она.

Это стало похоже на наваждение. На шторм, который просто срывает тебя со скалы и ты летишь, падаешь вниз, кажется, что ещё чуть-чуть и можно будет соскребать тело с острых булыжников, но ветер продолжает бить в лицо. Первый раз это случилось той ночью. Ночью, когда Стайлз был слишком глуп, чтобы потащить свою задницу в лес, а Скотт слишком беспокоился за друга, чтобы не побежать следом. Когда шериф вытащил сына за шкирку, тот увидел за его спиной мимолетный силуэт. Секунда. Это была всего лишь секунда, но Стайлзу было достаточно. Достаточно легкой, чуть осуждающей улыбки на красивом лице и проницательного взгляда темно-зеленых глаз. Достаточно, чтобы дыхание на миг перехватило, а сердце ударилось о ребра. Достаточно, чтобы жизнь, время и всё это дерьмо на секунду приостановилось, концентрируя зрение на смазанном силуэте. Но стоило моргнуть и всё. Всё исчезло, струясь горькой дымкой в воздухе, оставляя после себя только непонимающее, чуть взволнованное лицо шерифа. "Всё нормально, ребёнок?" Всё нормально? Конечно, пап. Всегда, пап. Стайлз заламывает до боли пальцы и начинает лгать, лгать, лгать, стараясь отвлечь, запутать самого себя. Так проще. * Второй раз это происходит, когда они со Скоттом раскапывают могилу сестры Хейл и находят там всего лишь мёртвого волка со сваленой шерстью. Стайлз видит её краешком глаза, видит, но продолжает искать подвох, ворошить всё дальше. Видит её и когда выдергивает сухой цветок из земли, тянет длинный корень, как спасательную ниточку, он продолжает видеть её. И боится взглянуть. Приподнять глаза всего лишь на секунду, уловить знакомые черты. Боится и чувствует, как сильно дрожат руки, когда последняя часть корня с глухим треском вырывается из земли. Заламывает пальцы до боли, пытаясь успокоить мандраж ,когда снова подходит к могиле. Ему кажется, чудится, что он слышит удрученный вздох при виде двух частей тела мёртвой девушки. Вздох, не его. Не Скотта. Стайлз смотрит в безжизненные белесые глаза Лоры (её звали Лора), потому что боится не может взглянуть куда-то ещё. Чувствует как беспрерывной очередью щелкает затвор памяти, отдаваясь где-то несмываемой татуировкой на внутренней стенке черепа. Впивается ногтями в кожу, жмурится, прогоняя образ под веками, беспрерывно выходящий из темноты. Не тот, что лежит в могиле. Тот, что стоит в краешке глаза, за гранью понимания. Жмурится до ослепительных звёзд, до головной боли, до отдачи пульса в темноте. Жмурится и распахивает глаза, вжимая ногти в кожу сильнее, словно жесткой пощёчиной, возвращая себя в реальность. В краешке глаза пусто. * Стайлз вроде как не причастен к смерти Эрики. Вроде как и не виноват. Вроде как и не должен рваться увидеть её в последний раз. Но он рвётся, рвётся из-за царапающего грудь изнутри ощущения вины. Что-то, да не сделал. Мог бы попытаться. Мог бы. С Эрикой сложно. Сложно стоять в морге, чувствуя, как коченеет всё тело, мышцы, и это вряд ли из-за вентиляции. Сложно вглядываться в начавшее разлагаться лицо, пытаясь уловить что-то знакомое. Родное. То, что могло бы сказать, что эй, я тут. Всё ещё тут. Всё ещё борюсь. Стайлз не может вдохнуть. Стоит, положив руки на края стола, почти касаясь тела. Почти. Стоит и задыхается, потому что видит снова. Что-то в углу комнаты. Кто-то. Кто-то внимательно смотрит, спокойным, когда-то родным взглядом. А Стайлз боится. Боится до одурения, до дрожи в коленях, зашкаливающего