Пароль от сердца 2

- Ну-ка показывай, что там получается? – Ник с любопытством склонился над моим рисунком, с которым я мучился уже несколько часов. Пока что увидеть можно было лишь расплывчатые линии совершенного тела и более четко прорисованное лицо моего брата. Может, и не стоит так долго возиться с глазами, но неодолимое желание запечатлеть его красоту заставляло меня вновь и вновь перерисовывать достаточно четкие линии, заменяя их еще более правильными и аккуратными. Я был одержим, когда рисовал Вадима, и почти ничто не могло оторвать меня от работы, пока я не вложу всего себя, каждую частичку моей израненной жестокой любовью души в свою работу. Я хотел, чтобы с каждой картины на меня смотрела не просто копия идеала, я желал, чтобы на каждом листе бумаги, в каждой линии, он был настолько похоже передан, чтобы невозможно было отличить, с человека ли был срисован этот портрет, или же природа создавала подобное совершенство по моим эскизам. – Да у тебя талант! Мне кажется, даже я не снимаю лучше, чем ты рисуешь! - Брось, - я улыбнулся. Что-то заставляло тянуться к этому светлому человеку. Он был слишком добрым. Таких не бывает. - Ты огромный молодец, - он ласково потрепал меня по голове и лучезарно улыбнулся. – А где Вадим? Я так заработался, что не слышал, когда он ушел. А главное куда. - Он сказал, что домой хочет заскочить, - ответил я, возвращаясь к рисунку. – Ему какие-то вещи понадобилось перевезти. - Знаешь, после того, как вы начали спать друг с другом, ты перестал выглядеть таким подавленным, - Ник залез на высокий барный стул и теперь сверху вниз смотрел на меня. – И синяки твои, наконец, стали не такими заметными. Я невольно кинул взгляд на свои руки. После той ночи прошло несколько недель, родители вернулись, и жить вместе с ними, при этом осуществляя наши отношения, стало невозможно. И Ник предложил пожить вместе с ним. Как он сам часто любил шутить, «чтоб мой брат опять не сорвался с цепи и не начал снова меня терроризировать». Но я верю, что он не сорвется. Я просто знаю это. На моем лице заиграла улыбка. От осознания того, что все изменилось, от понимания, что теперь все по-другому. И жизнь, и мир…словно все обрело новые краски и новое содержание. Мне больше не хотелось плакать. Тем более, раздражать его своими слезами. - Он больше не бьет тебя? – спросил Ник, моментально становясь серьезным. От него ничего невозможно было укрыть, да и не особо хотелось. Единственная загадка – почему он ко мне так хорошо относится – так и осталась не раскрытой. Наверное, он просто очень хороший человек. Я отрицательно мотнул головой. - Нет. Он обещал…обещал больше этого не делать. Я до сих пор с содроганием вспоминал всю свою прошлую жизнь. Оказывается, он просто любил меня…любил, пытаясь это чувство испепелить сжигающей душу ненавистью. - Ну-ну. Тогда предпочту не заметить красноречивый синяк на твоей шее. А еще вон тот, на плече, - усмехнулся Ник. Он как всегда прав. Брат больше не бил меня по пустякам, зато наедине…когда я дрожу в его объятиях, когда задыхаюсь от его поцелуев, когда он душит меня своею любовью…когда уже не важно, что будет потом с моим телом, лишь бы он только не отпускал меня…тогда все обещания попросту теряют всякий смысл… - Это не считается, - я неопределенно мотнул головой, сосредотачиваясь на линиях. Мне показалось, что нарисованные глаза прожигают меня насквозь, и мне безумно захотелось сейчас приникнуть к этим губам, дотронуться до его смуглой кожи…я стал одержимым, раз завожусь всего лишь от его портрета. Наверное, я всегда таким был. - Скажи, ты раньше всегда рисовал людей? Просто у тебя так хорошо получается… - Почти никогда, - отозвался я, стирая ластиком лишние тени на лице Вадима. - А как же… И снова я улыбнулся, смотря ему прямо в глаза - Я просто рисую то, что выжжено у меня на сердце. *** - До чего ты ребенка