Я просто Луи из Донкастера.
Я стою у огромного панорамного окна в нашем номере в Нью-Йорке. Гарри, уставший, спит после концерта и маленькой вечеринки. Он выпил немного, и, вероятно, сейчас его сон очень крепкий. Кажется, я знаю наизусть каждый его жест днем и ночью. Мой мальчик лежит в атласных кремовых простынях абсолютно голый. Он все еще любит спать голым. Его теперь уже загорелая кожа контрастирует с пастельными тонами, но он все еще мой светлый ангел. Мой светлый Гарри, чью тонкую кожу я впервые поцеловал, когда ему было шестнадцать. Кромешная тьма не может добраться до города, который никогда не спит. Я вижу огни и все больше погружаюсь в воспоминания о нас.***
Помню каждый момент, связанный с ним. Когда я впервые услышал, как он поет, я подумал: «Черт возьми, он шикарен. Далеко пойдет». Его голос буквально прострелил мое сердце насквозь, а шум от выстрела все еще стоит в моих ушах. Такой по-мальчишески дрожащий, местами детский, но такой низкий голосок. Все это сливалось в нечто прекрасное. Он так застенчиво улыбнулся судьям и громким аплодисментам, показывая свои… Господи, у него были ямочки. Никогда не думал, что такие мелочи, как ямочки, могут цеплять меня. Но они пленили меня с первого взгляда. А его кудри? Я помешался на них и не перестаю любить их спустя четыре года. Они мягкие и пахнут яблочным шампунем. Часто я наматываю их на палец или просто перебираю. Иногда его волосы служат и для других целей, но тогда такие пошлости и не приходили мне в голову. Потом я посмотрел в его глаза. Разве могут они быть такими зелеными, такими невинными и яркими? Черт возьми тебя, Гарри Стайлс. Я подошел к нему в тот день и попросил дать мне автограф и сфотографироваться, чтобы, когда он станет знаменитым, я смог похвастаться тем, что у меня есть фото с Гарри Стайлсом. Я стал первым из миллионов фанатов Гарри Эдварда Стайлса, мальчика, который вскоре пленил весь мир своим обаянием. Я стал его первым пленником. Самым верным пленником. Он замялся, и его серая шапка спустилась на лоб, а щеки залились краской. Гарри просто смущался. — Я не знаю, что писать, — застенчиво сказал он. — Просто напиши: «От Гарри для Луи». Он, закусив губу, старательно вывел буквы на бумаге и протянул мне обратно. «Ты первый», — сказал он. Я первый, кто взял у него автограф. Я первый, кто влюбился в него. Я знаю, что до сих пор остаюсь первым для него во многом. Помню тот день, когда нас объединили в группу. Земля пропала из-под моих ног. Я понял, что проведу с ним чуть больше времени. Тогда я понял, что это шанс для меня, Луи из Донкастера, выиграть все в этом мире. Потом все завертелось. Этот мальчик сводил меня с ума каждым своим действием. С каждым днем я чувствовал, что он становится частью меня. Я был так счастлив тогда. Хотелось касаться его каждую минуту, говорить с ним, просто смотреть. Мы всегда были вместе: утром, днем на репетиции, вечером на отдыхе, ночью в одной комнате. Гарри пропитал все мое естество. Его еще маленькое юношеское тело с молочным оттенком манило меня. Я так боялся, что он не поймет меня, если я поцелую его. Но каждый вечер он ложился рядом и мне приходилось бороться с собой, чтобы не впиться в его неопытные губы и не попытать трахнуть его. Он делает меня безумным до сих пор. Наш первый поцелуй произошел как-то спонтанно. Мы остались одни и говорили обо всем, что происходит с нами. Он был слишком близко, приближался, и вдруг это невинное дитя лизнуло мое ухо. Я ошарашенно обернулся на него. — Хочешь поцеловать меня? — шепотом спросил он. Я в шоке смотрел прямо в его зеленые глаза. Они были полны уверенности и желания. Никогда не видел его таким… Таким желанным и желающим. И я легко коснулся его губ, чувствуя его гладкую кожу под своими губами. Мы неуверенно поцеловались, так неумело и глупо. Он с улыбкой на лице посмотрел на меня, и я понял: Гарри действительно хочет меня поцеловать. Я уже более уверенно потянулся к нему, это было что-то. Этот мальчик заставил меня почувствовать себя нужным в тот момент. Его горячий юношеский рот сделал свой выбор. Тем поцелуем он навсегда привязал меня к себе. До того момента я никогда не задумывался о своей ориентации. Гей? Может быть. Натурал? Не исключено. Одно я понял точно: Гарри — это именно то, что мне нужно. Когда закончился Икс-фактор, мы начали жить вместе и нам становилось тесно. Помню наш первый эротический момент. Сейчас мне 22, а я краснею, когда вспоминаю тот вечер, но это был наш