Линии

Хруст засохших колосьев под ногами пугает кузнечиков и ранних сверчков. Ты, как всегда, так бесцеремонно и целенаправленно идёшь вперёд, не замечая таких маленьких деталей, крепко наступаешь, тем самым разрушая размеренную жизнь сотни маленьких существ. Уже близко, настолько, что я начинаю слышать то, как шуршат штанины, каждый твой выдох, вероятно, ты запыхался и практически бежишь. В своём воображении всё происходящее как будто позади меня, можно детально прорисовать - каждое движение, полусогнутые коленки, правую руку, ежесекундно отодвигающую золото поля, цепкие зёрнышки на одежде и немного прищуренные от солнца глаза. -Есенин! - грубый голос спутал мои мысли, а солнечные пятнышки под закрытыми веками, сменились бордово-чёрной пеленой. - Ты вообще слышишь меня, Есенин?! Чёртов любитель солнечных ванн, только не говори, что перегрелся! - Ну не кричи... Всегда повышаешь голос, по делу и без. Всю красоту распугаешь... - Какую красоту? - к своему вопросу, он добавил совсем легко коснулся моего плеча носом ботинка, - Ты вообще с закрытыми глазами ниже пшеницы валяешься, - в его голосе чувствовалось любопытство и раздражение. - Присядь, - рядом со мной раздался звук новой порции хруста, - Что ты видишь? - Стебли, да несколько мелькающих подсолнухов. - А наверху? - Зерна. - А ещё? - Они обмотаны паутинками... - И всё? - теперь я задавал вопросы сквозь улыбку. - Они немного пыльные, а ещё у некоторых длинные и засохшие листы торчат. - А теперь ложись. Что теперь? - Небо. - И всё? - На нём, этот... Ну... переход. - Градиент, розово-персиковый, скорее всего. - Откуда ты знаешь? - Ну я же любитель солнечных ванн, - наступил мой любимый момент, когда маршал, видящий всё целиком и наперёд, удивлялся и спрашивал. - Над нами только небо? - Нет, провода местной линии, портят всю картину, весь, эээм, градиент. - Они не портят. Я здесь из-за них. - То есть ты целыми днями, пялишься на десяток скреплённых проводов? - Я слушаю... - Они гудят? - Тут же можно представить, как Жуков недоуменно прислушивается и старается, что-то услышать. - Возможно и гудят, но я слышу нечто другое. - Что же? - в его голосе прозвучала издёвка и сарказм. - Когда пришёл сюда впервые, рассматривал окрестности, бегал рассекая это бесконечное золотистое море, я увидел две опоры, на которых и держаться эти провода, - по звукам стало понятно, что он приподнялся. - Да, вот одна и вторая. Далеко правда друг от друга, но стоят. И в чём же подвох? - Ты перебил... - Ну, простите, все ваши фантазии вводят меня в ступор и заблуждение. Рассказывай уже. - В общем, я ложился и представлял, что по проводам текут разговоры разных людей, из разных городов и стран. Мне хотелось думать, что эти металлические ниточки объединяют и не дают скучать, а я лёжа под ними являюсь частью этого большого разговора, что обо мне знают и даже рады моему присутствию. - Есенин, ты знаешь, что ты странный? - Ты так считаешь, поэтому знаю. - Я ожидал услышать, что угодно, но ты перепрыгнул все мои предположения. - Извини... - Лирик, открой глаза. Открыв их и повернув голову набок, я увидел тёмно-карие глаза, отливающие золотом пшеницы. Жуков лежал в зеркальном положении, что и я. В нём читался ещё не сформулированный вопрос, любопытство и ни капли рационального издевательства. Одна из лежащих по швам рукам дёрнулась и притянула к себе мою левую руку. Несколько минут мы просто улыбались и молчали, иногда он улыбался, а я следил за каждой мышцей его лица, которая выдавала его размышления. - Ты знаешь, что ты удивительный? - Ты так считаешь..? - А ведь правда, кто-то да разговаривает! Эй вы, из Германии или Испании, мы вас слышим, не игнорируйте нас! - Что ты творишь?! - Ну как же, поддерживаю разговор, - почти сквозь смех произнёс он. - Как всегда кричишь и высмеиваешь... Всё распугал, - закрыв глаза, я вернулся в прежнее положение. - Я не высмеивал... Просто оловянный солдатик, которому никогда так не проникнуться, а он кое-как да пытается, подыграть и быть на волне... Извини. Эти слова заставили улыбнуться. А ведь правда, несмотря на частые добрые издёвки, иногда он всё-таки пытался понять, что-то увидеть моими глазами, отбросив свой максимализм и проникнуться моим Миром. - Ты слышишь их? - Разумеется, слышу, даже говорю, мысленно, понимаешь? Здесь необязательно кричать, говорить и издавать какие-либо звуки, всё в голове. - Всё в голове... - Маршал лёг обратно, уже неподвижно и без вопросов, просто слушал. - Разговариваешь? - Почему ты спрашиваешь? - И что они говорят? - Ну ты же сам слышишь... - Жуков, а меня слышал? - Да, ты такой болтун, всех иностранцев перебиваешь, откуда ты знаешь эстонский? - У меня свои секреты, - его сосредоточенность и серьёзность раззадоривала всё сильнее. - Эй, я же разговаривал с такой интересной дамой, зачем ты влез в наш разговор? - Может быть я ревную. - Тогда отключайся от всех линий, а я с тобой... - Всё, теперь я только на одной. - Я тоже... Держащая меня рука, подхватила мое тело и притянула целиком. Сейчас можно было действительно молчать, никакие слова не требовались, их заменяли переплетённые между собой мысли и тёплая обнимающая рука, которая, кажется, сможет защитить даже от атомной боеголовки. Дуал пах силой и скошенной травой, а моя маленькая ладошка так нелепо лежала на широкой груди, словно кленовый листик, поднимающийся вверх и вниз. Мы разговаривали, мысленно улетая очень далеко, Жуков был моим самолётом, а я пилотом-фантазёром, которому ничего не страшно, в отличие от совсем новенькой железной машины, которой это в новинку. Спустя несколько часов, мы приземлились на нашу взлётную полосу, пели сверчки, а градиент сменился мерцающим решетом. Провода исчезли в темноте, а летающие в воздухе разговоры стихли, было слышно только Жукова. Его левая рука вытаскивала из моих волос всякие палочки и листики, а правая всё так же крепко прижимала к себе. - Выспался, болтун? - Я путешествовал... - Замечательно вышло, да? - Для первого раза неплохо, однако тебе нужна практика. - Нууу, с учителем мне повезло, теперь, главное, его не отпускать в самостоятельные полёты. - А я больше и не хочу, оказывается ты не безнадёжен, - немного выкарабкавшись, я облокотился на локоть и заглянул ему в лицо. - Ты договоришься... - Жуков, притянул меня и уложил на себя. Такой огромный и тёплый ковёр-самолёт. - А может, я это специально... - Тогда я специально, - его ладонь мягко взяла меня за подбородок, а губы коснулись моих. - Меня поцелуешь... Мы сошлись на обоюдно понятном. В том, где не требовались такие нелюбимые мной крики, а для Маршала не существовало непонятных фантазий. Мы сошлись на нас самих, на том, что мы любили, осознавали и чувствовали уже очень давно — друг на друге.