Последняя ночь Кровавого Императора

      Входная дверь беззвучно откатилась в сторону, и высокая фигура в роскошном белом одеянии медленно вошла в великолепную и совершенно неподражаемую по величине и богатым убранствам комнату — покои императора мира. В помещении стоял уже привычный запах пиццы, а на столе беспорядочно валялось несколько коробок из-под этого лакомства. Свет горел приглушенно, но всё равно раздражал измученные глаза и заставлял подрагивать и без того расшатанные нервы. Дерганое движение руки и удушающая белоснежная накидка с шорохом опускается на устланный мягчайшими коврами пол. С тяжелым выдохом великий и могучий Дьявол-Император опускается на край кровати, низко опустив голову и до невозможного ссутулив гордые плечи.       — Ты не передумал? – знакомый мягкий голос раздается со стороны окна; в нем, под безразличным напылением, едва уловимо просачиваются нотки беспокойства и грусти.       — Ты же знаешь, что нет, — усталый, но уверенный и решительный тон голоса выдавал непоколебимый настрой его обладателя. Такой приятный, ласкающий слух голос, который вел за собой людей, вселял в сердца надежды, в дребезги разбивал мечты, отдавал приказы убивать, заставлял плакать, улыбаться, трепетать, бояться, подчиняться, ненавидеть, презирать, восхищаться и любить.       Черный Король шумно втянул носом воздух.       Встав с кровати, он выпрямился и, как всегда, гордо расправил плечи. Высокая худощавая фигура, сильно вытянувшаяся в подростковом возрасте, но ещё не успевшая возмужать, на удивление гармонично смотрелась в белом одеянии властителя целого мира.       Кровавый Император поднял голову, сильно отросшие темные волосы беспорядочно падали на красивое, юношеское лицо. Черный Король уверенно шагнул к столу и откопал среди коробок из-под пиццы изящный, неповторимый в своем роде, золотой меч, обильно инкрустированный драгоценными камнями. Меч, которым он так пафосно размахивал последние два месяца, обрекая людей на смерть. Он провел длинными, тонкими пальцами над блестящим лезвием, которое, совсем скоро, красиво перережет тонкую нить его короткой жизни. Сузаку… его злейший враг, лучший друг, человек, которому он доверяет безоговорочно и в которого всегда верил, человек, которого он так страстно ненавидел и которого никогда не смог бы убить, один из тех немногих людей, которыми он дорожит больше жизни. И за которого, в том числе, он отдает эту жизнь, такую дорогую ему и ненавистную миллиардам. Сузаку… сегодня, когда он брал маску Зеро, которая станет теперь его лицом, он колебался. Неужели после всего, что он сделал ему, после того, как своими руками убил Юфи, Сузаку всё ещё сомневается и страдает? Неужели он смог его простить? А может ему просто хочется, чтобы это было правдой, и разум воспринимает обычное поведение через призму желаний и делает неправильные выводы? По тонким губам пробежала умиротворённая и счастливая улыбка.       — Время идет, всё меняется, а ты как был идиотом, так и остался. Могу поспорить, что ты до последней секунды будешь идиотом, — гордый Император говорит тихо, но каждое слово отчетливо разносится по комнате.       — Думаешь, он справится с ролью Зеро? — все тот же нежный голос, но слышится он уже ближе, гораздо ближе.       — Думаю, гораздо лучше, чем справлялся я! — Довольная полуулыбка и хитрый прищур глаз говорят о том, что Великий Правитель безоговорочно полагается на своего рыцаря. А еще, как они и смеялись в детстве, вместе им оказалось под силу всё, даже захватить целый мир. — Хм, я всё же сказал ему, что, наверное, единственное применение Гиасса, о котором я никогда не пожалею и которому рад — это приказ ему жить. Я могу быть спокоен за него. И пока он жив, я спокоен за Нанали, он, несомненно, будет оберегать ее. Я рад этому, — увлекшись, Император неосторожно коснулся заточенной стали — из глубокого пореза по тонкому пальцу заструилась алая кровь. Владыка Мира саркастически улыбнулся. — Сегодня весь день в голову лезут воспоминания и лица всех, кто был мне дорог. Никак не могу от них отделаться. Уже начинают раздражать. Они заставляют меня грустить, а чего я точно не хочу в последние часы своей жизни, так это прибывать в меланхолии.       Маленькая, нежная ручка коснулась мягкой кожи аристократической руки, заботливым движением стирая с пальца кровь и накладывая на порез пластырь.       — Мы же с тобой до сих пор союзники? — спрашивает Император, не обращая внимания на проявление заботы и не поворачивая к девушке головы.       — Почему ты спрашиваешь очевидное? — Серая ведьма отвечает не задумываясь, продолжая держать немного вспотевшую руку.       — Прости меня, С.С., я не смогу выполнить свою часть нашего контракта. И, тем не менее, я хочу попросить тебя о последнем одолжении. — Черный Король разворачивается к своей спутнице и смотрит холодно и прямо в ее завораживающие, золотистые глаза.       — Чего ты хочешь, Лелуш? — Серая ведьма отвечает ему тем же взглядом.       — Хочу частично исполнить твою мечту с одной стороны, и эгоистично воспользоваться твоей добротой с другой, — коварно улыбается лучший в мире стратег.       — Ты называешь меня доброй? Как это необычно с твоей стороны! — Уголки привлекательных губ слегка приподнимаются, отчего милое личико их обладательницы становится живым.       — Ты ведьма, но для меня ты добрая ведьма. Приготовься, сейчас я буду беспощадно давить на жалость. — Лелуш проводит рукой по длинным волосам, немного сдвигая непослушную челку, мешающую смотреть.       — Меня, прожившую сто жизней, на жалость не пронять, — предупреждает ведьма.       — Тогда прошу, мне осталось жить девять часов и восемь минут. А до прибытия эскорта семь часов. Позволь эти мои последние семь часов любить тебя! И прошу всего лишь семь часов любить меня в ответ. Для той, кто прожил сто жизней, это ведь совсем немного?! – Он сделал шаг навстречу девушке и положил руки ей на плечи.       — Лелуш… ты еще можешь передумать. — Она была всего лишь наблюдателем, но этот мальчишка… совсем другой, ни на кого не похожий, сам того не зная, он смог пробраться в её сердце, которое теперь с каждым ударом больно сжимается от осознания того, что скоро этого наглеца не станет.       — Я не хочу умереть, не узнав, каково это — любить и быть любимым одновременно. За свою короткую жизнь я, кажется, успел испробовать всё, кроме этого. И если, не дай Бог, существует загробная жизнь, я ведь вечность буду жалеть об этом, — он на секунду замер. — Позволь любить тебя… — Лелуш наклонился к маленькому ушку, скрытому под завесой шелковистых волос, и со всей нежностью, на которую ещё было способно его полумертвое сердце, позвал девушку по имени. — Любить по-настоящему.       Плечи под его руками дрогнули.       — Ты, только ты, — он отодвинул мешающие волосы на другой бок и аккуратно, но смело поцеловал нежную шею ведьмы, — была всегда рядом со мной все это время, — еще один поцелуй, — что бы я ни делал, — сухие губы скользнули ниже, — мне всё равно, какие мотивы были у тебя. – Лелуш настойчиво отодвинул белый ворот ее обычной одежды и поцеловал острую ключицу. — Ты была рядом, — дыхание становится прерывистым, — ты видела меня всего, — слова получаются скомканными, — какой я есть на самом деле и каким могу быть, — дрожащие губы беспорядочно заскользили по шее и щекам, — только ты всегда понимала и принимала