«...Мое сердце все еще любит, Но я отпущу тебя. Отпускаю твои руки, но мое сердце все еще любит. Эта красивая ложь, моя последняя ложь. Даже если мне до смерти больно, Ради тебя я прячу себя под маской. Все хорошо, если ты уйдешь, ведь я хочу, Чтобы ты был счастлив. Я отличный, я прекрасный лжец». VIXX LR - Beautiful Liar
Их отношения развивались так быстро, что между первой встречей и первым поцелуем прошло всего-то три недели и шесть дней, а потом — еще трое коротких суток, прежде чем они обнаженные встретили первое совместное утро. Они были совсем не похожи друг на друга. Они — это младший секретарь в компании по продажам медицинского оборудования Ким Чонун и студент-экономист Ким Рёук. Рёук любил читать романы, а Чонун не читал ничего, кроме новостных сводок и офисной документации. Таким обожаемым Чонуном триллерам Рёук предпочитал мелодрамы, пил мелиссовый чай, а не «отвратительный» американо, и во многих вопросах оставался закоренелым консерватором, к чему Чонун относился довольно-таки скептически со своим преимущественно либеральным воспитанием в школе Давенпорта штата Айова. Но вопреки всему их такие непохожие «я» и «ты» быстро срослись в такое, казалось, совсем правильное и естественное «мы». — Мы ходили на свидания, — рассказывает устало выглядящий Рёук прижатой к уху телефонной трубке. Он совсем недавно вернулся с работы (теперь он сотрудник банка), вымотанный донельзя, но даже несмотря на гудящие ноги все равно ходит по комнате взад-вперед, шаркая не до конца надетыми тапками, и вообще-то, по идее, звонит в службу доверия, чтобы выговориться и, возможно, получить дельный совет. Минут десять назад его попросили оставаться на линии и подождать, однако так ни с кем и не соединили, — А еще устраивали пикники у реки, распределили между собой домашние обязанности, когда съехались, и смотрели вместе его любимый футбол, мы ведь не в этом ошиблись, да? Но никто ему не отвечает, только дурацкое пианино играет на фоне, и Рёук, сжав пальцами телефон, хмурится и сбрасывает звонок. — Двадцать один доллар?! — возмущенно выкрикивает он, когда оператор услужливо извещает о стоимости неудачной попытки поплакаться. Рёука это разозлило еще сильнее, и он от досады кидает телефон на диван, потом и сам на него при всем своем малом весе опускается довольно грузно, будто что-то тяжелое на сердце якорем тянет его вниз. Или балластом. Прежде чем прикрыть уставшие глаза веками, Рёук замечает фотографию в рамке на столике, что стоит рядом с диваном. Те наивные глупцы, которые так ярко улыбаются с фото, его жутко бесят. Тогда у него с Чонуном была одна по-юношески наивная вера на двоих в то, что у них самая что ни на есть настоящая любовь до гробовой доски. Но это было почти шесть лет назад и с того времени воды утекло не мало. Людей с фотографии уже давным-давно нет, хотя Рёук предпочел бы снова стать таким же глупым, как в рассвет юности, и верить в то, что все у них с Чонуном хорошо. Кажется, пробоина в их любовной лодке образовалась в конце мая, но тогда она ошибочно не показалась чем-то угрожающим и была наивно заткнута сгустком из убеждений, что ссоры — дело житейское. Из-за новой должности Чонун встает теперь слишком рано и из-за чего-то другого уже не целует Рёука в конопатый нос или щеку, как было раньше. Он по какому-то заезженному клише каждое утро жарит себе тосты, ворчит за просмотром новостей, отламывая подгоревшие корки, запивает их убежавшим кофе без сахара и уходит на работу. А Рёук просыпается на часа два позже, молча моет тостер, виляя плоской задницей под песни SNSD, и оттирает присохший осадок от кофе со дна турки и поверхности плиты. Он настолько к этому привык, что даже не испытывает раздражения, хотя стоило бы. После завтрака он тоже уходит на работу, возвращается ближе к семи, уставший и раздраженный из-за очередного аврала, не сошедшихся с кассой накладных или еще из-за