пульса, ударяющего в уши. Боится и поднимает глаза, сжимая пальцы на краю стола добела. Видит то лицо. Понимающий, сочувствующий взгляд темно-зелёных глаз. И только от этого хочется зареветь, раздирая ногтями дыру в груди, забиваясь в уголок прошлого. Но Стайлз смотрит. Смотрит прямо в лицо, стараясь держаться на ногах. Его косит, пульс в голове молотом отдаётся по стенкам черепной коробки. Горло сухо дерет из-за отсутствия таблеток, перед глазами всё плывёт. И Стайлз отводит взгляд. Когда он снова смотрит в угол, там никого нет. * Старик Арджент знает, куда бить и не промахивается, старый гавнюк. Гадко улыбается, показывая удивительно сохранившиеся для такого доисторического воздуха зубы, морщится и сплевывает на засранный холодный бетон. Бьёт ещё раз, по той же щеке, потирает костяшки, ухмыляясь, хрустя костями. Стайлз откидывает голову, когда Арджент отпускает воротник футболки и ударяется затылком о холодный бетон. Боль звенит где-то у стенок черепа, медленно расползаясь по всему телу. Стайлз не открывает глаза, жмурится, потому что знает. Она там. Стоит. Смотрит. Стилински закусывает разбитую губу, чувствуя привкус железа и сам лезет под следующий удар. * В глазах шерифа бушующий шторм тоски с пушистыми гребнями волнения. Бьётся темными волнами о зрачки, вытесняя радужку, рвётся наружу, не может успокоиться. Мужчина вглядывается в лицо сына напротив и почему-то не узнает. Не узнает уже давно. И от этого больно, очень больно. В груди что-то воет, пуская по телу противный импульс дрожи и онемения, дышать становится труднее. Стайлз тоже себя не узнает. Заламывает пальцы, прикусывает губу до крови, когда пытается отыскать где-то внутри недостающие осколки. А находит только пыль, сыплющуюся сквозь пальцы. Слепо шарит руками по прогнившему дереву и выпускает весь воздух, когда чувствует сквозняк, гуляющий по пустой душе. - Я не герой, пап. Шёпотом. Надрывно. Я не герой. Опускается в темноту и резко давится пылью, когда чувствует крепкие объятия отца. Сжимает зубы, моргает пару раз. И замирает. Она стоит прямо за спиной шерифа, так близко, что кажется, можно ощутить холодное дыхание. Смотрит, вглядывается в душу. И печально вздыхает, когда не находит там ничего. Протягивает руку. А Стайлз жмурится, жмурится до боли в глазницах и вжимается лицом в отцовское плечо, стараясь избежать. Он не знает, что почувствовал: чужую руку на своих волосах или сквозняк из открытой двери. * Бойд не кричит. Стайлз уверен, что ему больно, чертовски больно, но Бойд не кричит. Изумленно распахивает глаза, давится кровью, стекающей по подбородку. Не кричит. Кричит Дерек. Этого не слышно, не слышно ничего, кроме рваных вздохов Бойда и его бешеного сердцебиения, но видно по лицу. Стайлз видит. Кладет руку на чужое плечо, думая, что мог бы попытаться вытянуть душевную боль, надеясь на чудо. Чуть сжимает пальцы. Блять, действительно дерьмово. Даёт себе мысленную оплеуху, потому что нельзя быть таким уебком сейчас. Стайлз сквозь веки пожизненной татуировкой видит, что она стоит напротив, чуть позади Бойда. Видит и представляет, что слышит последний марш сердца друга. Сожалеющий взгляд скользит по карим глазам, курносому носу. Всё, что Стайлз хочет может видеть это подрагивающие плечи Дерека. * Кулак соскальзывает со скулы, еле задевая её. Пальцы дрожат, но их всё ещё пять, всё ещё. Отсчет в голове бесконечной заевшей пластинкой проезжается по остаткам растаявших