шаг вперед. Такой юношеский и спонтанный. Я так скучаю по спонтанности и сумасшествию в наших отношениях. Был вечер субботы, и мы все вернулись домой, где тогда жили вместе. Ванная была одна на всех, и досталась она мне только после одиннадцати вечера. Весь вечер Гарри целовал мою шею и терся об меня, как верный питомец, поэтому я все это время находился в легком возбуждении. Освободившись от одежды, я поместил свое тело под горячую воду. Внизу слышались звуки гитары, значит, парни точно заняты и я спокойно мог удовлетворить себя без помех. Я обхватил член рукой и закрыл глаза, слегка поглаживая головку. Не могу вспомнить, что я тогда представлял себе, когда дрочил. Скорее всего, Гарри, его нежные поцелуи и неприличные намеки. Тогда я сильно боялся близости. Как я был глуп! Моя рука легко двигалась по стволу, и уверен, что мои вздохи и полустоны были не такими уж и тихими, как мне тогда казалось. Я открыл глаза и на секунду опешил. Напротив меня стоял Гарри и приоткрыв рот смотрел на меня. Он был в одних боксерах, так как собирался спать. Когда парень заметил, что я спалил его, он закусил губу и начал смотреть по сторонам. Знаю, что он специально подглядывал, но даже сейчас он не признается. Он неуверенным шагом приблизился к вспотевшей кабинке и открыл дверь. Я был чертовски взволнован, но этот шестнадцатилетний парнишка удивил меня. Он залез ко мне, предварительно стянув боксеры, и прижал меня к стенкам кабинки своим телом. Тогда он еще был моего роста и я отчетливо мог видеть его глаза. В них было столько желания. — Я помогу тебе, — прошептал он мне в губы. А я лишь ошарашенно смотрел на него, не в состоянии выдавить из себя ни единого звука. Я закачал головой, и его руки коснулись моего члена. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ненавижу свое тело за то, что кончил тогда слишком быстро. Я так хотел насладиться им подольше, но кончил буквально через минуту. Его ладони крепко сжимали член и быстро ускоряли темп, большой палец снова и снова массировал головку, и вскоре я излился в его ладонь, рвано дыша и облокачиваясь на его плечо. Люблю тот момент. Мы были так близки, я гладил его голову, и он шептал мне что-то похожее на «люблю». Он был таким Гарри во всем, даже в сексе он оставался особенным и необычайным. Я долго обнимал его и прижимал к себе под струями воды, чтобы знать, что он не иллюзия. Он был моим Гарри. Таким маленьким и нуждающимся во мне. На день влюбленных я подарил ему кольцо-обещание и мы поклялись всегда быть вместе и принадлежать только друг другу. СМИ гадали, что это за черное кольцо на руке солиста One Direction. А я сидел уже в нашей квартире и целовал его пальцы, перебирал их и снова целовал эти длинные изящные пальчики. Потому что только мы знали, что это за кольцо. Он навсегда мой. Я навсегда его. Когда он набил свое первое тату, я не мог подумать, что на этом молодом теле появится еще какие-то тату. Но теперь я каждую ночь целую десятки разных тату, связанных с моими собственными. Я люблю и их тоже. Вспоминаю нашу первую ночь и улыбаюсь. Все было так неловко и провально. Мы даже не кончили. Был его день рождения. Семнадцать. В ту ночь я целовал его без разбора на большой кровати, мы переворачивались, меняясь снова и снова. Его щеки горели, он положил свои руки мне на талию, притягивая к себе. Помню тот момент, когда я понял, что это именно та минута, в которую мы сделаем это. Я перевернул нас, оказываясь сверху, и стянул его свитер. Его бледная кожа и уже напряженное тело заставили меня сглотнуть и с минуту завороженно смотреть на него. Мне казалось, что я сейчас надругаюсь над ребенком. Передо мной лежало чистое дитя, которое с минуты на минуты отдаст мне свое тело. Впервые. Я знал, что Гарри никогда не был ни с кем. Он был слишком застенчив и искренен, чтобы отдать себя тому, кого он не любит. Я наклонился и поцеловал его подбородок. Сквозь пальцы я мог чувствовать его мелкую дрожь, я даже чувствовал его страх. Его изумрудные глаза блестели такой зеленью, что мне хотелось навсегда остаться в этом положении и смотреть, смотреть и смотреть… — Хазз, ты в порядке? — мягко спросил я. Он покачал головой и слегка улыбнулся, поглаживая указательным пальцем мою щеку. Я снова начал целовать его шею, аккуратно, нежно, спускаясь вниз, успокаивая его бешено бьющееся сердце. Но мое билось еще быстрее, адреналин подскочил до неведомых показателей. Я стянул свою футболку и коснулся шелковистой кожи. С ним