чего-то, что непременно случается каждый божий день. Но в каком бы состоянии он ни был, Рёук всегда по обычаю готовит ужин для Чонуна, хотя бы по той простой причине, что готовка, особенно шинковка капусты и отбивка мяса, его очень успокаивает. Сам он уже давно перестал есть после шести, ведь ему скоро тридцать, и заботится о своей форме стоит гораздо больше, но вряд ли об этом вообще знает Чонун. Рёук всегда оставляет ужин под крышкой в микроволновке и уходит спать, потому что время к тому моменту уже позднее, и не факт, что Чонун вернется домой, а не заночует где-нибудь у друзей или в офисе. Странного в этом мало, скорее — обыденное. Заткнутая дыра сочилась по капельке, но очень уж продуктивно, раз устойчивые отношения вдруг пошатнулись и накренились. Они слишком долго вместе и уже слишком привыкли друг к другу. Отношения из насыщенных, стали пресными, из ярких — буро-серыми. У Чонуна даже завелся любовник пару месяцев назад, о существовании которого Рёук узнал совершенно случайно, когда выворачивал карманы, чтобы бросить одежду в стирку, и нашел там по нелепой оплошности не выброшенную Чонуном выписку из отеля. Та черным по белому гласила, что он с неким Киль Ухеном провел ночь в номере с двуспальной кроватью. Не то, чтобы Рёук принял это с равнодушием, но и особо больно тоже не было. Он просто закинул вещи в барабан и даже не обмолвился об этом перед Чонуном, убедив себя, что все нормально и такое случается почти в каждой семье. К зиме их любовь окончательно покрылась колкой корочкой льда, как и лужи на разбитых дорогах. Парни почти не общались, потому что почти не пересекались, а если и выдавались моменты, то они по большей части молчали. Рёук не знает, продолжает ли Чонун встречаться с тем человеком, завел ли кого-то другого или у него больше кроме него, Рёука, никого нет, да и не рвется он особо, чтобы узнать, потому что Чонун все равно возвращается домой, ест его ужины и они уже почти накопили денег, чтобы слетать на вместе вымечтанный за много лет отдых этим летом. В канун Рождества Рёук приволакивает пушистую елку. Он звонит Чонуну пару раз, чтобы тот помог затянуть ее на их седьмой этаж, но все время нарывается на автоответчик и в итоге, разозленный, все делает сам. Чонуна, как и ожидалось, дома не оказывается. Разбирается с украшением елки Рёук лишь ближе к вечеру, потом по привычке делает ужин и идет дожидаться Чонуна в гостиной за просмотром телепередачи. Он настраивает себя на серьезный разговор, поэтому не ложится спать, хотя и часто зевает последние полчаса. Чонун возвращается ближе к полуночи, немного шумит в прихожей и заглядывает в гостиную, когда из коридора замечает, что там, на его удивление, до сих пор горит свет. — Почему не спишь? Он ослабляет галстук и, расстегнув пуговки на манжетах, закатывает рукава. Рёук может только предполагать, что пиджак Чонун небрежно кинул где-то по дороге, не удосужившись повесить его на плечики. Этот факт придает решимости. — Тебя жду, — устало отвечает он и выключает телевизор, кивая головой на кресло рядом, — Сядь, поговорим. У Чонуна закрадывается подозрение, что ничем хорошим это не закончится. Рёук выглядит слишком спокойным и даже бесчувственным, но тот слишком устал на работе, чтобы выглядеть как-то иначе. — О чем? — М-м, — Рёук не знает, с чего ему начать. Он решился, но это все-таки сложно, если брать в расчет шесть проведенных вместе лет и несколько полок общих воспоминаний в завалах памяти. Он тяжело вздыхает, мысленно подталкивая себя к действиям, и решительно смотрит на Чонуна, — Давай расстанемся. — С чего вдруг? Рёук смог действительно удивить Чонуна. Он подается вперед, сцепляя руки в замок, оставляя их навесу и упираясь лишь локтями в колени. Этого он совсем не ожидал и даже как-то растерялся, когда Рёук без доли шутки заговорил о расставании. А для Рёука лучше было бы, если бы Чонун не задавал