Карнавал

Лаская, тихий воздух словно говорил; Его слова, ничем не удушая, лишь ублажали, предавали новых сил.. И сила эта вовсе не простая. Он будто внемлял, призывал, твердил, предсказывал, что будет ночь глухая, - расправит крылья чей-то вздор судьбы, что, сколь велик, он сам не представляет. __________________________________________ Часть 1. Тепло всё сеет утро и туман и не предвзятость горожан на то, как сонный город Бадалона цветет, свой аромат, как песню, распускав. Цвета ее своей окраской поражают, а красота пьянит, с собой зовет; зовет и пусть страна совсем чужая, но отказать ей трудно; город без забот. Испания сама, как теплое вино; ее восток, где Бадалона процветает, царит добром и светом фестивалей, словно душой своею воспевает.. Его, как остальных, та красота пленила; Высокий паренек гулял рассматривал людей, пейзаж, витрины и чуть хромал с печалью пополам. Черты лица его внушали теплоту: большие, добрые, глубокие глаза и тень высоких возмужавших скул и непрямой овал его спокойного лица. Как сон, но он вполне реален, что спать все также местных призывал, как смерть сама он так буквально, призвал ко сну того же паренька. Как звать его и парень сам не знает; себя он, словно ключ, однажды потерял. Лишь то картину всю совсем меняет, что похоть на лице он выражал. Что здесь он в Бадалоне потерял? Быть может, она дом его родной? .. Так было бы, но он не чувствовал тепла, что и без памяти хоть чуть являлось бы теплом. Кто он такой? Зачем сюда пришел? И от чего узрел презренный взгляд? Он думал: "Как сюда дошел?" и "От чего так жажда мучает меня?" А может правду лишь душа его хранила, как яд в себе все время день за днем; быть может, грех свершила и забыла, не размышлять чтоб более о нем; или сам он ту сущность непростую, что знал, присутствовала в нем так тихо, что нравится ему, ее смакует, презренно всё он отрицал. Наивно. Терзала сущность эта изнутри его и впредь себя, как справедливей думал, без всяких лишних слов стал называться Демоном. Разумно: людей вокруг в нем все всегда пугало, и кто такой, он сам не знал, и доброту, что сердце излучало, нарек он злом, твердил: "Простой обман"... Часть 2. Шли дни. Все также бренно шел и он. Ответ иль ключ к своей душе искал. Всплывал вопрос - Каким же существом его судьба, перебирая, нарекла? Уж два, затем и третий день на памяти усох, словно его тем солнцем жарким напекло. В чем суть стихии этой? В чем подвох? Куда же делось, показалось что, тепло? Но нет. Все лишь фантазия его: город такой же, как тогда, просто он сам с минутой каждой большим нарекался Злом и то, как видит это всё, менял. Он видел всё - и ту печаль в глазах и теплоту людей и чувства их: То громко было всё то тихо так, то сложно то легко до простоты. Не понимал.Он ничего не понимал и продолжал искать себя. Все шел, вокруг эмоции внимал, а пустоту окутывала мгла.. В другую ночь пришел в рыбацкое село, решил в ничейном домике остаться, лишь провести одну глухую ночь. Жаль, что во сне своем он умудрился потеряться. А сон, как явь: такой же непонятный и бездумный. В нем было море сломанных зеркал, а в них вдвойне он видел душ разумных и в них себя как будто примечал. Да, было так. Душа там отражалась лишь одна: его такая-же пустая уж душа. Во сне словно слилась и краска Бадалоны, симфония цветов и их зеркал; приснилось, что причастны Аббадоны в том, как пуста его сейчас душа.. Вдруг резко: ночь и свет от фонарей, у стен опять и сеть на них чужая, крик.. Он точно сил не пожалел на то, чтоб крикнуть так, как он еще не знает. В том крике было несомненно ВСЁ.. и воедино всё ненужное слилось, и встрепенулся воздух за окном, лишь от того, что Ад услышать довелось. Откуда боль взялась такая в крике этом? Он, как ковшом, все это где-то зачерпнул. Нелепо это всё и далеко от света, и вовсе свет, боясь, от крика ускользнул. Остаток ночи тихо ветер добивал: тьма поглощала улицы, проулки, весь город стих, как полу труп упал, в сей час гуляли лишь придурки. Рассвет, пожалуй, жутким слишком был: явился алый, словно кровь переливая; он словно завывал.. иль нет, конкретно выл, лишь как войну союзу стран надменно объявляя. И паренек, как знаком посчитая лишь окровавленный неведомый рассвет, как ночь забвенно звезды открывает, открыл то зло тщеславное в себе. Но он страшился, победит то зло, сколь будет силой этой созерцать, и он падет пред этим злом у ног, словно раба его начнет играть. Сей страх ему уже когда-то был знаком, ему глаза открыла кровь в рассвете, но смех ее взлетел перед глупцом, что