мозгов, оставляя после себя запах жженой паники, пропитавший кожу. Стайлз хватает вырубленного Хейла за грудки и встряхивает, чувствуя как холодные липкие пальцы соскальзывают с темной ткани. Влепляет оплеуху, не обращая внимание на покалывание нервов. Ничего. Ноль. А пальцев всё ещё пять. одиндватри. одиндватри. четырепять. Стайлз сжимает кулак до непрятного хруста в костяшках, придерживает Хейла за футболку, приподнимая. одиндватричетырепять. Вмазывает со всей дури, выпуская всю ярость, струяющуюся через кончики пальцев, обжигаясь о воздух. И приглушенно выдыхает, когда кулак перехватывают, с силой стискивая запястье. Темно-зеленые глаза распахиваются, засасывая, сталкивая с вершины в ледяной океан, прошибая до костей, обдавая холодным потом. Стайлз застывает, пытается глотнуть воздуха и давится комом в горле. Такие знакомые глаза непонимающе скользят по испуганному лицу подростка. А тот сейчас не видит её, он чувствует. Чувствует и умирает каждой клеточкой тела. Но отвести взгляд не может. Задыхается ледяной бурей внутри, ломает все ребра осколками, мечтает вырвать себе сердце своими же руками и затолкать в глотку. Лишь бы больше не. На секунду задумывается, что это, блять, всё так иронично, что хочется сдохнуть. Страх тихо хихикает на ухо, положив ледяные руки на плечи. Дерек не понимает, почему щенок стал избегать смотреть ему в глаза. * Медленно умирать, крупица за крупицей, не так больно, как Стайлз думал. Страшно. Страшно чувствовать чужое затхлое дыхание на затылке, вспарывая кожу ногтями, не пытаясь убежать от неизбежности. Страшно терять последний кусочек разума и падать во тьму под тихий смех и проницательный взгляд темно-зеленых глаза. Стайлз решительно плюет на это дерьмо и прыгает сам, с разбегу разбиваясь о леденящий смрад. Теряется в осколках безумия, цепляясь поцарапанными руками за остатки мыслей. Проебывает все последние шансы и закрывает глаза, чувствуя, как ветер становится холоднее. Чужие ледяные руки на плечах больше не пугают. В глаза смотреть не страшно. * Стайлз не помнит как убивал. Не помнит вообще ничего. И мастерски пиздит господу, потому что кровь на руках всё ещё кажется тёплой. Осторожно стекает по локтю, пачкая задранные рукава толстовки, осторожными каплями отстукивая свой шифр. Голос Эллисон звучит в голове приглушенной церемонией разбитых душ, перемешиваясь с предсмертными хрипами Эйдана. На подпевке пострадавшие из больницы. Стайлз распахивает руки и дирижирует, покачиваясь с носка на пятку потертых кед, взмахивая палочкой, как мечом вновь. Балансирует на краю, чувствуя спиной бушующий ветер, заползающий под толстовку. Ухмыляется, растягивая сухие губы в хищном оскале. И делает шаг назад. * Пахнет дерьмовым порохом, думает Стайлз, вглядываясь в тёмное дуло пистолета, загораживающее весь мир. Сердце нервно отбивает лихую морзе, отдаваясь в ушах надоедливым гулом. Стайлз смотрит прямо перед собой, в темноту, практически, чувствуя холод металла у своей переносицы. Видит знакомый силуэт у стены. Сдерживает смех, ощущая взволнованный взгляд темно-зеленых глаз на себе, сжимает кулаки, вдавливая ногти в кожу и не чувствует практически ничего. Тьма внутри бушует, распивая последние остатки души, хрустит ребрами, продавливая легкие. Стайлз растягивает губы в ухмылке, проводя языком по внутренней стороне зубов. Прикрывает глаза, распугивая пыль в темноте, чувствуя абсолютную пустоту. и рвётся вперёд.