так тепло и уютно. Наши голые тела — симфония. Наши стоны поначалу — легкая мелодия, которая постепенно перерастает в громкую музыку, разрывающую воздух. Каждая его клеточка была идеалом для меня. Он потянулся к моим штанам, чтобы стянуть их, но я перехватил его и сам сделал это, потому что в то время мне казалось, что я старше и обязан доминировать. Когда мы остались полностью без одежды, мы оба поняли, что безумно возбуждены и напуганы. Он посмотрел на меня и спросил: «Что нужно делать?». Мы оба засмеялись, потому что это было до абсурдного смешно: не знать, как заниматься сексом. Дальше все пошло без особых нежностей. Я достал смазку и долго смотрел на тюбик. Гарри в свою очередь перевернулся на живот и подложил под себя подушку, подавая зад вверх. Какого порно он насмотрелся? Я смазал свой член и пальцы. — Расслабься, пожалуйста, — попросил я. Он громко выдохнул, и я вставил палец. Оглушительный крик раздался в комнате, и я резко вышел. — Можно я перевернусь обратно, Лу? — жалобно попросил он. — К-конечно. Тебе больно? — промямлил я. — Очень. Гарри аккуратно перевернулся, и я снова попытался войти в его дырочку, приставляя палец. На этот раз он немного расслабился и я смог ввести его внутрь. Мой палец свободно входил туда, и я по своей неопытности решил, что уже можно вставить и член. Мне казалось, что это как с девушкой: вставляешь и трахаешь. Я даже не спросил, готов ли он, просто приставил головку к колечку мышц и резко оказался внутри. Он громко ахнул и вскрикнул, а из глаз полились слезы. — Луи, — закричал он, — прошу, ох, черт, пожалуйста, мне больно. Я резко вышел и в панике начал осматривать его тело, нет ли крови или еще чего-нибудь. Схватив его за голову, я начал его целовать и успокаивать. — Прости, маленький, прости, — шептал я, — я не хотел. Мы попробуем в следующий раз. Все хорошо. — Прости, я ужасен в сексе, — простонал он. — Это я ужасен. Не смог нормально лишить тебя девственности. Я и в правду всю ночь тогда продумал о своей сексуальной неспособности. Мне было так стыдно из-за того, что я провалился. Мы оба провалились в ту ночь первого февраля. Но были сотни следующих попыток, когда мы достигали совершенства, сливались воедино на огромных кроватях. Каждая наша ночь остается в моей памяти, как красный след, где для меня есть только он и его огромная любовь, которую он дарит мне. Эти четыре года подарили мне столько любви и страданий, что мне иногда кажется, что я на грани. Иногда я плачу. Я просто ложусь и плачу, как девушка, потому что я теряю своего Гарри. С появлением приватности все изменилось. Нам пришлось закрыться от мира и оставить «нас» в комнате отеля. Только четыре стены знают, сколько боли между нами в эти ночи. Я плачу, потому что он взрослеет, и мы все дальше. Фанаты думают, что я и Элеонор заставляем его страдать, но все наоборот. Он и его друзья заставляют страдать меня, когда я просыпаюсь утром в пустой кровати и на телефоне сообщение: «Улетел в город Ангелов. Люблю тебя. Г.» Но я не могу привязать его к себе. Не могу, потому что он свободный и мы оба свободны. Он дарит мне любовь, ощущение нужности и важности, уверенность. Он дарит нам всем четверым славу. Каждый из нас знает, что мы ничто без Гарри. Гарри Стайлса, идеальной поп-звезды. Ни Лиам с его упорством, ни Зейн с его выдающимся голосом, ни обаятельный Найл с гитарой, ни даже я, полный жизни в свои девятнадцать, не смогли бы взойти на вершину без кудрявого мальчика, которого любит каждый. Его любят все, и это сводит меня с ума, заставляя ревновать его к каждому, начиная от подставной девушки, кончая его друзьями В Лос-Анжелесе. Потому что каждый может войти в доверие к моему мальчику, а он поверит, разочаруется и простит. Он умеет прощать. В первую очередь он всегда прощал меня. Начиная с измен и заканчивая наркотиками. Я всегда был недостоин его. Этого мальчика с яркими глазами, который, несмотря ни на что, лежит сейчас здесь, со мной. Он не уйдет сегодня ночью, потому что я попросил его не уходить. Он здесь для Луи из Донкастера, который выиграл мир, чтобы быть с ним. Но весь этот мир — ничто, когда он нежно улыбается мне и говорит что-то своим хриплым голосом. Нью-Йорк, три часа утра. Я ложусь рядом с ним, а он инстинктивно прижимает меня к себе. Он стал таким большим и теперь может обнять меня так сильно. В моменты как этот я понимаю, зачем слово «любовь». Это о нем, о моем маленьком Хаззе, который любит, любим и заставляет любить.