меня… сейчас моё сердце так сладко замирает, хотя я думал, что оно уже не способно чувствовать, — дрожат уже не только голос и губы Великого Императора, он начинает дрожать всем телом. — Позволь мне любить тебя, позволь быть слабым, — руки бесцельно и резко заскользили по хрупкому телу, — мне страшно, — дышать стало как-то трудно, слова застряли в горле, тело била мелкая дрожь, — страшно…       — Лелуш, — позвала Сицу, пытаясь отстраниться, но его объятья, несмотря на дрожащие руки, оказались на удивление крепкими. Он снова начал беспорядочно целовать ее.       — Лелуш! — строго осадила его ведьма, лихо вывернувшись из цепких рук и отвесив несильную пощечину по красивому лицу. Парень замер. С.С. сделала шаг к нему, оказываясь очень близко, и нежно положила ладони на его щеки, заглядывая в ни с чем не сравнимые глаза, в которых стояли слезы.       — Успокойся, Лелуш, я с тобой. — Ведьма притянула его лицо к себе, так, что она могла коснуться носом его щеки и чувствовала на своих губах его горячее дыхание. — Я сделаю всё, о чем ты меня попросишь, — добавила она шепотом и поцеловала крепко сжатые губы.       На секунду Лелуш замер, и словно целый мир на это время замер вместе с ним. С.С. закрыла глаза и, обнимая острые плечи, притянула юношу ближе. И он ответил. Опомнившись и, как будто не веря происходящему, Лелуш жадно впился в мягкие, желанные губы со вкусом сыра, дрожащие руки лихорадочно избавлялись от одежды. Тонкие пальцы ведьмы ловко расстегивали скрытые пуговицы на императорском костюме, верх которого вскоре тяжело соскользнул вниз, с глухим стуком ударившись драгоценными камнями о шкуру белого медведя. Уверенные ручки заскользили по голой груди и тонкой талии, направляясь к следующей цели. Лелуш, наконец, расправился с мешающей одеждой, ему открылось прекрасное, нежное тело, цвета домашнего молока, с упругой, круглой грудью, тонкой талией, широкими бедрами. Вполне возможно, что оно было идеальным, произведением искусства, лучшим в коллекции того, что могла сотворить природа. Даже изуродованная шрамами левая грудь была прекрасна, чуть прикрытая распушенными волосами, она заметно поднималась в такт учащенному дыханию. Ведьма подняла на него призывный взгляд и выдохнула его имя. И Лелуш сорвался. Он подхватил ведьму и в два шага достиг кровати, совсем не ласково бросив изящное тело на шёлковые простыни. Отделавшись от надоедливых штанов, он, подобно зверю, накинулся на свою жертву. Как будто всё, что произошло с ним с того момента, как он попал в злополучную машину террористов, навалилось на него, как будто его душа разом почувствовала всю боль, которую он пережил, как будто его разум вспомнил все его злодеяния, как будто кто-то просто переключил рубильник… разрываемый противоречивыми чувствами, Лелуш перестал себя контролировать. Он грубо мял нежную грудь, мягкую кожу на худых боках, до болезненного стона хватал за шелковистые волосы, до синяков сжимал упругие ягодицы и стройные ляжки, всё больше и сильнее подминая под себя девичье тело. «Лулу!»… Серая ведьма особо не упиралась и не вырывалась, только как будто пыталась убежать от грубых рук, змеей извиваясь под своим господином и пытаясь сдвинуть стройные ноги. Сделать ей этого не дали, подхватив под коленки и резко рванув в стороны, ближе притягивая к себе... «Братик, ты опять уходишь?», «В небе над Токио, где живут все мои друзья, я собираюсь стать убийцей!»… Лелуш взял ее грубо, без церемоний, прелюдий и подготовки. Взял совершенно собственнически и абсолютно отчужденно… «Так что видишь, Лелуш, я не отказываюсь ни от чего, что на самом деле ценю», «Этот твой Гиасс удобная штука, да? Ты прячешься в тени, а вина ложится на других. Надменный трус!», «Но почему? Как? Лелуш...» Он смотрел в ее красивые глаза, но не видел С.