Выкованный в пламени, закаленный в крови

Впервые за долгое время Кольтира очнулся ото сна. Он не спал с самой смерти – не было нужды. И хоть часто доводилось ему доходить до самых пределов физической возможности выносить боль и усталость, он ни разу не впал в забытье и не потерял сознания. Но что бы за магическая сила ни отворила портал в Подгород из Андорала, она выключила его разум и бесчувственным перенесла на другую сторону. Он не был уверен, как долго находится в этом месте, но, очевидно, времени прошло уже немало. Он без особых проблем мог приподняться и сесть, но звон цепи сзади и тяжелое давящее ощущение не шее и плечах подсказало, что тюремщики взяли на себя смелость заковать рыцаря смерти, пока тот был без сознания. Кольтира руками дотронулся до шеи и зашипел от боли, когда пальцы коснулись тяжелого металлического кольца с выгравированными на нем символами, что иглами ледяного холода пронзали руки при малейшем прикосновении. Сковывающее заклятье, предположил он. Это объясняло давящий вязкий туман в голове и легкую дрожь в руках и ногах. Он прикинул, что будь он в обычном своем состоянии, то приложив достаточно сил, с легкостью бы вырвал цепь из стены. Сейчас же он с трудом мог поднять голову. Рыцарь стиснул зубы и, несмотря на обжигающий холод, провел пальцами по периметру железного ошейника. Тот был выкован на славу, без единого шва или болтика. Им должно быть пришлось найти мага, чтобы тот соединил эту проклятую штуковину прямо на шее. Словно пес прикован к стене за ошейник… Что ж, по крайней мере, они оставили свободными руки и ноги. Уже что-то. Словно по сигналу дверь в темницу со скрипом отворилась, и слабый желтый свет проник в камеру. Первым, что разглядел Кольтира в вошедшем Отрекшемся была скелетообразная когтистая рука, сжимающая потрескивающую лампу, заправленную маслом, воняющим тухлой рыбой. Существо, которому та рука принадлежала, выглядело немногим лучше гулей Тассариана – бесцветная прозрачная кожа туго обтягивала скрипящие кости, волосы клочками свисали на лицо. Нижняя часть лица была прикрыта хирургической маской – нелепая условность, учитывая, что Отрекшийся вряд ли мог подцепить заразу от случайно брызнувшей струйки крови, – и с головы до пят он был окутан черным одеянием с серебряной отделкой. При тусклом свете Кольтире потребовалось время, чтобы понять, что этот дряхлый гуль есть никто иной как Мастер Аптекарь Фаранелл. Они встречались пару раз, когда Кольтира ещё занимал пост командующего в Андорале, и рыцарь смерти быстро уяснил, что поразительный ум Отрекшегося алхимика уступает только его раболепной, почти собачьей преданности Королеве банши и хладнокровному безразличию ко всем остальным. Кольтире только раз удалось пробить ледяную маску парой точных и острых вопросов об обстоятельствах предательства Гнилесса, и он находил некоторое утешение в мысли, что Фаранелл ненавидел его за это. Будучи недостойным любви и восхищения добродетельных людей, Кольтира научился довольствоваться ненавистью злобных и потому расценивал вызванный им гнев Мастера Аптекаря как маленькую победу. Однако когда Фаранелл приблизился, Кольтире не осталось и этого слабого утешения. Аптекарь одарил рыцаря небрежным взглядом, так, словно тот был представителем какого-то не слишком любопытного ученому вида, который нужно было классифицировать и занести в каталог. – Думал, что к этому моменту ты уже должен бы очнуться. Похоже, заклятья выключили тебя на чуть более долгий срок, чем мы рассчитывали, – голос его был лишен даже намека на эмоции, а весь интерес к страданиям пленника был явно исключительно научным. Кольтира рванул вперед, пока ошейник не начал впиваться в горло, угрожая лишить возможности дышать, но Фаранелл по-прежнему оставался вне досягаемости. – Могу лишь предположить, что ты ожидаешь спасения? – Я ничего не жду, – настороженно произнес Кольтира, и Фаранелл фыркнул в