вопросов. — Надоело, просто. — Просто? — Да. Из-за этого разговора Рёук чувствует себя паршиво, будто съел что-то не-то. Его, кажется, даже всерьез мутит. Он не думал никогда, что их с Чонуном ждет расставание. Раньше это казалось чем-то равносильным смерти, но все оказывается не так уж и плохо, как любят описывать в дамских романах. Не хочется ни удавиться, ни реветь, ни чего-то еще в подобном духе. Просто не совсем приятно и даже чуточку обидно, ведь все могло сложиться более перспективно и удачно, если бы они не ошиблись в чем-то. И, кстати, Рёук еще не нашел причину, по которой они стали охладевать друг к другу, но он предполагает, что, возможно, это из-за того, что тогда им было чуть за двадцать, а сейчас едва не тридцать. Смена возраста принесла за собой смену приоритетов, и они стали другими людьми, идущими по разным дорогам. — Мне кажется, ты спешишь, — прочистив горло, произносит Чонун. Он против. Да, возможно их отношения совсем не такие как раньше, и Чонун даже согласен с тем, что они идут на спад, да что там, почти уже и скатились к нулю, однако он все же против расставания. Причин для этого, как таковых, не находилось. Нежности между ними нет, разговоров по душам — тоже нет, и Чонун даже вряд ли без ошибки вспомнит, когда они в последний раз занимались любовью. Но он точно уверен, что нельзя так просто порвать друг с другом после шести совместных лет. — Давай поговорим, подумаем и тогда примем решение. — Чонун, я устал, понимаешь? Мы теперь чужие друг другу и... — слова даются Рёуку тяжело и пугают. Чонун был смыслом его жизни когда-то, а сейчас он вдруг чужой ему. Язык немеет. Наверное, увидев страх в глазах Чонуна в тот момент, он даже жалеет, однако на попятную все равно не идет. Хочется закончить с этим, наконец, и перестать чувствовать себя виноватым за увлеченные взгляды, обращенные на других мужчин и женщин, будучи все еще связанным забредшими в тупик отношениями. Пора давно было признать, что лодка их любви разбилась, и разбежаться. — И... — он все никак не может закончить, потому что неожиданно ощущает, что с опозданием приходит та неприятная боль, которую в таких случаях нужно чувствовать нормальному человеку. Закрыв лицо руками, он мотает головой и замолкает, так и не договорив. Они сидят в гостиной еще около получаса, но никто не произносит больше ни слова. Рёук все время натыкается взглядом на рамку с фото и каждый раз получает тычок от совести за свое безразличие, которое не такое уж и безразличное, как оказалось. Их связывают слишком много совместных воспоминаний, случаев, только им двоим понятных шуток и словечек. Рёук не жалеет, что все это было, не стремится вычеркнуть из своей жизни. Он просто хочет оставить это в прошлом и идти дальше, но уже порознь с Чонуном. Рёук уходит спать первым, так больше ничего и не сказав, а Чонун, закурив прямо в гостиной, хотя младший делать ему это строго настрого запрещал, все сидит в кресле и попросту не сообразит, что ему делать. Он не знает, любит ли он все еще Рёука, не говоря уже о «меньше» или «больше», чем раньше. Но он знает и уверен в том, что не хочет с ним разбегаться, жить отдельно и носить статус свободного человека. Даже если они почти не разговаривают. Даже если они не целуются до искр перед глазами. Даже если три дня назад Чонун обедал с женщиной, которая ему очень понравилась и для встречи с которой он заказал столик в ресторане на завтра. Рёук — это другое. И скорее всего быть с ним, чувствовать его заботу и пользоваться ей — это всего лишь удобство и привычка, а не какая не любовь. Спит Чонун на диване, ест подгоревшие тосты утром, смотрит новости и уходит в офис.***