С., не понимал, кто под ним… «Прошу тебя, Лулу, помоги мне...» Голоса, их лица, они разрывали на части, он не хотел их слышать, не хотел их видеть, не хотел… «Я хотел верить в тебя…», «Само твое существование — ошибка!», «Почему, Лелуш?», «Так что, поможешь обычной маленькой Юфи?» Злое рычание перешло в сдавленный полувсхлип-полустон. Он мотал головой, пытаясь насильно прогнать наваждение… «Сколько бы мне не перерождаться, я опять влюбляюсь в тебя! Наверное, такая судьба. Так что все хорошо, Лулу, с новым перерождением я снова влюблюсь в тебя, сколько бы их не было. Я влюблюсь, опять…» Нежная ручка коснулась его щеки, но лицо его дернулось, как от раскаленного металла. Она улыбалась ему. Улыбалась той своей улыбкой, от которой на душе хорошо становилось. Но и так же, как тогда, когда умирала. Нет, он не хотел, не хотел её смерти. Только не её. Такая чистая, такая невинная, такая живая — она была слишком светлой, чтоб так бессмысленно погибнуть из-за него. Он наклонился и жадно поцеловал ее. Так, как, наверное, поцеловал, если бы у него была возможность… «Кто я для тебя, Лелуш? Если я останусь с тобой…», «Да, может ты меня просто использовал, но те воспоминания были настоящими!» Глаза щипало, и зубы стучали непонятно отчего, вдыхать было трудно, а выдыхать еще труднее… «Прощай, Лелуш», «Братик!», «Лулу…».       Глубокие, резкие, сильные движения доставляли много боли и крохотные крупицы наслаждения. Но ведьма не сопротивлялась. Закрыв глаза, она безвольно отдавалась всем прихотям, поддавалась навстречу грубым движениям, отвечала на требовательные поцелуи и лишь в особо чувствительные мгновенья до боли в пальцах сжимала худые руки или мягкую кожу спины. Ничтожные минуты казались ей вечностью.       Как под действием Гиаса Лелуш не помнил себя и не понимал, что делает. Он лишь хотел избавиться от этих разрывающих душу чувств, хотел выкинуть из головы воспоминания, лица и слова, которые затягивали на его горле невидимую веревку. С каждым вдохом всё труднее дышать, он жадно хватал ртом воздух, не замечая, как с острого носа на подушку и зеленые волосы капают соленые слезы. На каждое его движение тело отзывалось, отзывалось то слабо, то сильнее, то мурашками по спине, и он пытался всё, что чувствует его душа, заглушить тем, что чувствует его тело. Лелуш до скрипа сжал зубы, закрыл глаз, впился длинными пальцами в скомканное одеяло и попытался отдаться наслаждению. Не сразу, но у него получилось: мир снова замер. Он стал то ли белым, как снег, то ли черным, как ночь; остановилось даже время, во всем теле: в душе, в голове – стало на удивление пусто, спокойно и приятно, реальность исчезла, перестав существовать.       Через затуманенное сознание прорывались глухие, несильные, но чувствительные удары. Как будто дикая птица билась о стальные прутья клетки, причем клеткой был именно он, но птицей было не его сердце. Его сердце стучало немного учащенно, но размеренно. Тем не менее, он отчетливо чувствовал, как о его грудь что-то настойчиво бьется. С трудом придя в себя, Лелуш открыл глаза. Он все еще плашмя лежал на хрупком теле, уткнувшись носом в шелковую кожу длинной шеи. Сколько он уже так лежит, Лелуш сказать не мог, но ведьме явно было тяжело. Ее сердце в придавленной груди билось так, что отдавалось эхом в его висках. Но С.С. покорно ждала. Закрыв глаза, она перебирала длинные, спутанные волосы на его затылке. Лелуш приподнялся на локтях и перекатился на спину, давая девушке возможность свободно дышать. Память и осознание случившегося медленно возвращались.       — Прости… — прошептал Лелуш, закрывая глаза тыльной стороной руки.       — Прости? — Серая ведьма села и повернулась к нему. — Теперь ты хочешь отделаться от меня обычным «Прости»? — В янтарных глазах плескался холодный гнев. — Посмотри на меня! — тоном императрицы приказала С.С.       Лелуш никак не отреагировал. Что он мог?       Несколько минут прошли в абсолютной тишине. Лелуш лежал неподвижно, но С.С. знала, что он не спит. Ведьма подалась вперед, убрала с лица тонкую руку и повернула красивое лицо к себе.       — Посмотри на меня! — на этот раз приказ прозвучал более мягко, но всё равно остался приказом.       Лелуш без желания открыл глаза. Его взгляд был прямым и твердым, каким всегда становился, если беда неожиданно подкрадывалась слишком близко. Он заметил несколько синих отметин на тонкой шее, красную полоску, спускающуюся с плеча, покрасневшую и раздраженную кожу груди. Он заметил достаточно, но лицо его не изменилось, и взгляд не дрогнул.       — Прости меня, С.С., — он говорил тихо, но уверенно, не скрывая в голосе раскаяния.       — Нет, так не пойдет, — покачала головой серая ведьма.       Нежные пальцы коснулись сжатых губ, сорвались с точеного подбородка на длинную шею, пробежались по размеренно поднимающейся груди и заскользили вниз по плоскому животу, вызывая былое возбуждение. Лелуш хотел было что-то сказать, но она его опередила.       — Теперь позволь мне выполнить твою просьбу. Позволь любить тебя и прошу, люби меня в ответ. — В одно мгновенье оказавшись сверху, С.С. прильнула к его губам, и стоило ему ответить, начала спускаться ниже, повторяя путь, который только что проделала её рука.       Лелуш с трудом сдерживался, чтобы не оттолкнуть ведьму. Не потому что ему были неприятны её действия, ему было противно от самого себя и от того, что тело отзывается на незаслуженные ласки. Но добравшись до цели, умелые губы быстро расставили все точки над i, лишив возможности сопротивляться. Он обещал любить ее. И он хотел любить её так, как никто до него не любил.       Неуверенными руками Лелуш коснулся плеч С.С. и настойчиво потянул обратно наверх. На этот раз, нежно запустив руку в шелковые волосы, он бережно поцеловал немного горьковатые на вкус губы. Она ответила не мешкая, но немного робко, как будто пробуя неизвестное блюдо. Только сейчас Лелуш понял, насколько нежные у неё губы.       — Думай только обо мне. — Серая ведьма прервала поцелуй и призывно посмотрела во все ещё неуверенные глаза Лелуша. Мягко улыбнувшись, она направила его и медленно села сверху. Он невольно выдохнул и подался вперёд.       Подождав несколько секунд, Сицу начала двигаться — плавно и не спеша. Она водила руками по его груди и рукам, иногда прогибаясь в спине и запрокидывая голову, и плотнее прижимаясь к нему, иногда наклоняясь вперёд и закусывая губу. Какое-то время Лелуш просто боялся шевелиться, боялся сделать ей больно. Но движения ее становились более уверенными и более требовательными. Закрыв глаза, С.С. изящно выгибалась на нем. Она была прекрасна, она была чудом, такая красивая, такая хрупкая, такая нежная. Лелуш привстал, опираясь на одну руку, другой он обнял С.С. за тонкую талию и, прижимая к себе еще плотнее, начал невесомо целовать ее грудь. С губ серой ведьмы сорвался первый стон. Лелушу показалось, что это самое приятное и возбуждающее, что он слышал за всю свою жизнь. От осознания того, что ей приятны его действия, хотелось ласкать ее вечно. Нежными поцелуями он прошел по шелковистой шее, очертил языком скулы и нашел ее губы. Лелуш поцеловал С.