Жизнь - не роман

Маленькая тень скользнула из квартирки на среднем уровне Корусканта. Серый плащ с капюшоном, серые перчатки, серая сумка... словно она хотела слиться с серостью Корусканта. Планета, которую она считала родной, была другого цвета. Зелено-голубой... Но она столько лет провела в городе-планете, что годы, проведенные в мире-мечте, стали казаться сном. Красивым, радостным сном. Потому что жизнь показала ей такие зубы, что странно - как она еще жива. Вихрем закружились воспоминания... Дом... приключения... ОН... путешествия... война... сражения... Любовь, всепоглощающая, захватывающая, сжигающая, переменчивая и постоянная. Невыносимо-горькая и сладкая. Тягуче-нежная и ревниво-болезненная. Сколько лет уже прошло, а она до сих пор помнила каждый изгиб его губ, каждую морщинку, каждый шрам, каждое слово, взгляд, каждый жест и поворот головы. Ее сердце навсегда отдано ему - этому упрямому, невыносимому, нежному, страстному ревнивцу с манией величия, честному, прямолинейному, всё понимающему и одновременно не желающему слушать и слышать. Мужу, способному парой фраз вывести ее из себя, погрузить в омут отчаяния, закружить в вихре счастья, вознести до небес и ударить о землю. Он был ни на кого не похож. Ее муж, любовник и друг. Они могли до бесконечности наслаждаться обществом друг друга - в мире не было никого кроме них двоих. Их любви. Их страсти. Их разговоров ни о чем. Их вечеров. И сейчас, когда она сидела в своей комнате, смотря в грязное окно на стену соседнего здания, ей ничего другого не осталось, кроме памяти. И, поэтому она решила все это выразить. Выразить в романе. Высказать свои невысказанные когда-то чувства, рассказать все, без утайки - их встречу, их любовь. Их смерть. Только поменяв названия и имена... Иначе. А не так и важно. Она писала для себя, не думая, что это заинтересует кого-то. Но. Роман стал бестселлером. И журналисты устроили настоящую охоту на неизвестного и загадочного автора. Каждый день она жила в страхе - кто-нибудь да найдет ее. Но не журналисты пугали ее. Больше всего она боялась лишь двух человек, которые к повествованию имели самое непосредственное отношение. И у кого в реалиях современного мира были возможности ее вычислить. Но с двумя если: 1) Если они все-таки прочитают роман (а люди очень-очень занятые). 2) Если поймут, о ком идет речь... Именно эта встреча всего больше страшила автора нашумевшего романа, когда она тихонько спускалась в магазин за продуктами. Они встретились... Такие непохожие, но оба невыносимо одинокие. Они - юная правительница, у которой было полно друзей, но ни одного, кому бы она могла вверить свое сердце... и он - раб, привыкший не доверять никому, кроме матери. - Ангел...- это слово словно сорвалось с его губ. Ее никто так не называл. И Она обернулась. Как этот маленький мальчик мог знать, о чем она мечтает? Что в ее мечтах есть прекрасный принц, который приедет за ней, заберет из этого мира, подарит ей вечность и еще один день. Откуда этот паренек мог знать... О ее мечтах, которые не так давно разбились. Он словно снова воскресил надежду, что не все еще потеряно, что еще можно все пережить... "Ангел..." - Это слово было как бальзам на ее израненную предательством душу. Сердце Сенатора. Глава 4. Их встреча. *** Она снова перебирала голофотки. Старые. Некоторые стерлись с инфокристалла со временем. Их было жаль. Но вскоре вся их жизнь сотрется из памяти. Останутся только сухие строки официальных досье. И ничего личного. Ни одного проблеска чувств. Ладно она, а он... Ведь официально он - самый страшный монстр Галактики, но для нее он всегда был самым-самым: самым любимым и желанным, самым добрым, самым красивым. Даже после того несчастного случая. Он остался для нее центром вселенной. Ее собственным миром. Когда разрушатся и эти голо кристаллы (которые сейчас она держала в руках) не останется НИЧЕГО. И уже никого, кто бы рассказал правду. Правду о легендарной Личности. О легендарном военачальнике. О легендарном разведчике. Нет. Она не станет рассказывать ЭТУ часть истории. Пока не попросят. Но ведь правильный вопрос можно задать, только зная половину правды... А как узнать эту половину, что даже слух, намек на все случившееся вызывает дикий хохот и желание сказать: "Вам прямиком в госпитальчик для больных на голову, уважаемый". Слухов о ТАКОМ не возникало даже в самом смелом воображении. А уж какие слухи