ответ. Кольтире захотелось его придушить. – Вижу, доклад был правдив. Ты цепляешься за фальшивое подобие дружбы с этим своим человеком. Значит, верны и иные слухи? Ты и правда считаешь, что ещё и любишь его к тому же? При этом слове в Кольтире поднялась ярость. Ни он, ни Тассариан никогда не произносили его. Слово казалось слишком мягким, слишком нежным, чтобы описать то, что связывало их. – Какая жалость, право слово. Ты, как мне кажется, весьма неглуп. Не ожидал, что подобный тебе может столь жестоко обманываться. Кольтира снова сел и откинулся назад – ошейник ослаб и мертвым грузом повис на шее. В тусклом свете рыцарь увидел, как Фаранелл подал знак в сторону открытой двери, и ещё двое Отрекшихся в мрачных робах проскользнули в камеру, неся какой-то тяжелый предмет, завернутый в черную ткань. Кольтира со свистом втянул воздух. Он почувствовал, как знакомая сила проникает в разум, подтачивая его с краев, – настойчивая, успокаивающая и жестокая. В возбуждении он сжимал и разжимал руку, представляя, как разорвет Фаранеллу горло. Другие аптекари безмолвно поставили продолговатый предмет в самый дальний угол и исчезли столь же быстро, как и появились. – Вы принесли мне Байфрост, – выдавил Кольтира. Под влиянием присутствия рунного клинка голос прозвучал почти как рык – должно быть, они довольно долго держали их порознь. – Как мило с вашей стороны. Фаранелл пожал плечами, и Кольтира подозрительно сузил глаза. – Что ты собираешься делать? Пытать меня моим же собственным мечом? Только чтобы поднять проклятую штуковину потребуется двое таких, как ты. – Что я собираюсь делать? – эхом откликнулся Фаранелл, приподнимая рваные останки брови. – Ох, да абсолютно ничего. Удачного дня, командир Ткач Смерти. С этими словами, взмахнув полами робы, Фаранелл покинул комнату, заперев за собой дверь, оставляя Кольтиру одного в темноте с Байфростом, нашептывающим сладкие слова убийства ему в ухо. Фаранелл держал слово. Кольтира быстро потерял счет времени и уже не представлял, сколько провел в заточении один, в темноте и тишине с Байфростом, взывающим к безжалостному монстру, что таился, погребенный в самых темных глубинах сердца. Он отсчитывал время по моментам, когда терял самообладание и принимался отчаянно натягивать цепь, пока она едва не отрывала ему голову или впивался зубами в пальцы, только чтобы почувствовать вкус крови и не мог остановиться, пока не вгрызался до кости. Один раз, два, три, сотню, тысячу. Он желал, чтобы Фаранелл или один из его приспешников, или сама Сильвана открыла бы дверь и из самонадеянности ли, по недомыслию ли подступила слишком близко. Иногда он даже смел надеяться, что Тассариану взбредет в голову опять совершить какую-нибудь глупость. Затем тысяча мигов мучительной яростной жажды слились в одно неразрушимое отчаянье, в котором не было больше места ни Фаранеллу, ни Тассариану, ни времени, ничему. Тассариан уложил пятнадцать Отрекшихся, прежде чем стражам смерти удалось одолеть его. Он смог необнаруженным добраться до Брилля – в целом рыцарь смерти мог сойти за хорошо сохранившегося Отрекшегося, если лишний раз не открывал лицо, рунные клинки и рот, но кто-то с более тонким чутьем заподозрил его и, очевидно, предупредил стражей смерти. Тассариан предполагал, что рано или поздно это было неизбежно, но уж чего он точно не ожидал, так это целого батальона отборных бойцов Королевы банши. Пару-другую он мог вырубить или убить, но кто-то из командного состава стражей явно хотел быть на сто процентов уверен, что добыча не уйдет. Они напали из засады возле брошенного лагеря аптекарей недалеко от мельниц Агамонда, и Тассариан позволил себе легкую улыбку, увидев, сколько воинов, по мнению Королевы банши, требовалось, чтобы убить одного единственного рыцаря смерти. Он отступал с боем, пока враги, словно гончие псы, не окружили заброшенный амбар, в котором он держал оборону, отбиваясь от них