С. так, как чувствовало его сердце, и этот поцелуй получился совсем непохожим на остальные. Всё внутри него заныло, но не от боли, как это обычно бывало, а от сладости. На душе стало тепло и спокойно, как не было уже очень давно. Сердце с наслаждением участило бег. Он вдыхал ее запах, скользил руками по гладкой, немного вспотевшей коже, чувствовал, как длинные волосы касаются его ног, ощущал неровное дыханье на своем лице, видел в ее глазах удовольствие. Сейчас для полного счастья ему не хватало только одного. Пусть это глупо, пусть бессмысленно, пусть слишком слащаво, ему так хотелось! И он ведь уже ничего не терял…       — Я люблю тебя, — шепотом, но достаточно громко, чтобы С.С. не имела возможности переспросить, выдохнул Лелуш прямо ей в губы и твердо посмотрел в растерянные глаза.       Она хотела что-то сказать, но он не позволил ей, выпив ответ с ее губ поцелуем. Сицу обвила его шею руками и сильнее прижала к себе, как будто боялась, что он может исчезнуть. Улучив подходящий момент, Лелуш перевернулся, ласково укладывая ведьму на спину и аккуратно устраиваясь сверху.       Он начал двигаться настороженно и робко, ловя каждое изменение в ее лице, попутно любуясь этим чудесным лицом. Но долго медлить ему не позволили. Она дышала часто и рвано, притягивая его к себе и задавая темп, сминая при этом упругие ягодицы и впиваясь ногтями в тонкую кожу. Ее грудь вздымалась то часто, то замирала на какое-то время, как будто она забывала дышать. Стоны все чаще срывались с открытых губ, хотя казалось, что они вырываются из самой груди, иногда в них вплетались какие-то слова. Она кусала губы, что-то неразборчиво бормоча и проглатывая окончания слов, или теряя их на его губах, о чем-то просила или просто пыталась дышать. Лелуш пытался слушать, но слова ускользали от его сознания, и оставался только ее приятный голос. Она отстраняла его, ему приходилось привставать на руках. Он закидывал ее ноги себе на плечи, целовал коленки, икры, ступни, выводил узоры языком, а потом начинал двигаться быстрее, глубже, когда она просила — резче. Она выгибалась, сучила ногами, комкала простынь и в голос стонала так сладко, смотрела так сонно и дышала так часто. Утолив жажду, тянула его к себе, прижималась как можно плотнее, хватала за волосы, кусала за плечо. А он целовал ее, целовал снова и снова, и, кажется, шептал, что любит. Сейчас это было именно то, что он чувствовал. Она заполнила пустоту, которая поглощала его тело и разум. Сейчас она заполняла его. Он чувствовал ее тело, ему казалось, что душу он тоже чувствовал, тонул в ее глазах, пытался ухватить каждый ее стон, каждый вздох, дышал ею, кажется, что даже жил он только ею. Наслаждением была пропитана каждая секунда, каждое движение, на смену которому пришло блаженство.       Когда Лелуш пришел в себя, С.С. уже лежала у него на руке, закрыв глаза и безмятежно улыбаясь. Завтрашний день казался ему таким далеким и нереальным, и он уже не боялся его. Все, что сейчас существовало, все, что было важно для него в этот момент — это хрупкое тело, лежащее в его объятьях. Неожиданно в комнате мигнул свет. Это напомнило ему как бликует золотой меч, покоящийся на столе в коробках из-под пиццы. Теперь Лелуш был уверен, что сможет завтра искренне улыбнуться этому блеску. Он уже давно принял мысль о том, что скоро лично поприветствует молчаливую старуху с косой, но сегодня ему, как никогда, захотелось жить. Кровавый Император улыбнулся и закрыл глаза. По крайней мере, частичка его души останется в сердце С.С.       — Я буду скучать, — тихо произнес Черный Король.       — По мне? — спросила серая ведьма, приподнимаясь на локте и вопросительно взглянув на Лелуша.       Ответом ей была тишина. Властелин всего мира уснул, умиротворенно улыбаясь и тихонько посапывая.