Последняя боль утраты

- Знаешь, откуда у тебя впадина над верхней губой? С едкой горечью, что постепенно подбиралась к горлу, спросил архангел, прикладывая палец к той самой впадинке, которая повторяла точные размеры его подушечки пальца. - Она появилась еще до твоего рождения, - он повел пальцем по очертанию губ охотника, - я поведал тебе тайну, а после приложил палец к губам и сказал "ш-ш-ш". Тихий раскат грома послышался в полумраке за окном. Это как день сурка. Проклятый день сурка. Злобная шутка его братьев, у которых нет элементарной фантазии для дальнейшего развития сюжета. Гавриил мог донести свой сдержанный веками вопль до небес и разразить их не хуже Зевса, но не видел в этом толка. Он терпел многое и вытерпит еще. Будет терпеть до самого падения небес, а после отыграется на каждом, кто решил сыграть с ним эту злую шутку. Но, сейчас, архангел хотел провести со своим любовником больше времени, хотя знает, каков будет исход. Мужчина проводит рукой по темным волосам Сэма, чувствуя всю ту же мягкость, как и много веков назад. Это ощущение настолько въелось в память Трикстера, что он поневоле может провести рукой по воздуху и чувствовать нежные нити любимых волос. Запах застывшего пота в переплетении легких ноток горького шоколада дурманят его рассудок каждый раз, когда он вспоминает об этом. Холодные руки, мирно покоящиеся вдоль тела парня, обычно очень горячи, чем архангел часто пользовался. Раз за разом он наблюдает одну и ту же картину. Вид бездыханно-лежащего тела его уже не так удручает, только что-то внутри ноет сильнее обычного. Желание вырезать эту боль из груди с каждым разом нарастала, но, сжимая кулаки, светловолосый терпел. Ожидание - самая томительная и самая мучительная пытка на земле. Усевшись на пол подле дивана, на котором покоился Винчестер, Гавриил растер свое лицо руками. Горькие мысли хлещут как плети. Воспоминания о прошлой весне, крик чаек на пирсе и рука в руке. Этому вновь не бывать. Очередные полвека наедине с самим собой он вряд ли протянет, но нужно вытерпеть, выждать, чтобы вновь увидеть ясность зеленых глаз. - Каждый раз тайна была другой. Оглушающая тишина в помещении сводила с ума, но нельзя было поддаваться эмоциям, нельзя вестись на их игры, но нет... Ему уже невмоготу терпеть. Эта душа, этот человек, это лицо, волосы, голос... Доска что так долго прогибалась под этим грузом, наконец, сломалась. Положив свою руку на руку Сэма, архангел чувствовал холод, поедающий тот единственный луч света, за который он цеплялся. Пришел момент для того чтобы выпустить зверя из клетки. Настало время забыть всё, за что он боролся. - На этот раз тайн не будет. Последний поцелуй был самым горьким или Гавриилу так казалось из-за того, что в его душе скопилось достаточно горечи, чтобы все вулканы на Земле разом уничтожили жизнь в этом бренном мире. За окном погода заметно ухудшилась, небо заполонили тучи. На душе у архангела стало чуть теплее, но лишь оттого, что под его крылом вновь оказалась та самая душа, которую он и на это раз должен сберечь, но Габриэль выбрал совсем иную и лучшую участь для неё. Теперь, ему не придется выбирать новое место для укрытия, не нужно будет обустраиваться, ждать перерождения души, а после видеть смерть любимого. Выходя на порог мотеля, где они с Сэмом остановились неделю назад, светловолосый мужчина окинул темное небо взором. В руке он с силой сжимал горн, с такой же силой в нем умирала заключительная толика гордости. Последними каплями дождя ливень прекратился, и небо словно ожидало дальнейших действий со стороны архангела. По человеческим меркам у него была обильная аритмия сердца, но теперь он не брал во внимание все мерки, что существовали в этом мире. Разнесся оглушительный звук горна. Вот он вопль раненного зверя. Синхронное звучание бьющегося стекла в округе аккомпанировала этот оркестр. Он - четвертый архангел, бросает вызов небесам, когда те видят спасение лишь в нём. И вот, верные слуги неба, спустились и стояли подле него, поднимая свой молитвенный взор к мужчине. На лице Гавриила усмешка, а в душе одно разрушение. В его руках мелькнул блеск архангельского меча. Во взгляде потухшем не было ни тоски, ни печали. - Надеюсь, вам было весело…