по двое-трое. Тассариан очень старался не перебить слишком многих – его клинки уже много месяцев не пили крови вволю и сейчас он не мог позволить себе потерять контроль. Если бы Кольтира был с ним, то волноваться было бы не о чем, они всегда дополняли друг друга, вместе их разум был ясней, чем поодиночке, но если бы Тассариан сейчас позволил себе просто вырезать батальон, то рисковал тогда проиграть вечный бой с жаждой крови и сотворить нечто, мягко выражаясь, тактически неразумное. После того, как примерно седьмой по счету отлично обученный и тренированный страж смерти пал от его мечей, мертвый рыцарь осознал, что причина, по которой он с такой легкостью расправлялся с ними, крылась в том, что с самого начала битва была неравной. Он дрался за свою жизнь, они же дрались, чтобы его одолеть. После пятнадцатого они вызвали светлого заклинателя. Тассариану едва хватило времени, чтобы насладиться сдавленным криком боли жреца, когда сила Света вернула и усилила тому все чувства, прежде чем заклинание накрыло и самого рыцаря смерти, и весь мир утонул в ослепляюще-яркой белой вспышке. По правде сказать, Тассариан не думал, что очнется, а уж тем более целым и невредимым, но его опасениям не суждено было сбыться. Броню и клинки у него отобрали, но этого и следовало ожидать. Он некоторое время посидел недвижно, ожидая, пока привыкнут глаза, но вскоре осознал, что находится в кромешной мгле, и сколько ни жди, она не рассеется. Неподалеку послышался протяжный тяжелый скрежет, словно металл протащили по камню. Тассариан подался ближе к звуку. Там определенно что-то двигалось – и до ушей рыцаря донесся приглушенный рык. Так значит, они заперли его тут в компании с одним из своих чудищ, по-видимому, надеясь, что оно его сожрет. Как театрально – очень в духе Отрекшихся. Тассариан осторожно скользнул ближе к источнику звука, и существо тут же рвануло вперед с ревом, явно исходящим из человеческого горла, который, однако, резко оборвался, сменившись скрежетом железа и тяжелым ударом. Нечто бешено металось перед рыцарем, словно пытаясь добраться до него. Но существу это явно пока не удавалось. Они кинули его в клетку с прикованным чудовищем. Удивленно вздернув бровь, Тассариан медленно поднял руку и призвал в неё всю силу морозной стужи. Тьма впереди рассеялась, отступая перед бледно-голубым сиянием. Тассариан судорожно вдохнул. Перед ним на четвереньках стоял Кольтира и рвался с цепи со всем отчаяньем голодного волка. – Кольтира, – выдохнул Тассариан, слабо надеясь, что, возможно, тот просто не узнал его при странном свете. – Это я. Кольтира поднял тусклый рассеянный взгляд и с такой силой рванулся вперед, что железный ошейник врезался в шею, и вокруг темного железа выступил черный ихор. Кольтра попытался что-то произнести, но звуки задохнулись, задавленные стягивающим горло железом. Он тянул израненные скрюченные руки, настойчиво пытаясь добраться до Тассариана. Тассариан быстро осмотрел комнату, его внимание привлек темный сверток, лежащий в углу. Нечто коснулось края его сознание, нечто темное, знакомое и давно ненавистное… Байфрост. Чума на них, они морили Кольтиру голодом рядом с его собственным вампирским мечом, и, конечно, проклятый клинок подтачивал разум, добавлял к его жажде свою собственную, толкая всё ближе к безумию. На какую-то секунду Тассариан дико подумал, что мог бы взять Байфрост, схватить Кольтиру в охапку и с боем вырваться из темницы, но было ясно, что Кольтира давно перешагнул ту грань, до которой его волновало, кому причинять страдание для утоления сдвоенной жажды. И Байфрост был мечом с характером, и, скорее всего, отверг бы его и обернулся против Тассариана, когда Кольтира неизбежно попытался бы вырвать клинок из рук захватчика. Таков был их план, значит. Оставить их здесь вдвоем, и либо Тассариан будет вынужден зарезать Кольтиру, защищаясь или из жалости, либо в своем безумии Кольтира