Боссы-тройняшки

      Генри уже и не знал, как все это началось. Они с братьями с самого детства были близки, но то, что происходило сейчас... Выходит за рамки разумного.       Пару недель назад им исполнилось пятнадцать. Пару недель назад, его собственный брат признался ему в любви. И нет, это была далеко не та любовь, о которой говорят своему близнецу. Но не сказать, что Генри не знал. Он был очень умным мальчиком, умным не по годам, он умел наблюдать и делать выводы.       Макс же был человеком момента. В момент радости он смеялся, в момент грусти печалился, а в момент любви... Любил. Для Генри это было чуждо: он давно привык скрывать все свои эмоции. Еще с тех пор, как будучи шестилетним ребенком он вдруг вышел из себя и до смерти напугал всех вокруг. А потом еще. И еще. И тогда он решил, что чем меньше окружающие будут знать о нем, чем меньше он будет вступать с кем-то в хоть какой-то контакт, — тем сильнее шанс, что он никого и никогда больше не напугает. Он больше не хотел, чтобы на него, с яростью дышащего и кричащего, смотрели с праведным ужасом как взрослые, так и дети. Так он решил.       Но Макс будто и не заметил, насколько его брат изменился. Он все также смеялся, грустил и, конечно, болтал без умолку, пока качал тихого Генри на больших скрипучих качелях во дворе. И спустя пару лет все осталось прежним, разве что качели поменялись на саморучно собранный мопед.       Рик в детстве тоже любил качать Генри на качелях. Но только вот на веревочных, на которых и раскачаться-то особо не получалось.       — Зато он точно и не упадет и не ударится, — парировал Рик.       А спустя года он предпочитал утаскивать Генри к себе, чтобы вместе почитать или просто побыть рядом, изредка перекидываясь короткими фразами. Хоть Макс с Риком тоже иногда пытались проводить время вдвоём, у них конкретно не получалось прожить и двух часов без споров и ссор. Причем чаще всего они были совершенно несерьезными, и непонятно, почему вызывали такие баталии, что изредка и до драки дело могло дойти. Конечно, с возрастом все стало намного более умеренно, но презрительных взглядов и ироничных замечаний тоже никто не отменял.       Но вот стоило им оказаться всем вместе, втроем, как образовывалось полное взаимопонимание. Они могли гулять, смеяться, и даже Генри в обществе обоих братьев забывал обо всем и дурачился вместе с ними. Генри! Поэтому ему безумно нравились те часы, когда казалось, что в мире есть только лишь они. Он знал, что эти двое точно не будут его бояться. Знал, что только эти двое всегда будут на его стороне.       Генри любил своих братьев. Возможно даже сильнее, чем требовалось. Но только рядом с ними он чувствовал себя в безопасности. Даже не с отцом, который вечно занят работой, не с матерью, которая слишком больна, чтобы встать с кровати, а именно с ними. Какой бы волной переживаний, страхов или даже ярости его не накрывало, эти двое всегда найдут не только нужные слова, но и нужные действия. Не сговариваясь, они могли подойти и схватить его руки с двух сторон, пока он беснуется и нарезает круги по комнате в приступе гнева. И тогда он будет брыкаться до тех пор, пока нежные объятия, окружившие его с двух сторон, не успокоят своим теплом и надежностью. Серьёзно, это правда помогало. Они знали, что для него сделать, знали, что ему сказать. Они знали его самого, как бы это не пугало. А Генри же просто не знал, чем отплатить за все то, что делают для него братья. И когда он наконец осмелился сказать им об этом, оба рассмеялась, заставляя его даже стушеваться.       Они сидели на большом диване в гостиной, который остался отцу еще от бабушки. Он пах маргаритками, давно пролитым кофе и совсем чуть-чуть старостью, в которой хранятся нежные детские воспоминания. По небольшому телевизору крутили год назад вышедший фильм "Назад в будущее". К слову, впечатлил он только Макса.       — Ну мы же семья, — улыбнувшись, сказал Рик в ответ на его глупые слова, трепля Генри по волосам.       — И ты наш милый младший братишка, — чмокнул его в щеку Макс, чуть приобнимая.       — Я не младше вас, — быстро и угрюмо ответил Генри, смущаясь, но, тем не менее, ощущая приятное тепло в груди и стараясь прижаться к брату как можно ближе.       — Меня ты младше на три минуты, а его на пять, — хмыкнул Макс, загибая пальцы. — Так что ты — наш младший братишка, и мы всегда будем тебя защищать.       — Всегда и ото всех, Генри. Никому тебя не отдадим, — совершенно серьезно сказал Рик, обнимая его с другой стороны.       — И я тоже, — неожиданно тихо сказал Генри, уже полноправно устраиваясь на груди Макса. — Я тоже буду вас защищать. И никому никогда не отдам.       Знал бы Генри тогда, что будут значить эти слова... Как все превратилось из чего-то настолько нежного и семейного во что-то настолько неправильное и грязное? Или это уже давно стало чем-то большим, и он просто отрицал ужасные изменения в их отношениях?       Макс действительно был первым. Он первым решил, что раз уж это есть, раз уж никому это не повредит, то смысл скрывать? Что плохого в том, чтобы просто любить?       — Мы же братья! — шокированно выкрикнул Генри в ответ. — Ты сумасшедший.... Псих. Послушай, Макс, нет ничего страшного в том, что ты би. Или даже гей. Это нормально. Ты просто... Просто запутался в ощущениях. Знаешь, ты ведь подросток, все в порядке.       Генри давно не говорил так много слов в минуту. Он проговорил это резко, выставив руки в защитном жесте, пока его брат с легкой улыбкой, сложив свои на груди, спокойно наблюдал за ним.       — Я бы рад запутаться и списать все на гормоны, — вздохнув, сказал он. — Но ты ведь знаешь, малыш Генри. Ты давно знаешь. Ты же умный братик.       Генри отказался это признавать. Иногда правда настолько отвратительна и безобразна, что тебе самому начинает казаться, что грязь липнет на тебя в самых гадких ее проявлениях. Что-то вроде инцеста. Генри прочитал много книг. И в какой-то из них говорилось, что связь между близнецами настолько сильна, что с гибелью одного иногда может умереть и другой. Что их любовь сильнее той любви, о которой привыкли петь. Что иногда... Что иногда... Нет, он не будет об этом думать. Об этом думать просто нельзя. Запрещено.       Заслужил ли Макс ту пощёчину? Вряд ли. Он ведь просто честным был, как и всегда. Ее больше заслужил Рик, который просто предпочел оставить Генри себе. Оставить его себе как брата, но тем не менее, это хотя бы лучше того, чтобы Генри начал сторониться и не разговаривать с ним так же, как с Максом. И вот он практически владеет братиком, пусть и не так, как требует извращенное либидо. О, Рик бы в любом случае не стал. Он не стал бы рисковать. Он не Макс, который всегда готов на безрассудства, он не Генри, который позволяет себе чувствовать, но скрывает это крайне талантливо. Он тот, кто знает цену вопроса, тот, кто просчитывает ситуацию наперёд. Ха, да он месяца за три понял, что Макс собирается пойти напролом. Он и ребенком за год понял, что Генри закроется ото всех. Но так ведь даже лучше! Значит, братик будет только для них, и это замечательно. Так что он дал ему это сделать и о своём решении не пожалел. Цинично? А кто говорил, что он должен предотвращать то, что понял? Никто. И никто так никогда не делает, вот и Рик не будет. И это он был первым. Он первым понял то, как все будет разворачиваться. И спокойно молчал до тех пор, пока все не свершилось таким образом, что в плюсе остался только он. Эй, не надо выставлять Рика злодеем! Он ведь ничего не делал. Или в этом и состоит злодейство?       Внутри Генри копошилось осознание того, что он не ощущает неправильности своих чувств. Это осознание ехидно шептало ему пошлости, когда он наблюдал за братьями исподтишка. Но он тут же одергивал себя. Боже. Да это же будто влюбиться в собственное отражение в зеркале! Влюбиться?.. Влюбиться?! Нет... Любовь между ними уже очень давно. Проснулось желание.       