***
На следующее утро Наташей завладело болезненно-нервное возбуждение. Кушать она наотрез отказывалась, несмотря на то, что вчера у неё во рту не было ни крошки, но и сидеть на одном месте она тоже не могла: ходила по всему дому, никого не видя, наталкиваясь на мебель, на людей, и так пару раз сбила с ног ничего не понимающего Петю. Соня же сообщила графу, что Наташа во что бы то ни стало желает видеть Пьера, и за Пьером, видя раздражённое состояние дочери, он, конечно же, немедля послал. Сладко спавшего Пьера в буквальном смысле силком вытащили из постели, одели, обули, посадили в сани и доставили к дому Марьи Дмитриевны. - Они вас ждут-с, ваше сиятельство. – Белокурый слуга почтительно указал на дверь, ведущую в покои молодой графини Ростовой. Зевнув, Пьер рассеяно кивнул мальчику и постучал. - Это вы, Пётр Кириллыч? – Дверь тут же открылась и графа Безухова самым бесцеремонным образом затащили в комнату. – Проходите, проходите скорее! Дело огромнейшей важности. Обещаете помочь? Обещайте, поклянитесь, что поможете!... Однако же дверь за Пьером Безуховым захлопнулась, и дальше белокурый Аркаша слышал только взволнованный неразборчивый женский говор да «охи» и «ахи» графа. Пожав плечами на это странное господское дело, слуга пошёл смотреть, в каком состоянии сани. По прошествии трёх с вершком часов Пьер наконец вышел из дома в сопровождении Наташи и Сони. Лицо его было в высшей степени обескураженно и растерянно, однако умные глаза были решительны, как никогда. В то время как Аркаша помогал графу Безухову устроиться в санях, то услышал следующий разговор: - Вы исполните всё в точности? От этого зависит жизнь моя и смерть! Ежели я его не увижу, то так и знайте: умру. - Если, милая Natalie, вы решили для себя окончательно, то я сделаю всё, что в моих силах. Даже подготовить его постараюсь, слово чести даю. - Вы - спаситель мой! Дайте обниму вас на удачу. Аркаша оглянулся и увидел, как Наташа Ростова приподнялась на ступеньке саней и, обхватив своими тонкими ручками широченные плечи графа, поцеловала его в щёку. Тот тут же зарделся и торопливо велел извозчику трогать.***
Весь оставшийся день Наташа провела у себя в комнате, обговаривая с Соней диспозицию на сегодняшний вечер, но большую часть времени истово моля бога за Пьера, за князя Андрея и за себя. Соня молилась вместе с нею, убеждая себя, что это действительно единственно возможный выход для кузины и Болконского - презреть свою гордость и объясниться. Особенно если князь Андрей, как сообщил им Пьер, намерен вскоре покинуть Москву и вернуться на военную службу. Долг перед семьёй Ростовых обязывал её не дать случиться ещё одному страшному позору: чтобы девица благородных кровей убежала ночью из дома! И куда? Тайком, на свидание к холостому мужчине! Да ещё и при сложившихся обстоятельствах! Поступок, с точки зрения света, абсолютно бесстыдный и неприличный. Что же будет, если что-нибудь пойдёт не так? «Ах, Наташа, Наташа! Живая, горящая душа, не миновать тебе беды…» Однако выдавать подругу в этот раз Соня не стала, ибо сердцем целиком и полностью была за Наташу, хоть и страшно за неё боялась. Так или иначе, но вечер наступил. Наташа с Соней погасили в своих комнатах свет и, дождавшись, пока весь дом не уснёт, пробрались коридорами для слуг к чёрному выходу. На улице редко падали серебристые искорки снега, было тихо, покойно и морозно. Ни человека, ни птицы на улице, только сани темнеют поодаль. Соня накинула на Наташу свою старую шубку, и они подошли к саням. - Ну, с Богом, голубушка! - тихонько сказала Соня оцепеневшей кузине. Она расцеловала её в обе щеки, в лоб, а когда прижала напоследок