пал под пресс над страхом этим. Рассвет прошел: и было это чудно, ведь снова человеком стал нежданно тот, который сам себя терзал минутно за силы временный отвод. И утром всё чрезмерно многолюдно. Опять презренный взгляд, как будто ухмыляв, и паренек уйдет, как в прятки поиграв туда, где будет более безлюдно. Но что ему от самого себя бежать? Давно понятно, это бесполезно. Что там с пустой душой играть? Ведь пустота не так уж интересна.. Опущенная скорбь в его глазах, нахмурен, ранее счастливый, лоб, и жаль, нет радости лица; есть лишь печаль гнетущая и боль. Тогда был светлый тихий день и солнце луч вокруг все напекал, а он все шел и от жары болел и спотыкался о ненужный тротуар. Тот тротуар совсем уж неуклюжим был; такой простой, себя ничем не примечал. Он словно сложен из бетонных глыб таких неровных, но имеющих оскал. Он дополнял эту нелепую картину: как сонный город всё невнятное шептал, а тротуар твердил: "Идите мимо", своей ненужностью людей он прогонял. А Демон шел, пускай совсем лениво, читал во всем бездушном он живые души, за ненависть к нему прощал не торопливо, и словно Царь, как подчиненных, слушал. Признал, что он - не он, но всё не изменить всего ему теперь вовек не поменять, и понял, жаль, что умудрился он забыть, ту жизнь, пускай что грех его, но потерять.. Да, легче видимо ему себя признать, как грешника и вовсе тень и нечисть, и легче больше ничего не вспоминать, лишь потому что знал, что это вечность: та вечность, что дано ему забыть, он знал, она - его за что-то наказание, и может рад на этом должен быть, но лишь надменно всё, его терзания.. Он в никуда всё продолжал идти, а после на скамью присел, хотелось отдохнуть. На тот момент ему лишь отдых был необходим, ведь Бадалону всю уже успел он обогнуть. Прошло четыре дня всего и всё здесь поведал - преувеличивал, казалось так ему. Покинуть уж ее он так мечтал, но к ней его стояли чувства на кону. Он глубоко все ж точно смог понять, что где-то здесь есть все же что-то принадлежавшее ему. Не мог понять, откуда взять, что знает, мог он.. На той скамье с рекламой лист лежал, он в руки взял его, тихонько осмотрел. Вдруг интересно стало: Надпись "Карнавал", в конце шифровка странная "..твой поиск нас согрел". Кто знает, что все эти строки означали: его привлек не смысл их, а лишь мечта, что крылась в этих строках изначально, на поиск чей-то четко указав. Часть 3. День продолжался, Демон всё страдал, мысли терялись, также вместе с ними и интерес тот явный постепенно угасал, словно безмолвно растворяясь в дыме. Так пятый день погас в лучах зори и город снова, будто умирал; Как жаль, что будучи он ярким, молодым, так мнимо истину свою к ночи терял. Он доблудил до парка городского, уже почти прошел его, как вдруг столкнулся с мастером седым искусства делового: лепила маски все с тех лиц, что есть вокруг. Он присмотрелся к ней: довольно уж седая, простая, добрая конечно на лицо, месила глину, словно заключая в ней что-то ярко-схожее с душой. Что может в масках быть обречено? Она ведь так хрупка, лишь просто глина. Да, может ошибаюсь я, но суждено той маске стать души монетой тыльной. Она, как свет, все будет отражать, являться чем-то важным для души; Она, как тень, все будет принимать, за то свою оплату получив... Менять все маски можно бесконечно, но ничего под них, увы, совсем не скрыть, не на минуту счастье, не печаль на вечно нельзя надолго боль улыбками закрыть. Он подошел и рассмотрел, что есть, изделия на столе, одни погладил трепетно рукой, другие вовсе в мыслях примирял уж на лице: они его манили своей мглой. Старушка посмотрела на него. Он ждал такого же призренного лица, но нет.. Она любовь свою внушала добротой, сияла словно сплав златого серебра. И тихо-тихо она медленно прошла своими чудными художника глазами по нем, начав от губ дойдя до глаз, а после шея, брови, нос.. закончила плечами. Она насквозь его как будто обогнула и, качеств всех итоги оценив, в пакет бумажный маску завернула, ему его в последствии вручив. Прошли часы, вернулся он в село, ибо, идти куда еще он мог не знал, опять в ничейный старый, ветхий дом, что прошлой ночью сам он криком напитал.. Присел на пол, вокруг все взглядом истерзал, открыл пакет, подаренный старухой.. И оголил он пред собой тот масок идеал, что на прилавке том не видел утром. Она черна была, покрыта словно злом. Она, как ночь, загадку испускала. Он похотливо улыбнулся и легко его душе тернистой словно стало. Тогда забытое пытался вспоминать, жаль память также сильно подводила, всё также