку стула, закрывает ладонями лицо и честно себе признается, что не помнит ни слова из прочитанного. Он чувствует себя жалким. А ещё - последним ублюдком. Это ощущение инородное и мучительное, Сокджин ведь хороший и правильный, у него нет проблем с учёбой и родителями, и не было никогда, а проблема, которая у Сокджина всё-таки есть - она настолько сложная, противоестественная и нездоровая и настолько не подходит к идеальному портфолио без пяти минут интерна, что о ней лишний раз лучше даже не думать. У Сокджина есть младший брат, и этим, пожалуй, можно начать описание его проблемы... и закончить. Нет, они не ссорятся, не воюют, не делят родительское внимание, не ругаются из-за последнего яблока в холодильнике. Чимин не такой тепличный, как Сокджин, и когда его начинает плющить пубертатом, он не закрывается в комнате, как это делал старший, а сбегает из дома, шататься по паркам и уличным баскетбольным площадкам, где забывается, швыряя мяч с незнакомыми студентами старших курсов, когда принимают, конечно. Зато он не ругается с родителями, не закатывает истерик брату и даже школу не пытается бросить, хотя давно уже ходит туда скорее для галочки... Чего же ещё хотеть от младшего брата-подростка. Но Сокджину всё-таки хотелось бы, чтоб Чимин поговорил с ним, что ли. Чимину уже полных семнадцать, а Сокджин вот ни капли не представляет себе, что творится в этой прелестной головке. Вроде как у них отличные отношения. Чимин до Сокджина заметно не дорос, но он подскакивает отработанным для баскетбольного броска прыжком и виснет у Сокджина на плечах, и хохочет, когда тот таскает его по дому. Правда, в последнее время сразу спрыгивает - говорит, что тяжелый. Чимин откровенно не врубается в физику и буквально смотрит Сокджину в рот, когда тот пытается объяснить задачи на примерах из жизни. Правда, в последнее время почти не приходит к Сокджину с учебником. Чимин говорит "хён" и улыбается так, что щёки глаза закрывают. Правда в последнее время почти не говорит. У Чимина какие-то друзья, с которыми он остается в школе после уроков дотемна, но уж, конечно, не в библиотеке и не на дополнительных занятиях, а в каких-то каморках за спортивным залом, и что они там делают, Сокджин не знает, Чимин ему не рассказывает, а сам он не спрашивает, чтоб в личную жизнь мелкого не лезть. Видит только их иногда всех вместе у баскетбольного кольца и думает, ладно хоть с ребятами из школы отирается, спокойнее так как-то. На самом деле спокойнее всего Сокджину, когда Чимин дома и непосредственно в поле его зрения. Когда Сокджин выводил первые буквы в своей тетради, Чимин ползал у него под столом и играл с его ногами в дом. Когда Джин листал свои толстенные тома по анатомии, Чимин всё там же - под столом- зачитывался какой-то манхвой про супергероев, используя колени Сокджина как подставку - для спины или для книги по настроению. А теперь он предпочитает свою комнату, и Сокджин стучит, когда к нему входит. Чимин всегда боялся грозы и лез к Сокджину под бок и чуть ли не на колени, когда дом потряхивало от раскатов грома, а теперь его куда-то несет в самый разгар непогоды без зонтика, и он возвращается мокрый и жутко довольный, но чаще просто не возвращается - зависает у кого-то из "своих". Наверное, это логично, думает Сокджин. Дети взрослеют, у них появляются свои интересы. Он почти вздрагивает, когда Чимин устраивается рядом смотреть фильм и кладёт голову Сокджину на колени, утыкается острым подбородком в бедро. От того, что подобные моменты теперь так редки, Сокджин даже дышать боится, чтоб не спугнуть. Чимин больше не маленький тёплый комочек, целиком умещавшийся у него под боком, требовавший заботы и внимания. Сокджин боится, что и внимание его теперь Чимину нужно скорее по привычке. И всё же он аккуратно гладит Чимина по волосам, как делал раньше. Волосы жесткие, Сокджин пропускает отросшие пряди сквозь пальцы и ни о чём не думает. А потом Чимин поворачивается под его рукой и смотрит снизу вверх блестящими глазами, и рука Сокджина так и застывает на его щеке. Ни о чём не думать больше не получается. Губы Чимина приоткрыты, смотрит он как-то совсем иначе, не как обычно, как-то по-взрослому что ли и почти вопросительно. Чимин инстинктивно облизывает губы и Сокджин вздрагивает, отдёргивая руку. Чимин отползает с его колен и