Рассеянность преследует Рёука в течение целого дня. Он путается в пододеяльнике, забывает налить воду в чайник, когда ставит его на плиту, а потом еще и зачем-то сует футляр от своих очков в морозилку вместо банки с замороженным укропом. В отличие от Чонуна у него выходной сегодня, и он по привычке готовит праздничный ужин на двоих, хотя вчера они с Чонуном... А ведь не поссорились, и даже еще не расстались так-то. Из-за задумчивости он режет палец соскользнувшим ножом и сразу же тянет его в рот. Что-то в его голове переменилось за ночь, что-то надумалось. Сегодня у Рёука другой настрой, совсем не такой, какой был вчера. Ему кажется, что рубить вот так сплеча, как сделал он, не стоило. Чонун прав, нужно поговорить, перетереть все, высказать не высказанное и снова жить так, как они живут. Ну, разве что добавить чуточку утерянной заботы, любви и секса, говорить друг с другом и ходить куда-нибудь вместе. А сегодня Рождество, судя по срывающемуся снегу, еще, возможно, и белое. Расставаться в такой день и жалеть об этом каждый последующий год только себе дороже. Поэтому Рёук решает запечь еще и свинину, а с антресолей в гостиной достает пару единожды зажженных свечей с медными подсвечниками. Им с Чонуном стоит внести в отношения каплю из ушедшей куда-то романтики и, посмеявшись за ужином, забыть вчерашнюю глупость Рёука. Но Чонун не приходит, ведь у него ужин с очаровательной хохотушкой и разговоры, за которыми время пролетает так незаметно. А клюющий носом Рёук убирает нетронутую еду в холодильник, когда стрелки на часах переваливают за полночь, тушит свечи десертными ложками и уходит спать.***
Но утром он обнаруживает для себя коробку под елкой. Та довольно-таки легкая и ничего внутри не трясется и не шуршит. Рёук откладывает ее на диван, когда слышит ругательства со стороны кухни, и прямиком направляется туда. — Ты обжегся? Впрочем, Рёук совсем не ждет ответа, потому что Чонун держит палец во рту и в глазах его обида то ли на сковородку, то ли черт пойми на что вообще. Из шкафчика Рёук достает аптечку и обрабатывает палец Чонуна мазью от ожогов, уже замечая на покрасневшей коже небольшой пузырь. Рёуку не ясно, почему этим утром Чонун вдруг решил пожарить хлеб на сковороде, а не в тостере, как обычно, но дожаривает он уже сам. — Рё-а, — по Чонуну не видно, что он расстроен тем разговором и что разговор вообще был. Он выглядит обычным, разве что палец с пластырем оттопырен в сторону. Рёук варит кофе, оттягивая разговор, который нужен. Вчера вечером он решил, что погорячился, а сегодня думает, что погорячился именно вчера. У них с Чонуном нет больше ничего общего, кроме воспоминаний, и от этого так обидно. Он ставит кружку с кофе напротив старшего, и садится на стул со своей чайной кружкой в руках. — Видишь? — спрашивает он, а Чонун даже не понимает, что он должен видеть. И Рёук прекрасно знает, что тот ничего не понимает, поэтому и хмыкает, прежде чем сделать глоток чая. Им не о чем поговорить даже в момент кризиса, когда тема лежит на поверхности и ждет обсуждения. Именно об этом спрашивал Рёук, но Чонун увлекся тостами с малиновым джемом и наверняка думает, что раз Рёук снова не начинает того разговора, значит, перебесился и все у них по-старому. Но Рёук не перебесился, и ничего у них не по-старому. — Чонун-а, когда ты в последний раз говорил, что любишь меня? С вопросом Рёук внезапен, и Чонун давится жареным хлебом, на что младший снова хмыкает и пододвигает к нему ближе кружку с кофе — «запей». И если подумать хорошо, то и сам Рёук уже давненько перестал произносить эти слова вслух, а, может, даже и про себя, и ему самому кажется, что даже чувствовать любовь к Чонуну. — Давай просто разойдемся, ладно? Рёуку попросту надоело молчать, тянуть и подбирать слова. Это давит и раздражает, а он хочет уже перестать мучить и себя, и некогда любимого Чонуна. — Но позже, — и опять добавляет в конце это свое вопросительное «ладно?», будто бы дает возможность пассивно реагирующему Чонуну не согласиться и воспротивиться ему, хотя сам уже все категорично решил за обоих. — Сейчас Рождество, скоро Новый Год. Не лучшее время, а с нас ведь не убудет, если