мир его и пустовал, всё также чувства пролетали мимо.. Спустя опять ненужные часы, он вспомнил о листовке с "Карнавалом", подумал, что неплохо было бы.. И маска есть и время ничего не отнимало. Часть 4. И день шестой ничем не предвещал и не хорошим, также не плохим. На этот день назначен Карнавал, но он подобен дням был остальным. И молча Демон долго очень ждал и все же переломный час пришел.. И город в миг волшебным словно стал. Он в маске в дом назначенный зашел. Толпа большая. Душ там слишком много. В них ничего совсем-совсем не разобрать. Пропала демона душевная тревога, хотя души и неоткуда взять... Вошел он тихо: здесь повсюду слуги, и угащение и питье, как на заказ. Он потерялся там. Подобен вьюге час таковой, совсем неясный час. Туман в глазах и буря поглощает, готов он был уже пред ними пасть. Так закружило в вальсе, не пускает наружу выйти. Танца злая часть: его бросали, словно дым он рассыпался, как пыль летел, хоть не хотел летать, наверно бы там он остался, она за руку его вытащить смогла.. На ней одето было словно золотое платье, фигура стройная, прическа дорогая: а кожа словно мраморною гладью.. Таких лишь светской дамой называют.. Тянула за собой до самого крыльца, а после, усмехнувшись, говорила, что это не достойно и глупца.. Зачем его всё это приманило?.. И он стоял в раздумьях поникая и было нечего совсем же ей ответить. Он поражен был ею, она лишь, добивая, так улыбалась и красой внушала бредить. Мила была, да и еще, как полная загадка. И трудно было уловить ему ее слова, она подобно угощению была сладка и взгляда от нее не оторвать. На миг взлетев, на землю он вернулся, он сомневался, как то чувство описать и, что вообще могло бы значить это чувство и, как его ему не потерять. Он колебался, но сказать хотелось или спросить хотя бы, как ее зовут - ту, от которой сердце словно грелось; ту, чье тепло казалось, как приют. Жара вокруг свирепо накалялась и каждый миг терял свой жуткий смысл. Она все более со временем терялась, терялась не заносчивая мысль. Остановилась, после трепетно сказала: "Мне жаль, твоей душе сейчас напоминать, но стоит, ведь виновна я.. не отрицала. Ты просто тень, не можешь человеком стать!" И замер он, глаза наполнились печали. Ничто не понял, себя же глупым посчитал. "Значит и раньше мы друг друга знали? Значит тебя одну я день за днем искал?" Спросил ее и замолчал. Спокоен ветер и Карнавал тот литься продолжал, тянул к себе, на берег словно сети, переливался словно дым, кричал. С ее лица прекрасного слетела улыбка та и атмосфера стала тяжела, она уж замолчать наверное хотела, теперь ему придется отвечать. "Прости. Я знаю, это непонятно: я знаю, эти дни ты словно доживал, играл с прохожими ты в прятки и все, что было в них, переживал. Сей Карнавал, он в честь тебя, но не надеялась, что ты придешь. Ты просто тень, ты плоть свою искал - не думала, что путь СЮДА найдешь.. Того, что был тобой при жизни, знала. Он мертв теперь и здесь моя лежит вена: ему дорогу вдаль я указала, что больше нет любви к нему сказав. Нет, вовсе он не сам себя убил - за жизнь свою глухую все же он держался, но лишь душа, не в силах пережить ту не любовь мою, и вознеслась.. не в рай. Туда не рвался. Ты спросишь, почему душа его в Аду? Я знаю точно, ей место только там; Он словно Демон был, завёл душу мою в ту тьму, где и жила его душа. Смогла я вырваться назад, тьме темной все же устояв, но потеряла где-то там свою к нему любовь.. иль Демон сам самостоятельно забрал, не знаю я. Не возвращалась туда вновь. Пусть для меня ты, как его Фантом, твою я личность всё же принимаю. Затронул сердце ты нечаянно моё, за то тебя лишь, Демон мой, прощаю.." Как понимать всё это начал, так несомненно начал исчезать.. Как тень, он стал таки прозрачен, как личность стал смиренно угасать. Отвлекся на секунду, Леди испарилась.. Смирился всё же с участью своей. И стало ясно то, зачем сюда явился, чтоб яркий свет его захватывал скорей. Вернулся в зал и пал в объятья скверных, без совести они же заглотив, ускорили решение из верных - ту тень все ж в Ад обратно возвести... Он знал, она с балкона наблюдала, ему казалось, что за маской нет лица. Его толпа свирепо поглощала, она смотрела пристально, рукой махав. Смотрел в ее глаза он осторожно (всё больше плоть, что нет, тот танец словно пожирал) и понял, счастье вовсе невозможно, если за жизнь свою ты только Тенью стал..... И Бадалона снова - город серый.. Как жаль - на то был вздор судьбы. И чувства лишь в молчании весеннем даруют ложь, за масками прикрыв..