возникали... порой дикие. Она часто заглядывала на сайты, где любой автор может писать, что хочет, о любых персонажах, даже реальных людях. Нашла она там и на удивление много рассказов о НЕМ... О себе лично находила только на набуанской части этого ресурса. А вот о нем... Кем только его не представляли, кого только в подруги (а бывало и в друзья) ему не добавляли. Её перекосило от одного представления о подобном, представила, как перекосился бы сам герой. Ассан Айсард, Мон Мотма, Лея Органа. (Ужас, хотя реального происхождения Госпожи Президента практически никто не знал, но находились же и любители инцеста, так что она даже ТАКОГО развития сюжета не исключала). И какие это были рассказы. От однострочников до многотомных книг. Всех рейтингов и направлений. Она порой зачитывалась очередным опусом... когда... когда пришла мысль: "Напиши сама. Напиши, раз надоело каждую минуту восклицать: "Не было такого! Не было!" Так стал рождаться роман. Она снова погладила по щеке зависшее в воздухе изображение, улыбнулась, отключила кристалл и прошептала. "Я люблю тебя. Это единственное, что мне осталось. Это единственное, что пока держит меня. Я люблю тебя. И всегда буду". Они не могли не полюбить друг друга. Прекрасные пейзажи Набу. Прекрасные одежды прекрасного сенатора. Любимого всеми, и естественно, им. Что ему еще оставалось. Она затмила для него все: и звезды, и солнце. Видеть, как она выходит, словно выплывает, из-под арочного свода - и не иметь возможности прикоснуться к этому чуду. Анакин Скайуокер был высоким, даже слишком высоким для нее, но это не было важно. Важно лишь было то, что она - Великая. Самая прекрасная из Королев Набу. Самая лучшая. Что она в нем нашла - она сама не знала. Он был слишком высок. Слишком худ. Но он был героем, спасшим ее и ее любимую, прекрасную планету. Естественно, она была ему благодарна. "Герой и Сенатор" - рассказ. Главные герои: Сенатор Амидала/Анакин Скайуокер. Набуанский портал. Она свернула страничку. Набуанцы. Они до сих пор любят ее. Любят, несмотря на то, что Император практически заставил стереть все о ней. Это грело душу, хотя порой хотелось кого-нибудь прибить. Например, как этого ребенка (если судить по словарному запасу и совсем уж большому количеству повторов слова "прекрасный"), который возносил свою королеву за счет принижения того, кто был рядом. Интересный вопрос. Почему? Почему именно Анакин? Почему не Кловис, не Органа, не кто-то из ухажеров с ее родной планеты Набу. Потому что все они - слишком друг на друга похожи? Потому что ей надоело выслушивать одни и те же слова. Чувства, высказанные одними и теми же выражениями. Все постылое, бездушное - все такое серое. А ОН - как метеор, росчерком вспышки осветил всю ее жизнь, оставил след, который до сих пор не может исчезнуть - стоит только закрыть глаза - и она видит. Видит только его: такого любимого, бесконечно родного и близкого, такого непохожего. Обжигающе-горячего, приторно-сладкого и невыносимо-горького, как расставание с ним. Каждое прощание, словно маленькая смерть. Каждая встреча - словно чудо. Почему? Ты спрашиваешь, маленький мальчик. Как Сенатор могла полюбить бывшего раба? Он никогда не был рабом, даже когда носил передатчик, и его хозяин мог в любое время продать или проиграть его. Он не был рабом. Он был личностью. Уже тогда, в девять лет. Он был Анакином Скайуокером. Свободным душой. Свободным, словно птица в полете. Вы могли что угодно сделать с его телом, но никогда вы не могли поработить его душу. На свою беду только она смогла это сделать. На беду или счастье - она сама не знала. Потому что именно этим воспользовался Палпатин. Загнал свободную птицу в клетку и запер в ограничениях Тьмы. То, что Анакин не был похож на других джедаев, она и сама знала. Его нельзя было ограничивать. Не такими понятиями как Свет и Тьма. Потому что с уходом любой из этих частей - уходила и частичка его самого. Он был и тем, и другим. Он был всем. Без ограничений. Без предрассудков. А каким он был с ней? Он был ее Светом. Ее тенью. Ее жизнью. Ее дыханием и ее смертью. А кем она была для него? Она сама сейчас уже не знает... Женой? Да. Соратником? Да. Нянькой? Да, особенно в последние годы. А кем она только еще не была. Секретарем, задушевным другом, подругой. Тенью. Он ей оставил последнее письмо... "Останусь пеплом на губах, Останусь пламенем в глазах, В твоих руках дыханьем ветра... Останусь снегом на щеке, Останусь светом вдалеке, Я для тебя останусь - светом. Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты жила. Ради меня. Ради того, чтобы хоть кто-то помнил меня настоящего".[1] На столе лежал информационный планшет с другим ее романом... "Сенатор и Милорд..." Он был продолжением нашумевшего бестселлера. Но он лежал неопубликованным. В единственном экземпляре. ЕГО она даст прочитать только двум людям из всех. А они - как сами хотят. Захотят обнародования тех фактов - пусть расскажут. У нее не хватает сил вынести все это на суд общества. Слишком много там личного. В нем она не прятала ни любви, ни нежности по отношению к главному ненавидимому существу Новой Республики. А еще это произведение - ее объяснение. Объяснение ее собственным детям. Потому что в этом мире только они имеют право ее судить. И их приговор она встретит любым. Потому что, несмотря ни на что, она их любит. Просто любит безо всяких за что-то. Гордится - да. Гордится тем, чего они достигли, что сделали, что смогли пережить. Но любит просто так. "Они стояли вдвоем на крыше Имперского Дворца. Маленькая фигурка в белом и гигант, закованный в броню. Ветер играл его плащом и трепал волосы женщины. Гигант одним движением накинул плащ на женщину, словно окутал, защищая не только от ветра, но и ото всего мира. Если бы вы оказались там, рядом и пережили столкновение с гигантом, то услышали странный диалог: - Мы найдем. Найдем их. Обещаю. - Знаю. Я верю тебе. - И подарим им этот Мир. Женщина хихикнула. - А тебе мир не жалко? Разыграются - не остановишь. - Я подарю им мир... без войны. - Это город... Он такой спокойный... с виду... - Корускант... он всегда таким был... Он много что видел. Много что помнит. Много что пытается забыть. Этот город помнит нас... Помнишь, как ты учила меня танцевать... Корускантский вальс. Знаешь, мне кажется, что даже Корускант способен помнить любовь,- он еще плотнее завернул ее в плащ. Ветер подхватил и принес к ним на крышу лепестки каких-то цветов и закружил вокруг.- Смотри, он тоже нас любит... Женщина звонко рассмеялась и ткнула супруга. - Эни, опять твои шутки... - Нет, правда. Это - не я... Это город. Он, как и я, безмерно любит тебя! - Я тоже люблю тебя. ..." Отрывок из неопубликованного "Сенатор и милорд".

Любовь нечаянно нагрянет, Когда ее совсем не ждешь, И каждый вечер сразу станет Удивительно хорош, И ты поешь... Леонид Утесов

Самое болезненное было читать о том, что Лорд Вейдер каким-то чудесным образом выжил... Высокий человек подошел к окну, вернее сказать, к тому, что едва можно было назвать окном, и, заложив руки за спину, посмотрел вдаль. Как всегда, вечером ничего не было видно. Через маленький прорез в стене, закрытый полупрозрачным материалом, перед которым отступали как луч бластера, так и напор виброножа, трудно было что-то разглядеть даже в ясную погоду днем. Разве что маленький кусочек неба, как символ недосягаемой и навеки потерянной свободы. Не всегда было возможно различить границу облаков и серых неприглядных тюремных строений. Но самое невыносимое - окно было слишком мутным, чтобы разглядеть звезды ночью. Он привык смотреть на звезды всю свою жизнь. Идущий по небу... Небо было его домом. А теперь все звезды спрятались, как будто не желали больше светить для него. Иногда днем в окне появлялись отблески Жизни и тут же исчезали, как дразнящие миражи в татуинских пустынях. Возможно, это была только иллюзия.[2] Ногти с болью впивались в ладони, хотя она и понимала - выживи он - и с ним в точности поступили бы. Она не была больше той наивной девчонкой-сенатором, верящим в демократию. Но... но лучше тюрьма, заключение, да что угодно - лишь бы он жил... лишь бы сердце его билось в такт с ее. Она бы пошла на все, чтобы быть рядом с ним. Даже на добровольное заключение и изгнание. Ведь разве то, как она живет сейчас - это не заключение? Заключение среди стен огромного мегаполиса. Она была готова на все - лишь бы он жил. Она примет его любым... Ведь уже принимала. И не раз... Мальчик был очень хорош. Вот только кто научил его этим приемам? И с чего ему, Кару-Ошу, пришло в голову, что Джану понадобится второй меч? Но и Дуку превосходен, с отвращением решил Гарнби. Гармонией и целесообразностью его движений трудно было не восхищаться. Сердце екнуло от надежды, когда Джан начал завязывать особо сложный прием. Зеленый клинок в результате должен был выбить