поживем вместе еще недельку-другую. Как раз вещи соберу, мама давно звала жить к себе, после смерти отца ей одиноко да и вообще... — Рё-а, — перебивает его Чонун, а что сказать — не знает. Да и нечего вроде, Рёук все правильно говорит, но отчего-то Чонун его все-таки перебил и смотрит так выжидающе, будто тоже ждет, что Рёук передумает, ведь Чонун, черт возьми, так привык ко всему и не готов свою размеренную жизнь переворачивать с ног на голову. — Чонун, пока идут новогодние праздники, пока в нашей квартире пахнет елкой, мы вместе, но потом я съеду, и мы станем свободными людьми, — и сейчас в голосе Рёука слышится непривычная строгость. Он даже не дает Чонуну той мнимой дурацкой возможности на несогласие и вообще оставляет последнее слово за собой, ставя кружку с недопитым чаем в раковину и уходя.***
В течение трех дней ничего не меняется, а ведь Рёуку показалось, что Чонун не хотел разрыва. Но тот ни разу не заговорил на эту тему и вообще почти дома не появлялся, хотя у него все еще были праздничные выходные. Спали они в одной постели, и в одну из ночей Рёук поймал себя на мысли, что место сбоку от него всегда принадлежало Чонуну, и что Чонун всегда обнимал его раньше, и что такую широкую кровать они купили только два года назад, а до этого ютились на полуторке, и что... спина Чонуна, в которую он так любит утыкаться носом и которую он видит сейчас, в скором времени будет ему недоступна. Рёук вошкается под одеялом, хочет все сделать тихо и таки пододвигается ближе, тыкается своим вечно ледяным носом между лопаток Чонуна и делает вид, что спит, когда как на самом деле начинает дремать только ближе к утру, так и не сменив положения.***
Рёук на пятый день признает, что ждет от Чонуна решительности, а не этой раздражающей смиренности. Неужели ему действительно все равно? Рёук хочет, чтобы тот вызвал его на разговор, убедил бы, что для них это еще не все, в конце концов заставил бы поверить! Шесть лет назад он именно это и сделал, не отставал от Рёука ни на шаг, приставучим дятлом вдалбливал ему в голову, что любит и что в этой любви плохого ничего нет, капал ему на мозги и не давал прохода ни на улице, ни у подъезда, и ведь влюбил же в себя! Тогда почему сейчас его попытки разубедить Рёука были такими жалкими и ленивыми, такими, словно Чонуна и правда устраивает их «развод»?.. От этого Рёук чувствует себя брошенным, хотя на расставании настоял сам. Когда Чонун долго куда-то собирается и даже не думает рассказать Рёуку, куда именно, младший сидит на кухне. Он совсем не понимает, почему вдруг злится и почему хочет закатить Чонуну истерику, хотя это совсем не в его стиле. Чонун уходит с предупреждением «не ждать его и ложиться спать», а Рёук вскипает от равнодушия в голосе и отшвыривает чайную ложку в угол кухни. Он выбегает из подъезда спустя две минуты после ухода Чонуна и, на ходу натягивая парку, направляется следом за ним. В его голове крутится только один вопрос «зачем?», но ответа на него Рёук так и не находит. Чонун покупает букет в цветочном и встречается с женщиной, даже скорее девушкой, ведь она явно моложе двадцатидевятилетнего Рёука. Они целуются в губы, совсем недолго, на улице же, среди людей, но даже этого Рёуку хватает, чтобы развернуться на пятках и стремительно пойти обратно. Он чувствует укол ревности, которую не чувствовал никогда, даже когда нашел ту выписку из отеля, даже когда Чонун возвращался домой черт знает во сколько или вообще не возвращался, даже когда подслушал весьма интимную телефонную беседу — он не ревновал никогда. Зато сейчас Рёуку нестерпимо хочется кого-то ударить (желательно Чонуна) или что-то разбить (желательно лицо Чонуну), во все горло закричать о том, как сильно он ненавидит Ким Чонуна, который забрал его молодость и который ни капли его не ценит. Рёук-то ни разу не вертел ни перед кем хвостом и не ходил налево, хотя мыслишки были, но что там мыслишки в сравнении с реальной и судя по всему неоднократной изменой. Он не спит всю ночь и вопреки всему ждет возвращения блудного «мужа», но тот так и не приходит. Рёук понимает, что почти потерял своего Чонуна. И он так же понимает, что не хочет потерять его совсем.***