к себе, то почувствовала, как сильно бьётся сердечко в Наташиной груди. - Глаз до твоего возвращения не сомкну! - Нет, Сонечка, не надо сейчас про возвращение…. Как страшно мне, как же страшно, - испуганно ответила Наташа, уже садясь в сани. – Эх, прощай Соня. Была ни была, трогай, парень! Сани мчались по заснеженной Москве тихо, мягко и быстро, с лёгким скрипом рассекая снег и со свистом – воздух. Всё было настолько спокойно и безмятежно, что и Наташины переживания на время пути тоже застыли и оцепенели и тем самым дали ей перевести дух после событий последних дней. Она тут вспомнила, как возвращалась с Николаем от дядюшки в Отрадное. Как же тогда всё было хорошо! Лёгко и славно на душе, как зайцу, скачущему через снежную равнину, который радуется просто тому, что скачет. Так и Наташе было радостно жить просто от того, что она живёт! А что теперь? Наташа улыбнулась самой себе грустной улыбкой и посмотрела в небо: размытая белая клякса луны за облаками, кое-где выглядывают звёзды… или это снежинки? Какая разница! И Наташа представила, будто сани её едут не по Москве, а по самому краешку пушистого белоснежного берега, чуть касаясь полозьями чёрной глади моря, и будто в море этом плавают мириады звёзд и снежинок, а волны этого моря окатывают ноги и бока коней, оставляя на них серебристую россыпь, и брызги от волн запутываются в чёрных Наташиных кудрях и радужно-снежно мерцают… И так хорошо и просторно стало Наташе, когда она вообразила этакое чудо, что все мысли и волнения улетели далеко-далеко, а душа едва ли не запела от радости! Но тут колючий ветер куда-то пропал, а сани почему-то остановились. - Приехали, барышня, - добрым басом доложил извозчик, за всю поездку не проронивший ни слова. - Как это… приехали? – оторопело спросила Наташа, которая в свою очередь за время поездки успела позабыть о её цели. - Большая Никитская, дом князей Болконских в полсотенке шажков вперёд, как и заказывали. Домчались с ветерком-с! Наташа медленно, точно во сне, вылезла из саней и поглядела на бородатого извозчика. - Я буду ждать вас, барышня, как договорено было с барином. Э! Да что ж вы, совсем закоченели, небось? – Мужик спрыгнул с козел и потрогал тоненькую шубку застывшей Наташи. – Да-а, нешто в таких шубёнках московские барыни ходят? Ну хватит, хватит. Идите, за чем приехали, а я вас тут с трубочкой да молитвой поджидать буду. - С молитвой? – не поняла Наташа. - Чтоб не пужались так, а то вона как обледнели, - добродушно ответил мужик и легонько подтолкнул Наташу в спину в нужном направлении. - Спасибо, - искренне поблагодарила добряка Наташа и побрела к дому Болконских. И что за чудо? Чем ближе она подходила, тем сильнее просыпались в ней волнения, страхи, переживания, любовь, тем сильнее дрожали руки и тем быстрее и твёрже становился каждый шаг. Под конец Наташа уже почти бежала: несмотря на почти осязаемый ужас перед предстоящим объяснением, она была безумно рада тому, что снова увидит князя Андрея - после целого-то года этой мучительной, долгой разлуки! Одно из окон на третьем этаже светилось приветливым золотистым светом. "Должно быть он там! Так близко-близко, хоть рукой дотронься!" За углом ограды из миниатюрных дорических колонн Наташу уже четверть часа как поджидал Пьер - переминаясь с ноги на ногу, он то и дело холодной, вспотевшей от волнения рукой доставал карманные часы и, щурясь в свете газового фонаря, следил за ходом минутной стрелки. Меж поглядываниями на время и на светящееся окно на третьем этаже Пьер грозно шикал на окоченевшего швейцара, забывшего прихватить тулупчик и теперь оглушительно стучащего зубами, и давал ему последние