Вместе

Джим до боли в ладонях сжимает края мраморной, некогда белой раковины. Из грязного зеркала, покрытого сетью мелких трещин, на него устало смотрит он сам, и, кажется, в волосах появилось несколько седых волос, хотя, честно говоря, уже ничего нельзя разобрать. Из крана льется мутная вода, но и этого достаточно. Все, что угодно, лишь бы смыть теплую свежую кровь со своих рук. Кирку приходилось убивать людей - живых, а не тех тварей, наткнуться на которых сейчас не составляет труда, - но это ни разу не было даже наполовину так больно, как сейчас. Наверное, только смерть умирающего на руках лучшего друга могла оставить такой сильный отпечаток. Джеймс пообещал себе больше не спать. Никогда. Стоило закрыть глаза, и память тут же услужливо подкидывала тяжелое дыхание Боунза, его хриплый голос. Мужчина буквально чувствовал, как тот цепляется за рваную местами рубашку и тихо шепчет что-то. Слов не слышно, но не надо быть гением, чтобы догадаться, о чем просит Маккой. Дыхание на секунду обрывается, сердце пропускает удар, и Кирк судорожно протягивает руку туда, где остался кровавый след. Ничего нет, уже ничего нет. Всего лишь отголоски, фантомные ощущения грубого, испуганного прикосновения. Леонард не был первым, кого они потеряли. В самом начале всей этой заварушки они так и не нашли Кэрол. Сулу утащили, когда они выбирались из переполненного паникующими людьми и ожившими мертвецами города. Укушенный Скотти попросил оставить его, умоляя не рисковать своей жизнь ради себя. Чехов, совсем еще ребенок с наивной улыбкой, их главный оплот надежды, забрал с собой в могилу все то, что не давало им опуститься на дно. Нийота сдалась первой - Джеймс никогда не забудет месиво из мозгов и осколков черепа, оставшееся на стене в её комнате. Спок, вечно спокойный и рассудительный парень со странным именем, последовал за ней. "У нас больше нет смысла для борьбы. Смиритесь". Боунз был последним, и, кажется, Кирк никогда не перестанет винить себя в его гибели. Он не досмотрел, он не углядел, он оплошал. Он должен был попасть в лапы случайному ходячему, а не его друг. Он должен был просить, умолять закончить со всем этим сейчас, пока еще не слишком поздно, пока не пришло это безумное, бесконечное чувство голода. Джим закрывает воду и проходит в полутемную комнатушку. Из-за плотных штор и досок, которыми заколочены окна, свет почти не попадает в помещение, и лишь в редких лучах солнца видны маленькие пылинки, исполняющие незамысловатый танец. Мужчина садится на кровать - та жалобно скрипит под его весом, но выдерживает, - и начинает перебирать вещи в своем рюкзаке. Пальцы скользят по холодному лезвию складного ножа, осторожно ощупывают рукоять пистолета, замирают при прикосновении к, кажется, бумаге. Нерешительно он достает то, о чем почти забыл, и медленно разворачивает карточку, словно боясь того, что может увидеть. Это не бумага. Это фотография. С мятого прямоугольника на него смотрят призраки. Вся их пестрая компания, еще до того, как жизнь подкинула им такой дрянной сюрприз. Все улыбаются, кожа еще не пугает своей бледностью, а в глазах читается искреннее счастье. Ухура обнимает немного смущенного Спока, а Сулу треплет Павла по его кудрям. Лицо Монтгомери выглядывает из-за самого края, и на секунду, всего на секунду Джеймс улыбается. Лампа как будто сама ложится ему в ладонь. Одно легкое движение - и она с шумом разбивается о противоположную стену. Туда же летит рюкзак со всем содержимым. Кирк держится за голову, цепляясь за волосы, готовый выдрать их с корнем. Лучше чувствовать физическую боль, чем то, что разъедает его изнутри. Скрипит дверь, и через пару секунд мужчина чувствует, как теплые, тонкие пальцы сжимают его колено. Вторая рука успокаивающе гладит по спине, а теплое дыхание согревает плечо. Наверное, девушка пришла на шум. Еще бы. - Я так не могу, Клара. Я не могу так больше, - шепчет Джеймс, чувствуя приближающуюся истерику. Он всегда был сильным - ради матери, ради друзей, ради самого себя. Он не хочет, чтобы Освальд видела его таким - разбитым, подавленным. Сломанным. Но сил больше нет. Они закончились вместе с последним вздохом Маккоя. Спок знал, что так все и будет. Он понимал это лучше всех. - Зачем мы делаем это? Зачем стараемся? Выхода нет. Ничего нет, кроме боли и голода. - Есть я и есть ты, - девушка грустно вздыхает, прежде чем коснуться губами виска Кирка. Прикосновение напоминает ему о прошлом, еще о тех временах, когда они только-только начинали встречаться. - Джим, пожалуйста. Я знаю, что ты сможешь. Всегда мог. Ты справишься - мы справимся. Они сидят так не пять минут, не десять, и не полчаса. Просто сидят, не двигаясь: Клара обнимает мужчину, а он прижимается к ней, словно маленький потерянный ребенок. В комнате совсем тихо, и лишь с улицы раздается приглушенный гортанный хрип откуда-то издалека. Они уже никогда не будут в безопасности, но хотя бы этой ночью смогут поспать без страха за свою жизнь. И Джеймс знает, что сегодня его снова будут мучить ночные кошмары. Они приходят каждую ночь, заставляя просыпаться с бешеным стуком в груди, в холодном поту, так тихо, насколько только возможно, чтобы не разбудить дремлющую рядом Освальд. Джеймс знает, что уже завтра им снова придется убегать, чтобы не превратиться в монстров. Джеймс знает, что этот кошмар не закончится. Единственное, в чем он уверен абсолютно точно и наверняка - Клара всегда будет рядом. До самого последнего вздоха. И только ради нее Джеймс готов жить.