На следующий день Рёук покупает в аптеке эфирное масло с ароматом хвои, а в супермаркете за углом освежитель воздуха с той же хвоей в придачу к пакету продуктов. Стоящая в углу их квартиры елка начала засыхать и почти перестала пахнуть, хотя, возможно, Рёук просто принюхался. Чонун так и не вернулся, а Рёук, убавив газ под кипящим рисовым супом, обходит всю квартиру и мажет эфирным маслом углы на дверных косяках, спинку кровати дверку на шкафе в гостиной и ствол у елки. Он впервые жалеет, что не женщина, ведь в таком случае мог бы залететь и привязать к себе Чонуна ребенком, а не эфирным маслом. Помнит ли вообще Чонун об этой глупости с запахом или для него конец выходных и станет концом их отношений, Рёук не знает, но попытка не пытка. Чонун возвращается к вечеру. Они кушают в тишине, которая давит на Рёука и совсем не мешает Чонуну. Ночью Чонун просыпается оттого, что в его спину утыкается холодный рёуковый нос.***
Праздники заканчиваются, они оба выходят на работу, но все еще живут вместе. Рёук даже понятия не имеет, где лежит чемодан для вещей. И он всерьез начинает верить в магию эфирного масла, потому что Чонун в последние четыре дня ночевал дома. Баллончик с освежителем заканчивается быстро, приходится купить еще два, и Рёука, в отличие от заметившего его уловки с маслом Чонуна, совсем не смущает, что иголки у елки уже почти все желтые, а запах в их квартире будто в хвойном лесу. И, протирая рамку с фотографией, что стоит на столике возле дивана, Рёук очень удивляется, когда Чонун предлагает посмотреть вместе фильм.***
Свои чувства он совсем не понимает, однако, кажется, все-таки ошибся тогда и до сих пор влюблен в Чонуна, но уже не так, как раньше, совсем не так. Рёук вымывает весь дом в свой единственный выходной на неделе, выгребает кучу елочных иголок с ковра, но саму елку, уже порядком облысевшую и совсем не пахнувшую, не трогает, когда как на дворе хозяйничает февраль. Рёук будет тянуть время столько, сколько потребуется для того, чтобы все наладилось. Даже несмотря на то, что это именно он, Рёук, был инициатором расставания, сейчас Рёук совсем не хочет расходиться с Чонуном и даже просто быть сожителями его устраивает, ведь он, наверное, тоже привык да и все еще не охладел. И хотя теперь Чонун всегда возвращается домой ночевать, Рёук продолжает думать, что все его задержки допоздна из-за встреч с той девушкой, которая звонит ему довольно часто — Рёук подсмотрел ее во входящих. Этой ночью Чонун спит лицом к нему, и Рёуку остается лишь недовольно сопеть из-за того, что он не может уткнуться носом в спину, а хотя... Рёук тыкается куда-то в грудь Чонуна, завтра он может это списать на то, что не контролирует себя во сне, а сегодня притворится спящем. Полной неожиданностью для него становится рука, которая обнимает его поперек талии и притягивает ближе к себе. — Спи уже, — сонно бурчит Чонун, чем заставляет Рёука сначала оторопеть, а потом улыбнуться и уснуть с уже непривычной легкостью на сердце.***
Рёуку кажется, что это просто была черная полоса в жизни, которая, наконец, закончилась. Теперь он думает, нет, он совершенно уверен в том, что до сих пор любит Чонуна, а Чонун любит его. Те мелкие интрижки Рёук ему прощает, с удовольствием носит свитер, который достал из подарочной рождественской коробки, и теперь чаще улыбается. Разговор все-таки состоялся, Рёук попросил Чонуна высказать все претензии и недовольства, держа в руке «жезл говорящего», потом высказался сам и они пришли к консенсусу, обещая друг другу учесть все высказанное и что-то делать с этим во благо сохранения своих отношений. Но Соджин, та