Я заставлю тебя страдать

Джеймс ненавидел Его. Он ненавидел каждый прожитый день, потому что в каждом гребаном дне ему так или иначе встречалась эта мерзкая рожа с вечно не слезающей улыбкой. Отвратительно из-под губ выглядывали эти Его зубы, будто с вызовом, даже неким укором, говоря что-то типа "Эй, ну и что ты можешь сделать?". Да, Джеймс ненавидел Его. Злость кипела в нем, словно магма под покровами земли, росла и гноилась, подпитываясь новой встречей с Ним. Джеймс не мог спать ночами, думая о том, что бы такого сделать, чтобы ухмылка на роже этого ублюдка стерлась раз и навсегда. В голову лезли разные мысли, заставившие бы обычного человека покрыться мурашками. У Джеймса как-то была идея об убийстве, убийстве человека с сияющим улыбкой еблетом. Но она практически сразу отпала; от представлений о том, что этот ублюдок, даже лежа в гробу, будет давить жало, у Джеймса начинались позывы рвоты. Хотя выпустить все содержимое желудка прямо в гроб на Его физиономию Джеймсу безусловно хотелось. От реалистичных картинок этой версии в своем разлагающемся мозге он не мог сдерживать истеричный смех. Джеймс слишком долго терпел. У всего есть свой лимит, и его лимит был исчерпан. Убить паршивца было слишком просто, поэтому он решил действовать с другой стороны. Джеймс начал с Его собаки. Дразнить мясными вкусностями или костью собаку было без надобности, потому что та и так с великой радостью подбегала к нему, виляя хвостом, думая своим собачьим умишком, что с ней будут играть. Он сделал все красочно, с деликатным, совершенно безумным подходом. Так вот, представьте себе эту живописную, яркую картину: стол, устланный красивой белой скатертью, большие столовые свечи - это похоже на романтический вечер, только стол накрыт на одного человека - одна тарелка, одна пара приборов. А посредине стола - голова. Обычная, приготовленная со специями собачья голова, с немного вытекшими от пребывания в духовке глазными яблоками, так соблазнительно пахнущая, так аппетитно выглядящая! Сидя у себя дома, Джеймс в мыслях ликовал, заранее думая, что все получилось и его гениальный план сработал. И что вы думаете? На следующий день снова эта мерзкая, уродливая своей лучезарностью улыбка! Ни тени какой-либо печали по своей любимой, ныне дохлой, собаке! Да по Его лицу можно было бы предположить, что он с превеликим удовольствием пожрал сей деликатес, жадно смакуя каждый кусок! Джеймс был вне себя от провала: маленькие клочки волос были разбросаны по всей его квартире. Но он не собирался отступать, нет. Кажется... Да-да, определенно, у этой паскуды была жена. Джеймс не мог припомнить, как она выглядела, но точно знал, что она работала по ночам, а возвращалась лишь под утро. Он воспользовался возможностью настигнуть ее днем, когда та спала. Джеймс без особых усилий проник в квартиру и во второй раз. Нет, что вы, Джеймс ни в коем разе не был убийцей, все его поступки были во благо. Во благо ему самому. Как и предполагалось, она спала, натянув на глаза маску для сна, чтобы солнечные лучи ее не беспокоили; роскошные светлые волосы в беспорядке окутывали подушку. Джеймс неторопливо подошел к кровати, сел на краешек. Едва касаясь, провел рукой по ее волосам, мягкой коже щеки, достигая тонкой шеи. Придерживая все еще спящую женщину за голову, он обвил петлей ее шею. Обождав немного - словно желая еще чуть-чуть полюбоваться спокойной, живой женщиной и ее прекрасными, густыми волосами - с невозмутимым лицом Джеймс резко потянул узел петли на горло, пережимая трахею. Женщина не сразу поняла, что с ней происходит, когда воздух вдруг перестал поступать в легкие; она, будто рыба, выброшенная на сушу, начала открывать рот, пытаясь дышать. А потом перестала. Когда Он вошел в спальню, то нашел свою жену там, где и ожидал - на кровати, ведь она так уставала на работе, ей нужно было много отдыхать. Ее глазницы были пусты: Джеймс тщательно их выскоблил ножом - дневной свет ее уже вдвойне беспокоить не сможет. Тем же ножом он удлинил разрез рта, уголки которого теперь были опущены вниз, отчего лицо женщины изображало печальную гримасу. На этот раз Он обязан был прочесть послание Джеймса, его "тонкий" намек. Но - бедный, бедный Джеймс - он вновь провалился. Джеймс не мог поверить, что Он так спокойно... Да вообще никак не отнесся к смерти своей благоверной. Сидя возле окна в своем кресле с бледным, словно мел, лицом, он погрузился в размышления. Вид из окна представлял собой необычное однообразие. Тот, кто смотрел в него, мог видеть окна соседнего дома - маленькие прямоугольники, ровно лежащие на кирпичах, - их отличало лишь то, что свет в каждом из них был разный; смотрящий мог просто любоваться картиной из окна или спрыгнуть вниз, если у него было такое желание. Но прыгать Джеймс не планировал, он просто смотрел в окно; его взгляд разбегался по разнообразию света, исходившего из прямоугольников напротив. Суматоха, суета, безумие света! - Он сумасшедший, - придя к заключению в своих мыслях, произнес Джеймс. - Этот ублюдок совершенно больной. Ненормальный... Псих! - закончив фразу, он разразился диким смехом. Ему нужно было выпить, определенно нужно. Джеймса трясло, до него начало доходить, что он убил человека. Да, он делал это во благо. Да только этого "благо" не произошло. Этот урод с глиняной, застывшей улыбкой все еще не был побежден. Даже наоборот, проигрывал сейчас только Джеймс со счетом два-ноль в пользу сукиного сына. Джеймс залпом оглушил стакан рома, затем второй и третий, но разум затуманить ему не удавалось. Может, оттого, что ко всему со временем привыкаешь: как из-за частого принятия обезболивающего боль уже не получается заглушить, так и от злоупотребления алкоголем забыться - не судьба. Да, ко всему можно привыкнуть, но только не к человеку-улыбке. Джеймс открыл вторую бутылку. Где-то глубоко внутри Джеймса начало зарождаться сомнение, некая совесть шепотом старалась ему донести: "Зачем ты это делаешь?", но все это заглушала ненависть, потому он решил окончательно, что убьет Его. Сегодня же. Сейчас. Джеймс не смог заставить Его страдать от боли душевной, потому Он будет страдать физически. Ее-то запрятать в себе не удастся.