разорвет его на части, а потом придёт в себя с кровью Тассариана на руках. Он подумал о том, чтобы убить Кольтиру, – это бы избавило того от дальнейших мучений и, по крайней мере, они могли бы умереть вместе – но он давно как отринул подобное милосердие. «К демонам всё это, – подумал Тассариан. – И их всех тоже к демонам». Если бы он ещё какое-то время оставался вне досягаемости, Кольтира бы оторвал себе голову. Тассариан кинулся вперед, безоружный, перехватив Кольтиру на другом конце цепи, и эльф бросился на рыцаря, словно дикий зверь, терзая голыми руками – единственным оружием, что у него было. Он со всей силы врезался в Тассариана, сбив того с ног. Пальцы сомкнулись на незащищенном горле и впились в плоть. Тассариан перехватил руки Кольтиры за запястья и с легкостью разорвал хватку, с грустью отмечая, насколько ослаб другой рыцарь смерти. Удерживая так его руки, пока эльф извивался и яростно кричал, Тассариан поднялся на ноги, увлекая Кольтиру за собой. С болезненным треском челюсть Орбаза отскочила от закованного в металл кулака Тассариана. Орбаз упал на землю, выплевывая выбитые зубы. – Продолжишь в том же духе – и ещё до конца недели получишь безжизненный кусок мяса, – произнес Тассариан, поворачиваясь в сторону, где, сотрясаясь в конвульсиях, лежал эльф крови, извиваясь от боли каждый раз, когда потоки некромантской магии проходили сквозь его тело. – Чего, беспокоишься об этом салаге? – огрызнулся Орбаз, чья сломанная челюсть уже начала срастаться обратно. Тассариан его проигнорировал. Он схватил Кольтиру за запястье, чтобы помочь подняться, и тот молча подчинился. Это был первый раз, когда Кольтра позволил Тассариану приблизиться к себе – а уж тем более коснуться. Кольтира яростно вопил и извивался в руках Тассариана, с такой силой, что мертвый рыцарь мог бы поклясться, что слышит, как хрустят кости, но пальцев так и не разжал. – В тот день после стычки с Орбазом, – прошипел он, – впервые я в своей посмертной жизни коснулся кого-то с иным намерением, нежели убить. И ты тоже. Прием был не нов, но своя истина в нем была. Если кто-то теряет разум, то стоит подстегнуть ему память. Напомнить то, о чем вся магия мира не заставит забыть. Но что ему-то тогда делать? Прижать Кольтиру к земле и целовать, пока тот вырывается и дерется? Погладить по голове, а Кольтира тем временем попытается перегрызть ему глотку? Словно в ответ на эти мысли, Кольтира дернулся вперед и глубоко вонзил острые зубы в незащищенное плечо Тассариана. Кольтира словно оцепенел, и на мгновенье Тассариан испугался, что неправильно истолковал намерения эльфа. Затем, столь же внезапно, Кольтира ответил на поцелуй, запустив руку в волосы Тассариану и сжав их в кулаке, он с такой силой прижался к рыцарю, что оба они отшатнулись назад и врезались в стену. Губы Кольтиры были холодны, и от них веяло разложением и болезнью. Эльф утробно зарычал и впился в нижнюю губу Тассариана, яростно, до крови. Тассариан не возражал. – Мы восстали против Плети, вместе, тайно, – Кольтира дернул головой и вырвал кусок мяса из плеча Тассариана, холодная, как лед, кровь брызнула на лицо. Рука дергалась от боли, но рыцарь смерти стоял недвижно, даже не пытаясь бороться, – мыслями его владела память о том моменте: острой вспышке боли, причиненной без злого умысла и принятой с радостью. – Ты простил меня. И я желал твоего прощения. Это было первым нашим преступлением против Плети, и мы совершили много иных потом. Кольтира выбросил вперед колено, пнув Тассариана в живот и застав мертвого рыцаря врасплох, так что тот даже разжал хватку. Он отшатнулся, и нечто вроде инстинкта самосохранения вспыхнуло в сознании, вместе с мыслью сбить Кольтиру с ног и сполна отплатить за удар. Тассариан с отвращением подавил это желание. Байфрост явно пробовал на нем свои чары. Байфрост. Внезапно Тассариан обернулся и бросился в противоположный угол. Кольтира взвыл