Слова

Ты всегда была второй. Нет, вообще-то не так. Ты была четвёртой. Просто остальные не имели значения. Первый – ну конечно же Кротик, единственный брат, гордость родителей. Он умер, когда вам было четыре луны, не больше, но до сих пор иногда тебе снятся кошмары про то, кем он мог бы стать. Злейшим врагом или лучшим другом? Не важно. Он тот, о ком ты не хочешь вспоминать. Потом – Пеплогривка. Её первенство, её превосходство – это всё так естественно, что даже незаметно. Пусть она стала воительницей позже сестёр – она добилась своего. Её нельзя не любить – она прекрасная родственница. Незаметная. Дружелюбная. Та, кем можно похвастаться в разговоре с новым знакомым. Далёкий и недостижимый идеал, от которого, казалось, отделяют десятки лун. А вот Медобока была третьей. И в этом, собственно, заключалась проблема. Она не была лучше. По крайней мере, не всегда. Не сильнее, не умнее. Только вот у неё была доброта. И красота, несравненная, удивительная. А ещё её любил Ягодник. И если с остальным ты могла мириться, то с этим – нет. Никогда. Это всё началось словами. Они были липкие, эти буквицы сплетен, эти предложения о чужой – лучшей – жизни, которые ты старалась не слушать. Кроме тех, что были посвящены Ягоднику, разумеется. И когда сплетня за сплетней прилипали чем-то вязким к твоим ушам, ты начинала думать, что это уже не просто обман. Разве могут обманывать одновременно все молодые воительницы лагеря? Сначала это было смешно. Ты просто не могла поверить в то, что Медобока, такая приличная и добрая, полюбила самого задиристого воина всех племён. Самого классного, самого стойкого, самого смелого. Но слова липли к шерсти, и ты им верила, пусть вопреки себе и своей натуре. Ты никогда не была сплетницей. Ты просто ошиблась. Только вот за это пришлось заплатить слишком дорогую цену. Она была мёдом, ты – маком, но когда ты решила просто с ней поговорить, все резкие слова были сказаны ею. Там была целая коллекция: и «нет», и «ни за что», и «думать не смей». Это было бы смешно, но только ты растерялась. Медобока всегда молчала. Она уступала тебе во всём, она любила тебя так, как только могла, всем своим сердцем, но когда ты задела её любовь, она ответила твёрдым «нет». Это была нормальная реакция. Обычная. Но дело касалось Ягодника, а значит, ты была неумолима. Это была твоя первая любовь. Возможно, ты поторопилась. Ты решила бороться, не зная толком, за что, но не желая уступать. Ты была смешна, ты была глупа, ты хотела разрушить то, чего у тебя не хватало ума построить. И ты пошла к Ягоднику, ты употребляла все свои медовые слова, щедро присыпая их маком и пытаясь убедить его отказаться от всего самого прекрасного в его жизни. Он не захотел. Это была его первая любовь. Возможно, он не был так глуп, как ты привыкла думать. Твоя страсть, она практически была мёдом, такой же сладкой, тягучей и вязкой. Ты поймала его, как прилипшую муху, ты не думала о нём. Только о себе. Только о своей любви, которая больше напоминала неуклюжую ненависть. Ты хотела превзойти свою сестру. Ты подкарауливала Медобоку в лесу. Толкала так, что она расцарапала бока о ветки дерева, снова и снова заставляла отказаться от всего, но получала в ответ только твёрдый отказ. А на следующий день видела, как она беспечно заявляет обеспокоенному Ягоднику, что просто неудачно упала. Ты никогда не понимала её, свою сестру, эту глупую самопожертвенность, эту боль и печаль. Ты считала, что отказаться от любви проще, чем поймать мышь. Ты не знала, о чём просишь, и не понимала, почему Медобока не согласится с тобой, если ей так больно тебе отказывать. Твои слова никогда не имели смысла. Ты говорила, что ненавидишь. Ты считала, что ненавидишь. Ты не умела ненавидеть. Ты подкладывала в подстилку сестры один острый шип за другим, а утром Ягодник вылизывал глубокие царапины и вёл подругу к целительнице. Ты пачкала мох ягодным марким соком, а «самый нахальный кот всех племён» заходил вместе с Медобокой в холодную воду, чтобы ей не было обидно. Грозился, что найдёт обидчика и даст ему по морде. Это была любовь, какая бывает у воинов его возраста. Но даже этого ты не могла понять. А может, просто не хотела? Разумеется, Медобока знала обо всём. Она была наблюдательной, сметливой, она видела твои красные лапы и находила на шипах клочки шерсти. Но Ягоднику не было сказано ни единого слова о тебе. Она всё ещё защищала свою маленькую сестру. А ты не останавливалась, нет. Ты плакала в лесу, ты шептала лихорадочное «умри, ненавижу», не понимая смысла слов. Ты наслаждалась своей трагедией, ты была пустоголовой. Но только давно уже ты вышла из возраста безобидных котёночьих капризов, и каждый твой шаг в сторону причинял боль котам, расцветая соком смерть-ягод. Ты доводила сестру до истерик, а она всё верила, что причиняет тебе боль. Она переоценивала тебя, она считала, что ты действительно любишь. А потом наступил тот "прекрасный" солнечный день, когда ты пришла из патруля и узнала, что твоя сестра, та самая, которая так раздражала, отдала жизнь, и последними её словами были: «Я думаю, так будет лучше». Это всё закончилось словами. Ты никогда её не ненавидела, зато прекрасно научилась ненавидеть саму себя. И даже теперь, рядом с Ягодником, добившись своего, ты боишься засыпать. Ты никогда не любила свои сны – они давали тебе то, чего ты страстно желала, а потом безжалостно отнимали в один миг. Ты не хотела просыпаться. Теперь ты не хочешь спать. Потому что каждую ночь тебе снятся слова, которые ты никогда не слышала, но не можешь вынести, понимая всё слишком правильно. «Я думаю, так будет лучше». Маковка, ты убила свою сестру. Ты, а не та змея.