Генри предпочел сбежать от него. Главным образом — от Макса. Макс давно полюбил спорт, занимался хоккеем, и его тело... Оно стало просто прекрасным: сильным и жилистым. В то время как Рик с Генри все еще отличались подростковой нескладностью. И Генри, довольно спокойно принявший после свою бисексуальность, сейчас ужасался тому, как будоражат сознание оголенные мышцы, по которым томно катится вода после душа. Это половое созревание... Оно... Как это представлять свое собственное лицо в своих фантазиях? Генри задавал себе этот вопрос, все равно понимая, что далеко не свое лицо он представляет. Все они слишком разные. Пускай, для окружающих только Макс начал выделяться, да и то недавно, для них троих эти похожие лица были настолько отличными друг от друга, что иногда и язык не поворачивался называться близнецами.       И вот им исполнилось шестнадцать. Генри решил старательно делать вид, что ничего не было и ничего не происходит, возобновив с Максом прежнее общение. Он просто уже не мог без него. Ему просто нужно было прижиматься к его сильной спине, пока они несутся на мопеде по трассе, нужно было бросать на него раздраженные взгляды, когда тот мешает делать уроки, нужно было видеть его улыбку, когда тот уходит со льда с победой и идет к ним с Риком. Это все неотъемлемая часть жизни самого Генри. Но Макс с ним ни о чем не договаривался, неустанно напоминая:       — Знаешь, какой ты милый? Я тебя люблю.       А Генри просто делал вид, что не слышит. Так и жили. Между ним и Риком постепенно образовалось такое взаимопонимание, что он мог доверить тому даже самые сокровенные тайны. Вроде той, что происходит между ним и Максом. Рик как мог поддерживал, говорил умные и правильные слова, обнимая и прижимая к себе. Это он уговорил Генри принять Макса. И Генри ему за это был благодарен.       И у Макса, и у Рика были свои друзья. Первый не гнушался гулять с девчонками, а второй не брезговал небольшой компанией парней. Лишь Генри был целиком и полностью зависим от братьев. И летними вечерами, когда те уходили гулять, он просто ждал их дома, бесцельно листая взятые в библиотеке книги. В тот день первым пришел Рик, когда на часах было уже около десяти. Генри ждал у него в комнате, по-хозяйски развалившись на кровати.       — Привет, — поздоровался он, стягивая с себя футболку, чтобы поменять ее на легкую домашнюю майку. За этот год и Рик привел себя в прекрасную форму, а Генри лишь оставалось пялиться сзади на его прекрасную спину, мышцы на которой красиво перекатились от быстрых движений рук.       — Так долго, — вместо приветствия сказал Генри, садясь на кровати.       — Не дуйся, братик, — улыбнулся Рик, садясь рядом с ним и обнимая. Нехорошая привычка для тех, кого тянет к инцесту. — Я тоже успел соскучиться.       Это случилось слишком быстро. Вот они просто сидят вместе, а через секунду их губы едва соприкасаются в пугающем, но таком сладком поцелуе. Генри, распахнув глаза и не понимая, что происходит, раскрывает рот в недоумении. И чувствует, как горячий язык проникает в его рот, а сильная рука зарывается в волосы. Он тут же пытается оттолкнуть брата. Нет! Только не ты, Рик. Генри просто не может, не может сопротивляться! Последней мыслью перед тем, как отдаться греху, в его голове было: "Макс, наверное, будет очень зол..."

***

      Генри встряхнул головой, отгоняя сумбурные воспоминания. Он никогда не умел пить, и даже с трех бокалов шампанского его уносило в далекие дебри своей головы. Все уже начали расходиться, прощаясь и скромно говоря ему последние поздравления, на которые он просто кивал. Где же Макс? Они ведь приехали на его машине. Может, в туалете?       Генри направился к нужной двери, прикрываясь рукавом от запаха курева. Наконец, показалась белая дверь.       — Что с тобой?! — воскликнул он, видя как Макс у раковины смывает кровь с разбитой губы, а на его скуле смачно наливается огромная гематома.       — Со мной последствия необдуманных решений, — хмыкнул Макс, поворачиваясь к нему полностью. Ух, так картина еще более неутешительна.       — Кто это сделал? — сквозь зубы процедил Генри. — Кто посмел?       — Угадай с первого раза.