от ярости, когда пальцы рыцаря сомкнулись на рукояти, и клинок завыл вместе с хозяином, вырываясь из рук и пылая нечестивой силой, от которой кожа на ладонях Тассариана покрывалась волдырями, как от ожогов. Но он лишь крепче сжал меч и отдал ему мысленный приказ повиноваться. Ему нужна была лишь пара мгновений. В жизни может быть сотня первых поцелуев, тысяча многозначительных взглядов, но по-настоящему умираешь ты лишь однажды. Тассариан шагнул вперед. Кольтира жадно потянулся к мечу, но мертвый рыцарь отвел руку назад, отринул лишние эмоции и пронзил рунным клинком свою цель. Дважды, если очень не повезёт. Кольтира издал сдавленный крик боли – совсем не так, как в первый раз. Тогда он держался стойко, встретил смерть с безмолвной храбростью воина и не издал ни звука, когда рука Тассариана, двигаясь словно по собственной воле, вонзила меч в сердце. Безумие Кольтиры лишило его этой смелости, свет жизни не гас в глазах, а последний вздох не слетал с губ. Но когда взгляды пересеклись над залитым кровью клинком, в них читалось то же, что и тогда. Вспомни, кто ты есть. Байфрост дернулся в руках Тассарина, и мертвый рыцарь мог бы поклясться, что чувствовал, как дрожит меч. Правда, от гнева или от удовольствия, он сказать затруднялся. Он вытянул клинок, и отравленная кровь Кольтиры хлынула на пол. Сам эльф крови рухнул следом, прямо в быстро растущую черно-алую лужу и слабо потянулся за Байфростом… По крайней мере, так показалось Тассариану. Вместо этого рука Кольтиры нашла колено рыцаря и осталась лежать на нем. Кольтира чувствовал, словно умирает наоборот. Он с уверенностью мог сказать, что рана в груди была смертельной, но кто-то вливал в неё нечестивую магию, и под её действием изломанное тело исцелялось. Раздробленные ребра и разорванные сухожилия сами собой срастались и становились на место. Кольтира тяжело вздохнул и подался к источнику магии, ледяная рука подхватила и привлекла его ближе. – Тассариан, – прошептал он, не в силах говорить громче, – ты опять совершил какую-то глупость. Кольтира не ожидал увидеть друга ещё раз, даже надеялся, что этого не произойдет, что хотя бы раз Тассариан забудет о нем и в первую очередь будет спасать себя – но вот он, здесь, так близко, отсюда можно дотянуться до его глаз, вырвать их прочь… Кольтира помотал головой и прогнал от себя эту мысль. – Я вытащу тебя из этих цепей, – сказал Тасариан, вновь потянувшись за Байфростом, но Кольтира перехватил его руку. – Нет. Я вновь потеряю разум, это лишь вопрос времени. Байфрост таким не удовлетворится и я уже… Эльф взглянул на свои пальцы, искалеченные в отчаянных попытках утолить голод. Рана на груди затянулась достаточно, чтобы он мог ходить, достаточно, чтобы обернуться и попробовать на вкус кровь на губах Тассариана и взять Байфрост и убить, убить, убить… – Должен быть другой выход, – выпалил Кольтира, чтобы заглушить настойчивый голос в голове. – Всегда есть вариант с дерзким побегом, при котором ты утолишь жажду Байфроста за счет какого-нибудь несчастного по пути. Я немного разведал местность у Подгорода, прежде чем меня схватили, и заметил сток для алхимических отходов, достаточно большой, чтобы мог пролезть человек, и ведет он прямо из района Фармацевтов. Он почти не охраняется, поскольку даже среди Отрекшихся немногие смогут по нему пройти, и чтобы плоть не пооблезала при этом с костей. У нас не так много времени, прежде чем за нами организуют погоню, но если мы будем хитрее… – Тассариан смерил Кольтиру взглядом. – Но это будет опасно, а я думал, что ты в дурацких затеях больше не участвуешь. Кольтира какое-то время сидел недвижно, смакуя странную вспышку боли, растекшуюся, когда плоть начала затягивать рану, образуя искривленный рубец. – Смерть и разложение, Тассариан, – выдохнул он, смыкая пальцы на рукояти Байфроста и позволив слабой тени улыбки скользнуть по губам. – Когда это мы искали легких путей?