наставления несколько более резковатым и раздражённым тоном, нежели следовало. Дело в том, что разговор с князем Андреем у него с самого начала не задался. По правде говоря, князь Андрей и вовсе не желал принимать у себя гостя в столь поздний час, ссылаясь на то, что он давеча спал плохо, а сегодня хотел отойти ко сну пораньше. Из-за этого обстоятельства Пьеру пришлось спешно выдумать причину для своего срочного визита... В итоге, вместо того, чтобы вести пространные расслабляющие разговоры на философские темы, Пьер запутался в порядке получения купчей, которая якобы была заключена по ужасной ошибке, и теперь он, дескать, находится в опасном положении потерять разом всех своих крестьян по небрежности своего управляющего и не знает, к кому ещё обратиться за помощью и советом, как не к цепкому в таких делах Болконскому. Из уст Пьера эта путанная, сбивчивая ахинея звучала столь же неправдоподобно, как и если бы он заявил, что получил звание фельдмаршала, и поэтому князь Андрей выслушал его с крайне скептическим видом, а по окончании, поморщившись, коротко отрезал, что в таких делах помочь не может, и весьма красноречиво посмотрел на часы и на дверь. Однако бедному Пьеру ничего не оставалось, изображать собой не понимающего намёков дурачка и любыми средствами продолжать разговор, что выходило, мягко скажем, препаршиво, ибо врать и лицемерить Пьер не умел, а делать неприятное другу было в высшей степени противно. Так что под конец Пьер уже люто ненавидел себя за то, что поставил себя в крайне глупое положение и окончательно испортил настроение князю Андрею, и трижды клял эту чёртову затею, которую он тоже испортил и которая ни к чему хорошему теперь привести не могла. Но выбора у него опять же не было: как и договорился с Наташей, он вёл разговор с князем Андреем до полуночи, а потом с облегчением ретировался и теперь дожидался Ростову тут, на углу. С постыдным малодушием Пьер надеялся, что что-нибудь пошло не так и она не смогла выбраться из дома. Однако, когда он уже собирался отпустить синего от холода швейцара восвояси, он услышал скрип шагов, вскрик "Пьер!" и увидел фигурку Наташи, которая даже в шубке казалась хрупкой и тоненькой - Ну, как он? - Вопреки всем ожиданиям Пьера её лицо выглядело совсем не испуганным, а радостно-счастливым, будто всего этого кошмара вовсе не было. - Natalie, ещё не поздно передумать, - покачал головой Безухов. - Посудите сами, только хуже сделаете себе, а в первую очередь - ему, если что-то пойдёт не... - Нет, нет, нет, нет! - перебила она его неуверенную речь. - Только подумайте: после всего (Наташа прижала руку к сердцу) отказаться? После всего (она развела широко руки, точно хотела показать все свои страдания, волнения и сомнения), после всего этого просто взять и уехать домой?! Да вы, милый Пьер, смеётесь! Смеяться Пьеру хотелось в самую последнюю очередь, и он покорно кивнул: - Гаврила Степаныч вас проводит. Удачи, Наталья Ильинична... Наташа обняла беднягу Пьера за широкий живот, и тот, дивясь невероятной храбрости и душевной силе этой хрупкой юной девушки, глядел, как та исчезает вместе с толстеньким швейцаром за бесшумно отворившейся боковой калиткой. "Ах, что она за чудо, эта Наташа?.. И быть завтра либо скандалу, либо помолвке, - подумал Пьер и поднял глаза к небу, где из-за облаков показалась яркая комета. - Нет, звезда эта - определённо вестник странного и непостижимого". И поковылял к своим саням. Князь Андрей досадливо поморщился и, зажмурившись, склонил голову к груди в попытке преодолеть раздражение, вызванное странным навязчивым визитом Пьера. Впрочем, безуспешно. В это время в дверь кротко