забивается в угол дивана. Сокджину действительно хочется, чтоб Чимин поговорил с ним. Или выслушал. Он уже не уверен точно, кому из них нужна помощь. Потому что взрослеет вроде как Чимин, а колбасит от этого почему-то и Сокджина тоже. И колбасит не меньше, если не сказать больше. Сокджин правда не понимает, как так получилось, что привычные желания из серии пощипать мелкого за пухлые щёчки или пощекотать под рёбрами, чтобы посмотреть, как он вертится и пищит, сменяются мыслями настолько жуткими, что у Сокджина волосы на загривке дыбом встают от ужаса. Как вышло, что вместо того, чтоб отпустить мелкого во взрослую жизнь, хочется самому стать для него этой самой жизнью, и оберегать вечно, чтобы даже нос не высовывал в большой мир, где его, конечно, сразу приберут к рукам. Чимин продолжает безжалостно взрослеть и в то же время вести себя настолько наивно по-детски, что Сокджина скоро точно расплющит и разорвёт на части. Чимин даже не догадывается, как его вечные удобные широкие шорты и майки на два размера больше, вечно сползающие и задирающиеся, действуют на того, кто должен испытывать к нему самые что ни на есть платонические чувства. Чимин кривляется перед зеркалом под какую-то американскую r'n'b песню, пытается сделать "волну" и заявляет, что станет айдолом и покорит мир. Верится с трудом, учитывая, что техника у Чимина явно хромает на обе ноги, зато в его движениях столько тягучей плавной грации, что Сокджин почти проглатывает язык, зацепив это зрелище краем глаза. Он оставляет при себе так и напрашивающийся комментарий о пилонах и стриптиз-клубах и фыркает только что-то из серии "Да ты же ничего не умеешь". - Научусь, - упорствует Чимин и старательно виляет бёдрами. И это должно быть смешно, но почему-то совсем не. И Джин сбегает на кухню, потому что ему стыдно. Он уверяет себя, что стыдно за Чимина, но на самом деле - за себя. У Сокджина дежурство в вечернюю смену, целая сумка учебников для подготовки к завтрашнему экзамену и полная голова мыслей, так что, вываливаясь из дома в душный апрельский вечер, он не сразу замечает две фигуры у крыльца. А когда замечает, мысленно произносит "Опс!" и делает неслышный шаг назад, разглядывая парочку. Они стоят чуть в стороне от фонаря над входом, вроде как в тени, но светло же ещё, и Сокджин бы даже умилился, может, наперекор ноющей боли в груди, только вот Чимин целуется совсем не с девочкой. Это пацан из его компашки, такой же мелкий, как сам Чимин, только ещё и щуплый, и Чимин хватает его за плечи и бормочет "хён", и вот это уже точно больше, чем Сокджин способен выдержать, так что он буквально влетает обратно в прихожую и захлопывает дверь, не задумываясь, что слишком отчётливо грохает ей об косяк. Он так и стоит в коридоре, вжимаясь лопатками в стену, когда дверь приоткрывается и Чимин буквально просачивается в дом - голова низко опущена, плечи приподняты. Он суетливо стаскивает кроссовки и припускает по лестнице к себе. Джин провожает его взглядом, но не окликает. Он всё-таки выпроваживает себя на смену. И даже сумку с книгами не забывает у порога, и даже готовится к экзамену, а потом даже его сдает, поспав перед этим несколько часов в ординаторской. Домой Сокджин не спешит - задерживается в институте, помогает кому-то из девчонок c тяжелыми кипами бумаг и выпивает кофе в кафе на углу. Ему боязно оставаться в четырех стенах своей комнаты наедине с теми мыслями, от которых всё равно не спрятаться, даже если делать вид, что ничего не изменилось. Сокджин сначала очень внимательно осматривает составленную у порога обувь и только потом опускает сумку на пол в прихожей и разувается. Мать сидит в холле на диване с ногами и растерянно вертит в руках телефон. Оказывается, Чимин не пришёл в школу и не отвечает на звонки. Пропал вместе со школьным рюкзаком и ноутбуком. Сокджин садится рядом с матерью и трёт лицо руками. Кажется, голубые мечты о тёплой кровати и двадцатичасовом сне накрываются медным тазом. Он забрасывает сумку в спальню, наскоро принимает душ и убеждает маму, что Чимин, конечно, у друзей, и нет, лучше им не звонить, он сходит сам, да, конечно, он знает, куда, нет, это нормальные ребята, он сможет договориться, и пусть она, пожалуйста, не волнуется, если они не вернутся сегодня. На самом деле Сокджин даже примерно не представляет, где