довел, - фыркнул я, хмуро косясь на друга и с жалостью смотря на брата, который уснул прямо над рисунком. - А я тут причем? – Ник развел руками, не переставая крутиться на своем компьютерном стуле, - Ты сам попросил его нарисовать твой портрет. Так и в чем проблема? - Сначала он нарисовал его для меня, а потом ты запряг его работать на этот долбанный журнал! Кому нужна графика, вот скажи мне? Одних фотографий им недостаточно?! - Зато это оригинально! И рисует Алексей просто фантастически! Я вздохнул и подошел к спящему мальчику. Посмотрел на это по-детски наивное выражение лица и аккуратно вытащил из-под него свой портрет. Да, он был еще не готов, но лицо было нарисовано настолько идеально, что я невольно позавидовал себе самому. За то, что обладаю настолько красивой внешностью, и за то, что обладаю Алексеем. Неужели нужно было пятнадцать лет издеваться над ним, просто чтобы понять – он тот, кто мне дорог? - Почему при взгляде на свой портрет ты стал выглядеть таким несчастным, а? – спросил Никита, подходя ко мне и трогая мой лоб. Я, вздохнув, отложил портрет. Он всегда проявляет излишнюю заботу. - Я идиот. Ему пришлось столько от меня вытерпеть. Но мне, правда, казалось, что я его ненавижу. Я винил его в своих бедах…как глупо. - Знаешь, - Ник провел рукой по моей щеке, - мне кажется, что после вашей первой ночи ты тоже изменился. Словно та самая часть, отвечающая за ненависть, исчезла, наконец отпустив и тебя, и его. Ты стал другим…и мне нравятся эти перемены. Я улыбнулся. - Возможно. Мне действительно больше не хотелось видеть страх в его голубых огромных глазах. Мне хотелось видеть в них совершенно другие чувства. - Слишком много воды утекло, слишком много…но он ведь простил тебя? Простил, потому что он любит. Любит такого жуткого садиста, как ты. Я лишь усмехнулся и аккуратно взял брата на руки, желая перенести его в отведенную нам комнату на кровать. Вообще квартира Ника представляла собой две спальни и огромную гостиную-фотостудию, объединенную с кухней. Так что я не думаю, что мы его сильно стесняем. Не жить же нам теперь с родителями. Аккуратно положив его на кровать и накрыв одеялом, я невольно засмотрелся на него. Непохожий. Совсем непохожий на меня. Ни капли. Но его не за что ненавидеть. Потому что глаза слишком наивные и душа слишком чистая и светлая. Творческая. И я. Маньяк… Родители отнеслись к нашему переезду странно, но сопротивляться не стали. Мы мотивировали это тем, что мне нужно работать, а Алексею совершенствовать технику рисунка. Мама до сих пор думает, что все его синяки получены им либо в школе от банды каких-то имбицилов, либо оттого, что он где-то упал или ударился. При этом они прекрасно знали, какие у нас с ним были «медовые» отношения. Наверное, мать такая же наивная, как и он, раз ей не показалось подозрительным, почему вдруг два ненавидящих друг друга существа говорят, что будут жить вместе у друзей. Но тем лучше. Чуть не забыл…вытаскиваю из кармана небольшую зеленую коробочку, перевязанную лентой, и кладу рядом с ним на подушку. - А ты и вправду изменился, - вздрагиваю от неожиданности. Ник, чтоб его… - Такие романтические мелочи… - Да, изменился, - я твердо посмотрел ему в глаза. – Мне нужно все исправить. И я больше не собираюсь избивать его, ясно? *** Открываю глаза и первое, что замечаю рядом с собой – крошечную коробочку. Мои любимые леденцы. Нет…так не бывает…к горлу подкатывают слезы… В комнату заходит Вадим и садится рядом со мной, смотрит на слезы, скатывающиеся по щекам - внимательно, чересчур спокойно. - Я же просил тебя больше не плакать. – Тихо говорит он, вытирая мне глаза кончиками пальцев. - Просто…это…это… - Я не мог подобрать слова, вместо этого вцепился в него руками, пряча лицо на его плече и успокаиваясь просто от того, что он настолько близко. Как резко поменялись мои чувства к нему. Я помню, что