постучались. - Ну кто там? Входите, - раздражённо-глухо ответил князь Андрей. Дверь тихонько отворилась позади, и кто-то вошёл. Князь Андрей придал себе как можно более отрешённый и беспристрастный вид и обернулся. Раздражение, злоба, усталость и абстрактно-мрачные да и прочие мысли вмиг куда-то исчезли, а сердце, ёкнув, пропустило удар. Перед ним в нелепой заячьей шубке, вся раскрасневшаяся, пышущая морозом и жаром, в растрёпанных чёрных кудрях и с золотящимися слезами на ресницах, стояла повзрослевшая на год Наташа. Князь Андрей дёрнулся было сделать шаг навстречу, но Наташа, заметив это движение, испуганно вскинула руку к горлу и умоляюще заговорила, точно перебивая: - Нет, нет, милый князь Андрей, не выгоняйте, прошу! Дайте сказать только. Самую кроху сказать, а потом я уйду, умру, коль пожелаете! - Наташа сама сделала порывистый шаг вперёд, глубоко вдохнула и взволнованно заговорила, постепенно переходя на плачущий шёпот: - Простите меня. Я не ведала... не знала... Ах, нет! Что же я оправдываюсь? Нет позору моему и злу этому оправданья, я знаю. Но и вы знайте, я не умерла едва, когда поняла, когда сказали мне, что натворила. Ах, что же я опять?.. Простите меня за... за то, что я сделала, простите за всё... Коль знали б вы, что за стыд страшный за грех этот грызёт мою душонку, как совестно мне! ...Нет, нет, умоляю, не говорите ни слова!!! Наташа упала на колени и, не зная, что сказать ещё, от страха в голос заплакала и стала сбивчиво, обрывками говорить про всё, про свою душу, как могла. Говорила что-то про то, как сильно любит; про то, как долго ждала; про то, как обрывала лепестки ромашек и валялась одна в душистой траве; про то, как хотелось вместе с ним на рассвете послушать иволгу, а ночью - соловья; про то, как не знала, как выразить письмом, сколь больно и тяжко и как необходимо было ей возвращение его; про святки и страшные гадания; про сладко-холодный мягкий снег, так похожий на него; про то, как пристально вслушивалась в поступь каждого гостя в прихожей; про то, как всматривалось в каждое лицо; про то, как плакала ночами...; про холодный приём сестры его и отца; про обиду свою; про оперу и дьявольско-сладкий соблазн; про то, как в те ужасные дни он не приехал и не спас её; про то, как разрывалась она; про то ужасно-тёмно-стыдно-мерзкое, что она едва не сделала и что успела совершить; про то, как в отчаянии отравилась мышьяком... А потом внезапно сказала: "Вы смеялись так чудно, так славно и были близко-близко, а теперь так далеки и печальны, что мне больно-больно-больно..." И больше Наташа не сказала ничего, только горько плакала. Она не думала, зачем это всё говорит, и не надеялась, что её поймут. Однако бессвязные, необдуманные и не заученные наизусть слова были словами, идущими от самого сердца, и никакие другие слова не смогли бы так точно, искренно и чувственно выразить Наташину душу. И князь Андрей, молча слушая Наташу, с растерянностью замечал в каждом её движении, слезе и вздрагивании подтверждение всему, что она говорила, и ещё кое-что: немой укор к нему самому за то, что он её оставил на слишком долгий срок. За то, что приехал слишком поздно и не смог оценить мужество, с которым она пережила страшную лично для неё разлуку. Преисполненный острой жалости и внезапного понимания, Болконский подошёл к ней, встал рядом на колени и прикоснулся губами к тёмной макушке склонённой головы. Затем он бережно поднял плачущую Наташу с колен, усадил на диван, а сам сел подле. Глядя на Наташу, князь Андрей вдруг понял то, что она к нему пришла, понял значение того, что она пришла и зачем она пришла. Она просила у него прощения не через "третье