живёт хоть кто-то из друзей Чимина, но его это и не беспокоит, он сразу направляется к станции. В поезде Сокджин изучает всемирную паутину, но ничего полезного не находит - ни прослушиваний, ни конкурсов, ни фестивалей. Поэтому он просто звонит Намджуну: - Привет. Адрес SME можешь сказать? Слышно, как на том конце провода Намджун давится сигаретным дымом. - Чее-гооо? - откашлявшись, тянет он. - Намджун. - Что, нет времени объяснять? - усмехается тот. - Апкучжон дон, 413-830, 521. - Спасибо, - Сокджин вешает трубку и таращится в окно. Он очень надеется, что хоть немного знает Чимина... ну, или хотя бы что Чимин - примитивное одноклеточное. По названному адресу он добирается уже в плотных сумерках, бросает пренебрежительный взгляд на здание из стекла и бетона и вглядывается в людской поток вокруг себя. Чимин сидит на ступеньках надземного пешеходного перехода и задумчиво копается в содержимом своего плеера. Сокджин устало выдыхает, чувствуя, как слабеют ноги от накатившего облегчения. Благослови боги примитивных одноклеточных. Он неслышно подходит совсем близко к брату и молча замирает над ним, скрестив руки на груди. Чимину требуется почти три минуты, чтоб заметить, что в его окружении что-то неуловимо изменилось. Он поднимает голову и ойкает. Роняет плеер, вскакивает на ноги. Сокджин наклоняется и ухватывает одной рукой плеер и рюкзак ещё до того, как к ним успевает потянуться Чимин, второй рукой ловит непутёвого брата за запястье и оттаскивает в сторону, в проулок около дома, прочь от основного потока спешащих по своим делам обитателей столицы. Сокджин впечатывает Чимина спиной в стену и давит предплечьем ему на грудь. - Ты о чём, мать твою, думал?! Чимин почти сливается по цвету с серой кирпичной кладкой и молча испуганно пялится снизу вверх. Джин открывает рот, чтобы ещё что-то сказать - наорать, отчитать, может даже унизить, но захлёбывается эмоциями и внезапно подается вперед, наваливается всем весом и целует Чимина в губы - жестко, со всей злостью и отчаянием. Чимин охает и хватается за куртку Джина. Сначала просто цепляется, но секунду спустя уже тянет к себе ближе. - Хён! - шепчет Чимин, - хён! И это настолько напоминает Сокджину всего лишь день назад виденную им сцену, что он словно трезвеет, вздрагивает и отпихивает от себя Чимина, точней, себя от Чимина, ведь у того за спиной стена. Чимин так и стоит с приподнятыми руками и потерянно хлопает ресницами. Сокджин берет себя в руки и отворачивается от брата, от его лихорадочно блестящих глаз и влажных губ, и смотрит нарочно в землю. - Какого хрена, Пак Чимин? - устало спрашивает он. - Какого хрена ты тут забыл? - Хён? - плеча касаются осторожные пальцы, и только что тщательно отстроенное спокойствие грозит разлететься вдребезги. - А ты чего это... ну, сейчас? Ты почему меня... поцеловал? Последнее слово он произносит почти шёпотом, и Сокджину хочется завыть. - Почему? - сипло усмехается Сокджин. Ему кажется, что его сейчас разберет истерика, но замолчать он уже не может и голос срывается на высокие ноты. - Зачем вообще это делают, а? Зачем твой хилый дружок это с тобой делал, а? - Юнги хён? Он... не знаю, зачем. Я ему только сказал... А он... Я плохо целуюсь, да, хён? Но я смогу лучше, вот честное слово смогу. Давай ещё попробуем, м? У Сокджина это "ещё попробуем" столько раз отдается эхом в голове, что ему становится страшно за свои мозги, если от них ещё что-то осталось. Он делает шаг вперед и Чимин пятится, хотя только что тянулся ближе. Наверное, у Сокджина очень страшный взгляд. - Что ты ему "только сказал"? - Ну, - Чимин мнётся, - что мне очково. Ты же мой старший брат... а я даже раньше и не целовался никогда... ну вот он и... потом прощения просил- Договорить ему не дают, Джин снова впечатывает его в стену и закрывает рот поцелуем. Насчёт "плохо целуюсь" Чимин поскромничал, конечно, по крайней мере втягивается в процесс он просто до неприличного быстро, отвечает с такой жадностью, как будто всю жизнь только этого и ждал. Когда губы Сокджина перемещаются выше на скулу, а потом ниже к мочке уха, Чимин притягивает его к себе за волосы, запрокидывает голову, задирает подбородок, открывая больше шеи - дескать, ещё сюда, сюда поцелуй. Губы у Чимина горячие, руки мягкие, сам он бессовестный - лезет под одежду, забирается пальцами