самая девушка, которую Чонун целовал и которая названивает ему теперь даже на домашний, оказалась беременна, и Рёук ничего не может поделать, глядя на то, как Чонун собирает вещи. Он делает это медленно и с неохотой, ждет, что Рёук его остановит. А младшего душат слезы обиды и нежелания признавать, что это все-таки конец. — Рё-а, — Чонун зовет и запинается. Глаза Рёука сильно опухли, и хотя он прячет их за стеклами очков, это хорошо видно. Рёук думает, что это судьба. Это должно было случиться еще тогда, но оба тянули время и обманулись на месяц в том, что все стало налаживаться. А по-правде ничего ровным счетом не изменилось. Общались они по-прежнему мало, никуда не ходили, не завтракали и не ужинали вместе, зато Чонун не пропадал по ночам, но это их отношения все равно не спасло. Изменилось лишь одно — теперь Рёуку совсем не все равно и он уверен, что его чувства к Чонуну живы. — Не говори ничего, Чонун, я не могу лишить ребенка отца. В комнате теперь почему-то так угрюмо и холодно, будто в морге. Рёуку здесь совсем не комфортно, хочется скорее выйти и он точно не сможет остаться здесь один, после ухода Чонуна. Наверное, придется продавать квартиру и делить деньги пополам, а так не хочется. Они жили здесь долго, сами обустраивали и обживали. Но Рёук отдает себе отчет в том, что их «мы» больше не существует и у Чонуна теперь будет нормальная семья с женой и ребенком. Им наверняка понадобятся деньги, а квартира все равно будет пустовать. А он... а что он? Рёук не знает, как жить, теперь и дамские романы не кажутся бредовыми. Чонун занимал важную часть в его жизни и так внезапно Рёук этой части лишился, привычка тоже играет свою роль, а у Рёука не только она. Это все-таки безумно больно. Он просит Чонуна поторопиться, а сам валится на диван и не знает, как набраться сил, чтобы жить дальше.***
Рёук съезжает сразу после Чонуна и теперь живет с мамой. Он не особо распространяется о том, почему они расстались и просто вымученно улыбается, давая понять, что расскажет, но явно не сейчас. Он несколько раз звонит Чонуну, только вот сбрасывает еще до начала гудков. У него не получается смириться с расставанием, пока не получается привыкнуть к другой квартире, к слишком узкой односпальной кровати и к отсутствию Чонуна как в этой самой кровати, так и в жизни. Как Чонун посмел оставить его после шести чертовых совместных лет? Нет, все правильно. Так и должно быть. Больше они не виделись, Рёук специально избегал встреч, чтобы не ворошить воспоминания. Через месяц он вроде как успокоился и смирился, отпустил, с глаз долой из сердца вон — пока не вышло, но со временем забудется, поэтому Рёук посчитал, что лучше не встречаться с Чонуном и научиться жить без него. Он даже деньги за квартиру отправляет переводом, меняет номер и убирает альбом с фотографиями в кладовку. Выбросить жалко. Но и разглядывать желания нет. Рёук ходит на работу, встречается с друзьями и постепенно отходит от случившегося, привыкает. Но все равно о Чонуне он думает часто: поел ли тот и высыпается ли... как у него дела, пошел ли на повышение и вспоминает ли о нем, о Рёуке, хотя бы иногда. Летом они с мамой едут на море, а осенью Рёук от общих знакомых узнает, что Чонун стал отцом, у него родилась дочь. Рёук тогда лишь улыбается, а неделей позже рассматривает в магазине пинетки и игрушки, никак не решаясь их купить в подарок малышке. У Рёука нет ненависти ни к Соджин, ни к их дочке. Чонун теперь не его, и Рёук почти даже не ревнует, разве что немного. Все-таки, шесть лет — срок не маленький. В целом, он даже счастлив за них. Они с Чонуном не были полноценной семьей, Чонун это исправил. Рёук перевязывает коробку с пинетками внутри розовой лентой и передает ее Чонуну опять же через общих знакомых, после чего Чонун выходит с ним на связь и просит о встрече. В кафе, где они должны встретиться, почти нет людей. Рёук нервничает, проговаривает