лицо", не чёрно-белым письмом, не молчаливым смирением, а сама, лично. Она пришла к нему посередь ночи, презрев свою гордость, свой страх и стыд и все законы приличия. Не стыдясь и не боясь позора, она упала пред ним на колени и не просто просила, но умоляла простить. И так сбивчиво, просто и по-настоящему она говорила раскаяние перемеж с любовью, как могла только она одна! "Выходит, я был не прав?" Для князя Андрея теперь это вдруг показалось таким лёгким и естественным - просто взять и простить, как простила она ему разлуку! Он ещё раз поглядел на Наташу: какая же душевная сила и храбрость в ней таятся. И любовь этой удивительной девушки досталась ему! Князь Андрей подался вперёд и прижал к себе её, самое дорогое и бесценное сокровище, что он когда-либо встречал в своей жизни и которое он посмел ненавидеть. Как утопающий держится за руку спасителя, как ребёнок хватается за руку матери, когда страшно, так и князь Андрей обнял Наташу. И его сердце забилось вровень с её ласточкиным сердечком. Князь Андрей так и не проронил ни слова до того самого момента, пока не довёл её до саней. Кинув бородатому извозчику целковый, он помог Наташе усесться в сани и шепнул: "До завтра". А когда глядел, как она уносится под протяжно-радостную песню извозчика по серебристой дороге, ему и самому стало на душе странно-радостно и легко. Зачерпнув горсть рассыпчатого снега из сугроба, князь Андрей бросил её в ночной воздух и с улыбкой пошёл к дому.***
Письмо графа Ильи Андреича Ростова жене своей графине Наталье Милая графинюшка, пишу к Вам в спешке и поэтому прошу простить мне сумбурность и отрывочность сего письма. Я убеждён, что Вы меня извините, тем более, что письмо это Вас обрадует и, подняв уголки ваших губ в чудесной улыбке, позволит позабыть о невзгодах болезни, усугубившейся с прочтением предыдущего письма. Итак, свет мой, Наталенька, постараюсь изложить Вам все волнения, изумления и радости этого дня как положено, по порядку. До меня наконец-то дошли слухи, отчего наша дочь Наташа, не спросясь, внезапно отказала Болконскому и так же внезапно захворала. Поразившую меня до глубины души историю рассказывать Вам не буду по двум причинам. Первая заключается в том, что не берусь я отвечать за её правдоподобность и правдивость, ибо сам не ведаю, что было на самом деле. Но голову даю на отсечение, что, положительно, что-то было, причём позорное и скандальное, недостойное милой Наташи. А другая причина состоит в том, что теперь уже неважно, что именно произошло: тьму прошедших дней можно и нужно забыть страшным сном и не вспоминать о ней боле. Однако же теперь я поскорее приступаю к своему рассказу. Нынче утром, едва я совершил свой утренний туалет, в мои покои вихрем ворвалась взъерошенная и раскрасневшаяся Марья Дмитриевна. Поначалу я не поверил своим старым ушам: к нам на Пречистенку явился при параде князь Андрей Болконский, твёрдо намеренный говорить с Наташей (и это, заметьте, графинюшка, при том, что князь осведомлён об ужасной истории, про которую я писал выше)! Подумал я тогда, будто Марье Дмитриевне примерещилось неладное с волнения, и приехал вовсе не Болконский, а доктор для Наташи, просто похожий на него. Но против этого, когда я заглянул в щёлку меж дверями, то в гостиной и впрямь сидел князь Андрей, в белом мундире, решительный и бледный. Пришлось мне поневоле занять его разговором, пока Наташа приводила себя в порядок, ведь она уж третьего дня не покидала своей комнаты! Разговор, доложу Вам, Наталенька, был в высшей степени странным и бессмысленным: я невпопад спрашивал князя о здоровье, политике, государственных делах, и он (надо отдать ему