Скажи теперь Скажи мне точно, Как всё это понять? Какой-то странный зверь Живёт внутри меня. Я уничтожен, уничтожен, Есть лёд, но нет огня. И на исходе дня Твоей улыбки дверь.
***
Он окрашен в серый. В призрачную дымку тумана серого цвета. Там всегда серое небо. Серая земля. Серые стены, отражения в серых стеклах серых домов. А еще там серые люди. Он – это мой город.***
Иду вперёд я не спеша, Мне тяжело дышать. Не разрушай, нет, не разрушай, После будет жаль. Стой! То сильный я, то слаб весьма, Спокойный, но схожу с ума, В смятении моя душа.
Постоянно находясь в сером мире, поневоле различать начинаешь оттенки. Например, сегодня над головой нависает небо, уже не белого, но и не серого. Цвета пепла, что остается от полыхающего кострища. Улица как аллея из бесчисленных многоэтажек сегодня имеет прекрасный цвет настоящего свинца или застывшей лавы. Почти что черное, имеющее прекрасный серебристый блеск. Весь мир – как цветная фотография с «серым» эффектом. Только за время нашего существования, «цветной» оригинал ничто иное как фальшивка, в то время как «серая» подделка в наше время стала неопровержимой истиной. Подлинным отражением окружающей среды. Человеческая природа такая. А оригинал – бред опьяненного. Подделка – суровая действительность. Люди склонны искать себе проблемы и всю жизнь жаловаться на них. Люди склонны смеяться над реальностью, будучи уверенными в том, что настолько все просто не может быть.***
Я в одиночество вплетен Как в странный и безумный сон. И памяти больше нет- Лишь только холодный бред. Движенья нет! Движенья нет! Движенья нет! Движенья нет! Только бред...
Люблю серый цвет. Особенно цвет одиночества. Это чувство тоже, как и город, как и мир, способно менять оттенки одного серого, чей реальный цвет уже давно забыт. У каждого в мыслях свой серый цвет. Кто-то представляет мокрый от дождя асфальт, дым от медленно тлеющей сигареты или пепел от костра на фоне зарождающегося пасмурного дня. Какой он, серый? Какое оно, одиночество в толпе? Мокрое и грязное, или фальшивое белое? У каждого свое одиночество. У Киры оно так же обладает своим цветом. Цветом двух каменных надгробий на местном кладбище…***
И в мире невзрачном, Нелепом, прозрачном Я сам не свой-во мне другой. Он мне чужой, но он со мной То сильный я, то слаб весьма. Спокойный, но схожу с ума. В смятении моя душа, Только...
Это утро было особенным. Особенно красивым и особенно печальным. Так, как нужно. Так похоже. Как рисуются рисунки на гаражах, так сегодня было расписано небо. На стальной основе, неуверенными движениями трясущейся руки, нанесены призрачные штрихи из баллончика с краской цвета мокрого асфальта и грязи, а с лева, почти незаметно для глаза художника или постороннего созерцателя, было поставлено небольшое серебристое пятно, сливавшееся с основным цветом небесного «гаража», на это утро послужившего холстом Природе – художнице. …И косые струи, мутным стеклом накрывавшие эти трехмерные граффити. В лужах, где грязная вода приняла очевидное внешнее сходство с черным золотом, пузырились небесные слезы, и вокруг, на невидимых инструментах отыгрывало свою какофонию утро, которое можно было бы назвать бездарным, если бы эта какофония, не в пример другим, была не так прекрасна и не так спасительна для юной души, утопающей в сомнениях и нежелании ждать нового рассвета и нового повторения двадцатичетырехчасового цикла...***
Я здесь, я стою, я один в кругу порочном, Душа пуста, мир вокруг непрочный. Не усложняй же и не ищи меня. Я знаю точно, В придуманный мир я попал невольно, Теперь не хочу тебе делать больно, Но иногда ты вспоминай меня. Таким, каким был я.
Но настолько все прекрасно, все так изобилует количеством цвета, что уже и не нуждаешься в опаляющем алом цвете страсти, преспокойно довольствуясь окрашенной в цинк безответной симпатией. Уже и золото солнца нам не нужно, когда на фоне алюминиевого неба появляется круглый отблеск, называемый нами, жителями, солнцем. Не нужна белизна, разбавляющая лазурь. У нас есть серые штрихи, которые мы тоже называем облаками. У нас есть фальшивка, ставшая для наших душ и умов оригиналом. Или, даже большим, нежели правдивая картина. Кто-нибудь верит в сказки? В цвета, которыми изобилуют эти добрые выдумки? Разве так бывает? Нет, только в книгах. Добрых. Сказочных. Только на картинах. Принадлежавших самозабвенному романтику. Так кто для нас сказочники? Романтики? Глупцы. И слово «глупец» тоже серого цвета. Цвета ртути. Как и одиночество в толпе для Киры…***
Прими то, что есть, что уже случилось. И боготвори что не изменилось. И я только прошу - не забывай меня...
Здесь даже ночь серая. Лишенная очарования, лишенная простой изящной красоты, она всего лишь мрачная, скучная, ожидаемая и уже приевшаяся часть нашего дня. Нашей жизни. Напрасно навязывают нам то, что ночь прекрасна. Она серая. Цвета мокрого асфальта в густой дымке сумерек пасмурного дня. Холодная мрачная ночь после пасмурного утра и такого же дня. Не разглядеть абсолютно ничего в царящем мраке – все смешивалось и становилось темно-темно-серым, почти что черным. В этом городе, ставшим для Киры целым миром, даже домашний уют цвета холода. Цвета кухонного ножа в призрачном сером цвете серебряной луны… Цвета одиночества в толпе.Но как понять?.. Какой-то странный зверь Живет внутри меня...
***