И пусть весь мир подождёт

Лисанна облизывает сухие губы. Сильней прижимает озябшей ладонью шерстяной плед. Морозит. Она никогда не понимала, если жар, то должно быть горячо? Почему тогда холодно? Дверь в её комнату тонко пискнула, и в помещение ввалился запыхавшийся Нацу. Щёки красные от уличного мороза, из капюшона куртки выглядывает дрожащий Хэппи. - Зачем? Мне бы Мира сама купила, - слабо улыбнувшись, Штраус-младшая попыталась сесть на кровати, но парень её вернул в горизонтальное положение. Кинув на стол бумажный пакет с апельсинами, лимонами и какой-то выпечкой. Ну вот… Снова он о ней заботится. Уже в пятый раз приносит кружку с горячим чаем, сладко пахнущую лимоном. Причём, каждый раз берёт новую, выстраивая на столе своеобразную пирамиду. Лисанна знает, что Драгнил не ждёт, когда засвистит чайник, он сам разогревает его за считанные секунды. Она молчит, что чай слишком горячий и ножом режет по воспалившемуся горлу. Она ценит его заботу – такую неуклюжую, такую от чистого сердца. Ей приятно слушать его истории, о том, как он начистил рожу Грею. Нравится, что он такой только с ней. Заботливый… влюблённый. Хэппи забрался к ней под одеяло, звучно сопя и видя свои кошачьи сны. Простуда клонит Лисанну в сон, но она борется с ней. Хочет побыть с ним дольше. Дольше слышать его, видеть. Осязать. - Температура не спадает, - как-то убито произносит Нацу, смотря на столбик градусника. – Ты как? Она вновь улыбается – по-своему нежно, даже немного виновато. Он ведь мог пойти на какое-нибудь задание, но он здесь. С ней. - Мне холодно, - наконец сознаётся та, сжимаясь в клубок под одеялом. Немного стыдливо смотрит на него. Тот устало вздыхает, догадывается, чего ей стоило это признание. - Двигайся, - чуть смутившись буркнул Нацу, залезая к ней под одеяло. Лисанна сделала попытку истошно завизжать и слабо ударить его в грудь, но тут же была к ней прижата, и укрыта с головой. – А теперь спи. Девушка смущённо засопела, уткнувшись носом в его грудную клетку, жадно вдыхала его запах – такой родной. Мир расплылся в красках, исчез, стал чем-то несуществующим, словно осталась только эта кровать, и только эти двое. И пусть весь мир подождёт.