должное) отвечал мне в тон, тоже совсем не то: что-то про погоду, цитировал Сократа и то и дело осведомлялся, скоро ли выйдет Наташа. Признаться, я не решался спрашивать о цели его визита и вообще упоминать известные события прошедших дней, а он и вовсе делал вид, будто никакого отказа не было! Так или иначе, ma cherе, Наташа через полчаса всё-таки появилась в дверях. Видели бы Вы её тогда! Ах, чудо как хороша была наша девочка: в новом елово-зелёном платье, с блестящей чёрной косой, перекинутой через плечико. А у самой щёки каждый миг то розовеют, то вновь бледнеют, и глаза - так и горят, и губы так и дрожат - видно, сейчас расплачется! Хотел я тогда тактично откланяться, да только замечать меня тотчас же перестали, а я так обомлел от последовавшей сцены, что с места сдвинуться так и не смог. Представьте себе, моя милая графинюшка, когда князь Андрей вскочил с места и направился прямиком к ней, даже я испугался, что сейчас будет, но не дочь наша! Думал я, что она испуганно отпрянет, потупится, заплачет, убежит, однако рот её раскрылся в ослепительной улыбке, а глаза смотрели до неприличия вызывающе в упор на Болконского. Но что меня поразило больше всего, так это его взволнованные слова, когда он остановился в шаге от Наташи. А сказал он слово в слово, без предисловий и приветствий, следующее: "Natalie, я всё вам простил. Прошу, забудьте о том, что произошло, и простите мне нашу разлуку!" Наташа же ему ничуть не удивлённо, а только радостно и взволнованно ответила: "Мне нечего вам прощать! В этот год я узнала себя, как вы мне и пророчили..." "В таком случае... Составите ли вы моё счастие?" Должно быть, от изумления я не услышал, что ответила Наташа, и не увидел, кивнула ли она, потому что её не было видно за князем Андреем. Однако в следующее мгновение он её обнял и поцеловал, да ещё так поцеловал, как на людях, право, не целуют, так что я спохватился и деликатно вышел из гостиной через другую дверь... В общем, что Наташа, что князь Андрей - оба безумны и необъяснимы, пытаться понять их поступки и образ мыслей, графинюшка, мне не под силу! Не возьму в голову, что там между ними произошло, что князь Андрей вопреки оскорблённой гордости приехал повторно просить руки нашей доченьки... Тем не менее, итог один: их помолвка возобновилась! Правда, есть небольшие препятствия в лице старого князя Николая Андреевича, однако князь Андрей заверил, что его отец - человек слова, а в противном случае он женится без его благословения. Ах, время, время! Я уже как четверть часа должен быть вместе с Наташенькой у Болконских! Прошу извинить, но позже письмо я дописать не могу, хочу обрадовать Вас как можно скорее, так что отправляю его, как есть. С пожеланиями о скорейшем выздоровлении, Ваш любящий супруг. Старый граф торопливо сложил письмо в конверт, покапал воском со свечи и сверху поставил фамильную печать. Как же он мог забыть о времени? Ах, беда, беда... Что же скажет старый князь Болконский, знаменитый своей пунктуальностью? Графу было безумно стыдно, что обманул доверие князя Андрея. Быстро и озабоченно он направился к гостиной. - Наташа, ты почему не сказала, что наступило время ехать?.. - укоризненно сказал он, уже стоя в дверях, но уже в который раз за день в изумлении застыл. От клавикордов по сверкающему паркету позёмкой лилась дивная музыка, и по воздуху летела прекрасная воздушная песня, лёгкая, невесомая, как снежинка. В синкопах и полутонах сливались предопределённость и неожиданность многоголосной мелодии. Стремительные трели и рулады накладывались друг на дружку в порывах ветерка. И даже самые тяжёлые минорные аккорды звучали радостно и легко.