фразы, постоянно поправляет отросшую челку и то и дело смотрит на дверь, когда кто-то входит. Он не видел Чонуна почти год и честно признает свое поражение — он скучал по нему. Рёук думает, что возможно сам подтолкнул Чонуна на измены, и тщательно перелопачивает их последний совместный год за эти несколько дней, ищет что-то, вспоминает, но снова не находит той капли обстоятельств, из-за которой они отдалились окончательно. — Привет, — Чонун садится напротив, а Рёук вздрагивает, тут же хватается за салфетку и здоровается с опозданием. Волосы Чонуна короче, морщинок на лице больше, а сам он похудел. Рёук обращает внимание на кольцо на пальце. Чонун, заметив взгляд, сразу же убирает руку под стол. — Как ты? — спрашивает он у Рёука, а тот еще не до конца верит, что они все-таки встретились и тепло улыбается. — Не плохо, а ты? Рёук не ощущает ничего плохого внутри себя, даже наоборот. Он понимает, что встретиться с Чонуном нужно было давно. А еще понимает, что до сих пор любит его, но при этом давно отпустил и не питает никаких надежд. Чонун, кажется, даже не испытывая неловкости, что перед ним бывший, и совсем не боясь задеть Рёука, рассказывает, что Соджин не умеет готовить и почти не следит за ребенком. Он жалуется. Той всего двадцать три, и семейная жизнь не входила в ее ближайшие планы, а случайная беременность застала ее врасплох. Чонуну приходится много работать из-за нового повышения, а с дочерью сидит его мама. Рёук слушает молча и даже жалеет Чонуна. Бывший парень выглядит слишком уставшим, он никогда таким не был, пока они жили вместе. Дело вряд ли в не дающем спать ребенке, совсем не в этом. — Ты ненавидишь меня? — Вовсе нет, покажешь дочку? Рёук его уводит. Он не хочет об этом говорить, не видит смысла. Разборки могут вылиться в ссору или лишние переживания. Этого не нужно ни ему, ни Чонуну. Говорить об этом стоило раньше, а сейчас — нет никакого смысла. Чонун протягивает телефон с фотографией и Рёук улыбается. — На тебя похожа больше, чем на твою жену. — Ты видел Соджин? — Рёук заметил, что у Чонуна дрогнул голос и он намеренно избежал его взгляда, продолжая пялиться в телефон и вполне естественно улыбаться вопреки всему. — Видел, как вы целовались. — Рёук, я... — Все нормально, Чонун, — этого ему точно не хочется слышать. — Я, наверное, пойду. Звони, если понадобится моя помощь. Рёук отодвигает стул и поднимается. Он все-таки увидел в глазах Чонуна сожаление, а этого он видеть не хотел. Рёук не хочет знать, что Чонун сожалеет, что признает ошибкой то, что связался с Соджин тогда и что так поступил с ним. Чонун не должен жалеть, потому что должен быть счастлив. У него, черт возьми, дочь теперь. Она не то, о чем он должен жалеть. Да и что толку сожалеть о случившемся, если это никогда не вернуть и не исправить? Рёук собирается быстро, оставляет деньги и прощается, уходя. — Рё-а! Не вышло. Рёук останавливается, но не поворачивается, ждет того, что скажет ему Чонун, но тот не продолжает. Молчит, не зная, что сказать, или подбирая слова. Рёук чувствует дежа-вю. Такое уже было, вот только Чонун все-таки продолжает. — Меня преследует запах хвои. Рёук внезапно осознает, что плачет. Он стоит так еще минуту, не оборачиваясь и не отвечая, Чонун тоже ничего не говорит больше. Он не должен был этого говорить. Это не то, что нужно и не то, что должно быть. Слишком поздно. Через полгода до Рёука доходят новости, что Чонун развелся и теперь судится с бывшей женой за дочь.***
Только когда вы теряете кого-нибудь, вы понимаете, как глупо звучит фраза «это был мой маленький мир». Вовсе нет. Это огромный, всепоглощающий мир, в особенности, если ты остаешься один.[1]
Однако...
«Никто не живет без потерь; кому и знать это лучше, чем мне. Но никто не живет, всякий раз не начиная всё сначала; и это мне тоже известно. Я это знаю и чувствую, и чувствую это благодаря тому, что есть ты. [2]»