В который раз?

Они лежали на соседних кроватях - один уже смотрел невидящими глазами в потолок, другой ещё пытался что-то говорить. - Америка! Америка, ч-чёрт... побери!.. - надрывно хрипел Англия, почти захлёбываясь в своей крови. - Альфред!! Америка вздрогнул, возвращаясь в реальность. В ту реальность, которой лучше бы и не было. В ту реальность, от которой не сбежишь. Порой... да что там "порой", почти всегда!.. Хочется сойти с ума. Но, увы, сумасшествие не спасёт от трупов друзей, от надобности выживать, от желания выбраться, от крови... Даже когда ты ещё был не только на словах, а по-настоящему страной - ты считал это проклятием. Сейчас ты, Альфред, понял, что настоящее проклятие - это не чужая кровь на твоих руках, не огромное бремя решать ход истории, не почти вечная жизнь, омрачённая неизбежной смертью тех людей, которые были тебе близки, и даже не война против своего бывшего опекуна. Гораздо хуже и страшнее было смотреть в опустевшие, мёртвые глаза своего младшего брата, которого безумно любил, не смотря ни на что, смотреть, как погибает второй самый близкий тебе человек - кашляя и задыхаясь от крови, который пытается тебе что-то сказать напоследок, а ты просто сидишь в прострации, пытаясь не впасть в отчаяние от горя и страха, не сойти с ума, потому что... нельзя. Ты убеждаешь себя, что ты "герой", хотя это давно не так, что ты должен всех спасти, вывести, отобрать у Смерти, как не сумел отобрать Мэттью и как сейчас отдаешь Артура. Тебя колотит, тебе страшно, больно и холодно, как будто это ты умираешь, а не он. Но ты пытаешься себя убедить, что должен держаться, что всё сможешь в одиночку, что без тебя ничего не выйдет. И, отчасти, ты прав. Но в одиночку ты ничего не сможешь, и до конца ты этого ещё не знаешь и из-за этого погибнут все, включая тебя. - А-альфред... пр-ридурок... посмей... мне только сдо... хнуть в этой к-клятой дыре - и... п-поверь мне, ты больше никогда ходить... не с-сможешь! Не то что... сюда!!. - Д-да, Артур... Да... Молчи, береги силы... - Да что уже т-теперь?.. Лишь бы... п-поме... реть скорее!.. Знаешь вед-дь - ч-чем скорее... сдохнешь, тем быстрее в-всё на... чнётся заново. Только будем уже... другие мы... Странно, п-правда?.. - Замолчи, сказал! - рявкнул Америка, нависая над ним. На лицо Артура закапали горячие слёзы и тот несколько растерялся, пытаясь наощупь найти чужую руку. - Ал... ты... плачешь?.. - а после паузы, так и не дождавшись ответа, продолжил. - Знаешь... т-ты и М-мэтт были моим-ми... луч-чшими воспи... танниками, пусть с Мэттом я пр... обыл недолго... Н-но ты, пра... вда, хот-ть непо... седливый, глупый, с-сам... себе на уме... Но преданный. И п-пусть вы с... Мэттом не в-всегда ла... дили... Я люблю вас обоих. У тебя спёрло дыхание сказать что-либо. Ни банального "прощай" и "мы тебя тоже любим", или с иронией бросить, натужно и фальшиво улыбаясь, "ты был ужасным отцом". Ты только и мог, что до хруста сжать деревянную спинку стула. Ты никогда к этому не привыкнешь, к этому невозможно привыкнуть. Не реагировать - да, можно, а вот привыкнуть - нельзя никогда. - А, и ещё... - выдавил из себя заплетающимся языком Англия, теряя сознание. Последние слова он прошептал. - Не смей решать всё... в одиночку, идиот... ...И окончательно закрыл глаза. Умер. Погиб, черт возьми! Ты бьешь мебель, стены, пол, а у самого в голове вертится последняя фраза. "Не смей решать всё в одиночку...". Ты плакал, вскрикивал и матерился, но прекрасно знал, что сейчас, после этих слов, ты не сумеешь пойти им наперекор. Не сумеешь убить себя или позволить хрупкой границе, отделяющей разум от безумия, рассыпаться прахом. Он не оставил тебе выбора. И ты вытерпишь - только ради него.