раньше боялся одного его взгляда. Но, наверное, это мне тоже приснилось? - Я знаю, - ты укладываешь меня обратно в постель, нависая сверху и целуя мои губы, проникая в рот языком и почти успокаивающе проводя им по рядам зубов. Сознание моментально отключается, перенося меня в совершенно другой мир. Мир, где существуем только мы вдвоем. - Возьми меня, - выдыхаю тебе в губы и желаю полностью раствориться в тебе. Без остатка. - Что, прямо сейчас? – усмехаешься ты, впрочем, сбрасывая с себя черную кожаную жилетку, давая мне возможность прикоснуться к твоей коже. - Да. Сейчас. – Снова припадаю к твоим губам, желая насытиться этими поцелуями, что сделать невозможно. Я хочу тебя. Снова. Как в первый раз. - Тебе будет больно, - в твоих глазах постепенно разгорается огонек страсти, с каждой секундой превращающийся в бушующий пожар, убивающий все на своем пути. - Если тебе так будет угодно, - тихо отвечаю я и отвожу взгляд. – Мне все равно, что со мной будет. - Зато мне не все равно. Твои жаркие поцелуи стали медленно мучить меня, ты буквально вгрызался в мою кожу, оставляя отметины на моем теле, заставляя меня сходить с ума и кричать твое имя. Каждый раз, когда я с тобой, я как будто умираю…а потом, подобно фениксу, возрождаюсь вновь. Я не хочу, чтобы это прекращалось. Я хочу, чтобы ты выбивал из меня крики боли и наслаждения. Я хочу отдаваться тебе, забывать свою суть, тонуть в твоих глазах, задыхаться в объятиях. Задуши меня… Кажется, последнюю фразу я сказал вслух, так как ты тут же взял с комода небольшой шелковистый платок и завязал его на моей шее, почти перекрывая доступ к кислороду. Разворачиваешь меня, прижимаешь лицом к стене, свободной рукой стаскивая давно уже мешающиеся шорты – единственное, что осталось на моем теле. Кровь стучит в голове, я почти ничего не слышу, практически не могу дышать, но все мои чувства обостряются до предела. Я чувствую тебя, ощущаю твой запах, слышу, как твое сердце выстукивает бешеные ритмы. Слегка наклоняешь меня, крепко фиксируя мои руки за моей спиной. Больно…я хочу, чтобы было еще больнее… Нет, ты не просишь меня расслабиться. Не шепчешь мне на ухо нечто успокаивающее, что было бы совсем не уместно в сложившейся ситуации. Вместо этого ты произносишь короткую фразу. Фразу, от которой хочется простить тебе не просто все, но даже больше. Фразу, которая заставляет мое сердце трепетать: - Я люблю тебя… Резкая боль там, внизу, ощущается сильнее, чем обычно. Я вскрикиваю, невольно пытаюсь вырваться, но ты не даешь мне этого сделать. Ты входишь в меня на всю длину и замираешь. И, пока я пытался сделать хоть один единственный выдох, ты завязываешь мне глаза. Теперь я не только не могу дышать, но и потерял визуальную связь с миром. Я потерял визуальную связь с тобой, но твой образ ярким отпечатком живет в моем воображении. Сколько не силюсь представить твое лицо, оно все равно имеет ласковое выражение и легкую полуулыбку. Я люблю тебя идеализировать. Ты начинаешь двигаться, с каждым толчком словно разрывая меня на части, но вместе с этим делая на удивление целостным. Я словно обрел часть себя рядом с тобой. Рядом с таким тобой. Слышу твое сбивающееся дыхание, чувствую, как твои руки сжимают мои бедра, и подаюсь тебе навстречу, жмурясь от боли. Ты целуешь мою шею, слегка покусываешь ухо и зализываешь несколько синяков, оставшихся еще с прошлого раза, не прекращая при этом двигаться. Я весь твой. И ты знаешь это. Я задыхаюсь, вокруг меня сплошная тьма, от этого хочется еще сильнее ощутить тебя в себе, слиться воедино, услышать, как наши сердца бьются в унисон, в едином порыве страсти. Я счастлив, как никогда. И снова эти проклятые слезы… - Еще немного… - шепчешь ты, обхватывая мой член рукой и делая буквально несколько движений, после чего я выгибаюсь всем телом и снова умираю…мне кажется, что все мое тело