под ремень джинсов, царапает короткими острыми ногтями, рвано выдыхает и подается вперед бёдрами, трётся об Сокджина, и у него стоит, и какого хрена вообще, они на улице, их увидеть могут. Чимин едва слышно скулит, когда Джин отлепляет его от себя, он явно не желает прерываться. - Вот же маленький говнюк... - Сокджин тщетно пытается перевести дыхание. - Хён, ты такой секси, когда злишься. Сокджину кажется, что у него сейчас искры из глаз посыплются от таких комментариев. Чимин тяжело дышит и улыбка у него ужас какая неправильная, такие по телевизору можно только после часа ночи показывать и то по специальным каналам. Чимин пытается снова прижаться, но Сокджин ухватывает его за воротник и удерживает на расстоянии вытянутой руки, пытаясь унять заходящееся в безумном галопе сердце. Ему нужно срочно обмозговать ситуацию - уже совсем стемнело, он где-то в центре Сеула с Чимином, они оба возбуждены так, что ходить больно, и явно уже пропустили последний поезд. Ещё можно поискать автобусную станцию, но мама вряд ли будет рада принять их с распростертыми объятьями в районе трёх часов ночи, только перепугается насмерть. Джин выпускает Чимина и хлопает себя по карманам в поисках бумажника. Ближайшая к станции гостиница - и не гостиница вовсе, а жалкое подобие хостела, но у них комната с двухэтажной кроватью, то есть двухместный номер, то есть небывалая роскошь по меркам этого заведения. Чимин втискивается к Джину на нижнюю полку, и он явно не намерен позволить заснуть ни ему, ни несчастным соседям сверху, снизу и в соседних комнатах. У них нет ни смазки, ни презервативов, и Чимину приходится обойтись ограниченным набором ласк, хотя он всячески провоцирует, трётся задницей о член Джина и стонет так, что у старшего в глазах темнеет и в ушах шумит. Но у Сокджина же не нервы, а стальные канаты, он столько месяцев рядом с этой красотой себя сдерживал, сдерживает и в этот раз, хотя это как посмотреть ещё, потому как у Чимина кровавые засосы на шее и синяки на бёдрах. Мелкого всё устраивает, правда. Он часто дышит, подается ближе, и глаза у него блестят, как у припадочного. Чимин достаточно быстро выдыхается и успокаивается. У него совсем нет опыта, и к таким гормональным всплескам он не привык. Он уютно устраивается у хёна на плече и брезгливо сталкивает на пол испачканные спермой боксеры. Он не позволяет Сокджину натянуть джинсы, прижимается к голому телу и укрывает их обоих простыней. - Хён, ты такой классный, - мурчит Чимин, водя пальцами по груди Сокджина. - Чтоб с этим разобраться, надо было уехать за 300 километров от дома? - скептически интересуется тот, поудобней устраивая руку мелкому под голову. Чимин поднимает глаза, снова смотрит этим своим взрослым взглядом, и Сокджину становится не по себе и немного стыдно. - Ладно, - он решает пока замять тему. - Спи давай. - Не могу, - хихикает Чимин и давит ладонью на грудную клетку, словно пытаясь унять всё, что там колотится и вертится в безумном вихре. Физически он вымотан и удовлетворён, но его плющит и разрывает от счастья, и он готов прыгать до потолка (если бы силы остались) и петь (если бы голос не охрип). - Засыпай, говорю. Завтра первый же поезд ловим, а то там мама с ума сойдёт. - Ага. Надо же, какой покладистый. Вечно эти дети так, пока не наорёшь и не отшлёпаешь - ни за что не успокоятся. - А как же твоё великое будущее в рабстве у SME? - Ну я... как-то не собирался пока в SME. - А какого ж лешего ты там делал? Чимин пожимает плечом и прячет лицо: - Ну, это первое, что пришло мне в голову, когда я думал, в какое "подальше" двинуть. Сокджин отвешивает брату весьма ощутимый подзатыльник. - Эй, ты чего?! - Идиота ты кусок, вот что. Эгоистичная мелкая фигня. О родителях подумал? - А обо мне кто подумает? Ещё один подзатыльник. - Ай! Слушай, давай не в постели, а? Давай ты мне завтра наваляешь и всё такое, - Чимин обижено дует губы. - И лекцию прочитаешь, и десять научных фактов приведешь, и обоснуешь, и пошагово докажешь, что я урод моральный и тому подобное. Но завтра? Хён? Ну пожаааалуйста. Сокджин с трудом побеждает желание заржать в голос от этой пылкой тирады. Он только устало вздыхает и ерошит волосы Чимина, вдавливая его голову в подушку, от чего брат хихикает и вертится. - Да не буду я тебе ничего лечить. Оба мы с тобой... моральные уроды.