оружие Графа, чтобы открыть путь для решающего удара. Но Дуку дремать не собирался. Он отступил — неправдоподобно, нереально быстро, и мечи Джана разрезали только воздух. Граф сделал стремительный выпад. Его рука пошла вперед и наверх — меч с голубым клинком вырвался на свободу и опять улетел в полутьму. Падаван удивленно попятился. А Дуку продолжал наступать. Джан с трудом его сдерживал. И вдруг Граф остановился. Джан по инерции начал разворачиваться для удара. Он открылся всего лишь на миг. — Нет, не надо! Красный клинок хищно скользнул вниз и вперед. Но ударил не по оружию. Акеннен упал на колени, удивленно глядя на отрубленную выше локтя руку, которая по-прежнему сжимала лазерный меч. Джан судорожно всхлипнул. Граф разочарованно пожал плечами. — Да, вот так все и кончится, — повторил он.[3] ... Риали придерживала его голову, cжав губы, ему было больно - она знала, но не могла отвести глаз от столь любимого человека. Она тихонько гладила его по волосам. Ей было все равно... с рукой он или без, с ногой или без... для нее он все равно - самый-самый лучший и любимый. "Сердце Сенатора". Глава 40. Бой. Она слепо провела руками по поверхности стола. Как же ей его не хватало. Не хватало его силы, чтобы противостоять всем невзгодам, даже просто, чтобы поднять голову, смеясь неприятностям. Не хватало его смеха и шуток, которые так порой выводили ее. Не хватало его яростных срывов, его раскаяний и просто ЕГО ПРИСУТСТВИЯ. Потому что только рядом с ним она жила, была сильной, смелой... А без него - это лишь оболочка. И единственное, что в жизни осталось - вот эти чужие произведения... И ее роман, в который она заключила всю свою жизнь, всю свою душу... Харди слегка нахмурился: он не покривил душой, говоря губернатору Риони о количестве своих врагов - двенадцать лет, прошедших с момента развала Империи нисколько не уменьшили ненависти обывателей к Дарту Вейдеру. Впрочем, с Лионелем вообще легко быть искренним, и это явилось одной из причин, заставивших такого старого космического бродягу, как он, осесть на Симаре. Благополучно «умерев» на Эндоре, бывший Лорд Империи облетел чертову дюжину миров в поисках… чего? Нового смысла жизни? Лекарства от мук совести? Даже сейчас у него не было ответа на этот вопрос. После смерти Палпатина, означавшей конец того мира, в котором он жил, Вейдер хотел лишь одного: умереть, глядя в лицо своего сына. Разве это не лучший финал – сбросить маску, ставшую за 25 имперских лет кошмаром Галактики и уйти в Силу, лишившись ее спасительной поддержки? Но, как выяснилось, у Силы было на этот счет свое мнение, потому что его измученное тело наотрез отказалось умирать без респиратора. Очнувшись от обморока, Анакин обнаружил себя в исключительно «приятном» положении – лежа на вершине погребального костра. Когда прошло первое потрясение, «покойник» всерьез задумался о бушующем. Наилучшим выходом из положения в его глазах была смерть, но долгое общение с Императором привило Вейдеру устойчивую неприязнь к самоубийству, в то время, как его расстрел людьми Альянса вполне мог толкнуть утратившего душевное равновесие Люка на Темную Сторону. Конечно, его могли и не убить… Здесь Скайуокер горько усмехнулся: он не питал особых иллюзий насчет повстанческого великодушия… и не желал просить о пощаде.[4] А вот такие произведения на короткое время вселяли в нее надежду... а вдруг... а вдруг он жив... просто далеко. Болеет... Он прочтет роман... "Глупая... глупая дура. Ты тешишь себя надеждой... на то, что невозможно... Чтобы твой любимый неврастеник прочитал любовный роман... Да ты совсем рехнулась, подруга. Прекрати жить мечтами. Прекрати жить в мечтах и в омуте прошлого..." Почему она-реалистка такая жестокая, заставляет идти за покупками, заставляет жить, когда все ее существо хочет одного - оказаться вместе с любимым, хоть по ту сторону Силы... Мечты... она давно в них живет, ведь реальность злая и жестокая... и в реальности нет ЕГО... "Но есть ОНИ... подумай о детях. Подумай, что ты ИМ скажешь..." Внезапно раздался стук в дверь. "Ну вот, пришли, а ты не готова..." Падме тихими шажками подошла к двери и открыла. На пороге стоял двухметровый верзила и улыбался незабвенной улыбкой во все 32 зуба... несмотря на кучу шрамов и шрамиков на лице узнать его для любящего сердца не составляло труда... - Ты, смотрю, меня уже похоронила... Она просто рассмеялась и упала в объятья супруга.