Пепел.

Целуешь сдавлено ключицы, голосом, что застрял в годах, Что целой системой замедляет ходы дыхания и затонов. Это ты во мне – пеплом горьким зализываешь отслоившийся прах, И медленно, медленно, ломаешь по границам ребер опоры.. А там, через задержку перронов, вокзалов, аэропортов, по новостным каналам: - Какой-то бродящий отмеряет сантиметрами до себя. – Тебя, что казался, как скованная свобода, и неизменно высмеивал черноокие города.

Это твой голос во мне – безнадежно, навечно, пеплом. За шумом плацкарта, в аварийных сигналах, через горы балконных обвалов. Когда люди серыми массами сквозь меня или же я – напролом через них, и твой голос, скрежетом, пылью по рваным карманам – Просто так не должно быть. Там, где с лихвой тонул - вода забирала воздух, цивилизации летели – бриз – и черным пеплом, задыхаясь, как открытый космос – Притяжение казалось сильнее извне, чем тяжелым грузом плечевых бед и петлиц. И за окном безнадежно рано, ночь не выветрилась с губ и красных столиц – Это так суждено, обманом, выворачивать туманы и искать крупицы «Сойтись». По незаметным ожогам читать память, по грубым словам утрачивать время – сбил – температурные волны путем признания, Где-то на верхних этажах – выстрел. Приходи так ко мне каждую ночь, выбивай окна с петель, распахивая до самых мелких осколков, которые перьями по тебе вниз – дорогами – резус-строкам. Прячься от солнца, и сразу же грацией – слились, – но напоследок, струнами водостока, пеплом срывай «Проснись». Это не лечится аспирином или водкой с джином, не в липкий словах и в буйстве чужих сценариев, где чужие кажутся сильными кровотоками, когда ближе уже не будет и лишь молчание.. Касание, Вниз, вниз, вниз и болит сплетение солнечное, кружит ночной блик под потолком, а за глазами – безумнее, что надо мной сбивается сном. И пепел задувает легкие, вырывает обычные взрывы из горла – обычные ломки, обычные сдержки-обрывы, мишени теперь внутри, а пепел летит так долго.. Приходи так ко мне каждую ночь, на эти сеансы дешевого эго-кино – актеры будут наигранно пить сладкий приторный скотч, а мы верить, что после смерти бывает «до». И тот вырывается, вышибает с ноги экран, что-то бранит невнятными глазами - По инородным, уже клейким телам, лижет языками развратов. И сапой, пеплом, касаясь моей щеки, доставая кричащее, что не в себе – Нежно, будто вскрывая замки, льдом по губам – Соскучился по мне? А на тех магистралях встречные пути, гвалт мимо границ, по избитым пальцам плавно стекает вечер – Я самый громкий из одиночек и внутренних своих убийц, встреваю между взглядом встречи… Как просто дышать и не чувствовать вечность, читая по утрам – Просто боги устали ждать. Чернее крушения, разрушающие простые вещи – Мы сами боги, и нам просто наскучило терять. И хлест системы по яремным, дольным, смотрящим ввысь, а к горлу скатывается «вдоволь» и «поздно» - Пепел, неосторожно, меня коснись, как будто все на самом деле серьезно.. И так каждую ночь все тело выходит из берегов – по которым, мы – встречно, с точностью напролом. И твой голос фальсифицирует запах дорог – Ухмылки кровью, как параллельный надлом.. И как смотришь ты в темноту, не веря, что теперь она стала такой, заботой – И пепел отпетый с тебя, словно в огне, - Но ты лишь проникаешь в меня новой и властной свободой – Будто я никогда не сопротивлялся стойко войне... Это твой голос во мне – навсегда, бесследно, глухо И в спертом воздухе кажется «хватит» и «замолчи», И пепел, что обернулся коптильным ударным пухом, Лишь громким шепотом, просто отдал: «Живи».