взорвалось, расплавилось, самоуничтожилось…такая сладкая боль…я так люблю эти минуты…яркие…жестокие…полные любви…я люблю тебя… Только после того, как ты кончаешь в меня, я получаю возможность нормально дышать. Судорожно вдыхаю в себя воздух и без сил растягиваюсь на кровати. Такие марафоны выдержит не каждый человек, тем более хилый подросток, но я выдержу. Ради тебя. Наклоняешься и нежно, так, что у меня от контраста ощущений глаза округляются до предела, целуешь меня в висок. - Я тебя предупреждал. Мазохист… - Я в курсе, - голос похож на хриплую сломанную шарманку. - Прости. Я не могу иначе. - Я тоже. И вновь наши глаза встречаются. Какие же они у тебя яркие…такие выразительные, четкие…самые совершенные… Вскакиваю с кровати и шатающейся походкой иду в гостиную за портретом. Я не боюсь, что Ник увидит меня в таком виде. Он, обычно, ясно понимая, что происходит за стеной, уходит в свою комнату до тех пор, пока Вадим сам не зайдет к нему. Так что хватаю рисунок, карандаш и возвращаюсь обратно. - Может, лучше отдохнешь? – спрашивает Вадим, садясь за белый стол и усаживая меня к себе на колени, обнимая за талию. Сидеть больно, но я должен… - Нет, - отрицательно мотаю головой, - я должен запечатлеть совершенство. - Как знаешь. И вот снова череда линий и деталей. Только теперь я привношу в портрет некоторые изменения. Теперь эти глаза выражают не просто любовь ко всему живому. Я добавляю к ним твердости. Твердости в сочетании с добротой. Той, которая позволяет тебе без зазрения совести практически насиловать мое тело, а потом нежно обнимать, прижимая к себе так крепко, как только возможно. Именно поэтому я люблю тебя… *** - Вы назвали свою коллекцию «пароль от сердца». И практически на каждой из картин изображен один единственный человек… - Потому, что я взломал пароль к сердцу именно этого человека. - Но…он ваш брат, ведь так? К тому же очень известная модель, актер, телеведущий… - Мне все равно, кто он. Главное, что он со мной рядом… Я развернулся к Вадиму и демонстративно поцеловал его, на что услышал лишь тихий смешок мне в губы. Скорее всего, завтра эта сцена появится во всех газетах нашего города. Надеюсь, он не узнает… - В-вам ведь двадцать пять, а вы уже талантливый и известный художник… - кажется, журналиста смутили наши действия. - Это все благодаря моим друзьям, - я улыбнулся, вдалеке заметив, как Ник пытался накормить Сашу какими-то тарталетками, на что тот лишь морщился. Голубки. Он тоже очень многого достиг в области живописи, но увлекся китайской каллиграфией, и наши предпочтения разошлись. Я рисовал только портреты. Собственно, сегодняшний банкет был приурочен к открытию нашей с ним выставки и выпуску фотоальбома Ника, который весь состоял из фотографий Вадима. Какой-то семейный бизнес, ей богу. Ну, или просто дружеский. Хотя, мы настолько тепло и тесно общаемся, что впору действительно называть нас семьей… *** - Это ты сделал, тварь, отвечай?! Не стоило мне этого делать…и тебе не стоит на меня кричать…знаешь же о последствиях… - Что ты опять от меня хочешь? – я все-таки научился за двадцать пять лет своей жизни твердо смотреть тебе в глаза и не дрожать. Машешь передо мной каким-то журналом. Как мило. На обложке мы. Целуемся. - И чем ты не доволен? - Я?! Да, блять, всем! Откуда это у них?! Я думал, нас тогда никто не снимает! - О, ты как всегда ошибся! - Не смей разговаривать со мной в подобном тоне! – рычишь ты и больно ударяешь меня по лицу. Отлетаю к стене и опускаюсь на пол. На мои руки закапала кровь. - Хороший удар, я прямо завелся. - Мазохист, - фыркнул ты, но в твоих глазах уже появляются смешинки. Резко хватаю тебя за ногу и тяну на себя, после чего ты падаешь на пол. Тут же забираюсь на тебя сверху. - Я в курсе, - и чувственный поцелуй, в котором ты как всегда кусаешь мои губы до крови. Да, именно за это я и люблю тебя. За твой нежный садизм.