***

Дверь в Его квартиру была открыта. Джеймс слышал лишь, как поскрипывал пол, и свое ровное дыхание, а в руке он сжимал нож. Примитивно, слишком обычно. Но Джеймсу наплевать, он хотел только, чтобы застывшая в улыбке рожа раскололась - раскололся, будто глиняный, разрез рта. Он нашел Его, или, быть может, Он нашел Джеймса. Они стояли лицом к лицу: непоколебимо веселое напротив поглощенного яростью. - Прекрати, - сухо бросил он, но собеседник лишь сильнее заулыбался. - Прекрати, черт бы тебя побрал! В глазах Джеймса бушевал огонь, а по телу пробежала от злости дрожь. Резкий свист стали - глубокая рана, из которой полилась кровь. Кровавая ухмылка. Еще удар - еще и еще. Джеймс со всей ненавистью вонзал нож в Его живот, смотря на Его лицо, желая увидеть в нем боль. Но эта тварь не хотела проявлять других эмоций, будто не знала их, не желала знать. Джеймс был уже весь в Его крови, с ужасом понимая, что проиграл. Окончательно проиграл Ему! Из глаз потекли слезы, боль сковала тело Джеймса, нещадно давила. Вокруг все начало темнеть, погружая во мрак и самого Джеймса, он пытался устоять на ногах, но больше их не чувствовал. Секунда - и его тело приземлилось на пол в лужу крови, голова ударилась о стену, а рядом упало и вдребезги разбилось зеркало.