***
Эльза с криком подскочила на кровати, обливаясь потом, путаясь в одеяле и простыни, рухнула обратно на подушки и тут же посмотрела на свои трясущиеся руки. Тусклого лунного света хватало, чтобы увидеть, что крови на них нет. У неё и прежде были кошмары, и до коронации, и после, где во снах она обнимает ледяную статую своей сестры – и чуда не происходит. Или где Анна приходит к ней в её ледяной дворец – и Эльза убивает её льдинкой, попавшей в сердце. Или когда детьми они играют в бальном зале – и Эльза промахивается. Но самый страшный кошмар - это прожить всю жизнь в сожалениях, питаясь одними лишь иллюзиями, медленно старея и сходя с ума в одиночестве стылого замка. Её трясёт от страха, но она быстро встаёт с кровати и на подгибающихся ногах идёт к дверям, тянет их на себя, зажмуриваясь на секунду, ожидая увидеть перед собой призрака – но призрака нет, и королева быстро пересекает коридор. Стучит в дверь напротив условным стуком «тук-тук-тудук-тук-тук», хотя в такой час это вряд ли разбудит Анну. Сегодня во сне она прожила целую жизнь – страшную, холодную и одинокую жизнь, когда самое важное оказывается не сказанным вовремя, когда не понимаешь, отказываешься понимать, что любимого человека больше нет рядом, и сходишь с ума, и оправдываешься перед призраками из прошлого. Никогда не знаешь, откуда придёт беда, а значит она должна сказать. Сейчас же. - Анна? - Эльза приотворяет дверь и заглядывает в комнату сестры. Рыжая спутанная копна торчит из-под одеяла, и королева невольно улыбается и успокаивается, слыша мерное посапывание. Она тихонько проходит в комнату и прикрывает за собой дверь, идёт по пушистому ковру к кровати сестры и садится на краешек. Самое страшное – это сказать «люблю» человеку, которого уже нет в живых. - Эльза? – Анна приоткрывает глаза, потягивается и напугано-серьёзно смотрит на королеву. – Что случилось? На тебе лица нет. Быть может, и она, и всё вокруг неё, и происходящее сейчас с ней – лишь чей-то сон, плод чьего-то воображения, как и приснившаяся ей сейчас жизнь. Будь что будет. Она берёт ладони Анны в свои, секунду – не больше – колеблется, собираясь с духом, и поднимает глаза, глядя сестре в лицо. Если их нынешняя жизнь – лишь чей-то долгий сон, так пускай этот сон будет добрым. - Анна. Я должна тебе кое-что сказать.Часть 1
8 сентября 2014 г. в 04:28
- Бим-бом! - бьют старинные часы. Безлунная, а оттого необычайно тёмная ночь опускается на холодный замок, окутывая туманами, пряча от посторонних глаз. Сглаживает тенями и мхом оставленные давней войной сколы и трещины в сером камне.
- Бим-бом, - вторят высокие стены да сводчатые потолки спящего замка. Звенит эхо в пустых коридорах, отражаясь от зеркал и окон; слегка дребезжа стёклами, заглянет в самые потаённые комнатки и переходы: «Ау? Есть тут кто?»
- Бим-бом… - переговариваются портьеры и гобелены, зашелестят им в тон небрежно оставленные на столе бумаги. Обитатели портретов дёрнутся – раз, другой – моргнут и вдруг поклонятся друг другу приветственно, «ах, какая чудная ночь сегодня, не правда ли?»
Оживает замок с приходом темноты, дышит, стучит каменным сердцем, скрипит паркетными полами и дверными петлями. Такой старый, а вот держится ещё, стоит, да по ночам не даёт спать своей хозяйке.
- Бим-бом… - одними губами шепчет королева. Уж сколько десятилетий шепчет, вглядываясь с нависающий над кроватью балдахин. Если прищуриться и смотреть долго, может показаться, что тяжёлая ткань опускается потихоньку, грозя накрыть и раздавить своим весом, отобрать из слабых лёгких последний воздух, да так и оставить её умирать.
Но Эльза распахивает глаза – и видение исчезает, и как прежде будут шевелиться шторы от лёгкого сквозняка, и будут мелькать тени на потолке, и будет подвывать ветер в щелях: «У-у, у-у!», - стонет вечным призраком, будто чья-то шаловливая рука давным-давно оставила меж стропил деревянных перекрытий горлышко бутылки, дабы пошутить или напугать.
Но Эльзе не страшно: и правда, к чему опасаться вымышленных призраков, когда всю жизнь преследуют настоящие?
- Бим-бом! – звучит в голове звон погребальных колоколов.
И замирает всё в вечном трауре по принцессе Анне, и до самого утра ничто не смеет нарушить липкую тишину, кроме призраков да воспоминаний.
Она только силится – и всё никак не может вспомнить, с каким же звуком срывается тетива лука? Как свистит в полёте, неминуемо приближаясь, трепеща жёстким опереньем, вражеская стрела? Она думала, что никогда не забудет… Она не хочет забывать. Она хочет, чтобы это преследовало её, не отпускало. Мучило.
Когда на Эренделл напали, юная королева Эльза сама вышла на крепостную стену, направляя снежные потоки против бессчётной армии врага, сбивая с ног, вмораживая огромные корабли в могучий лёд, защищая собственных воинов ледяными щитами. Принцесса Анна оставалась с сестрой и не покидала её, даже когда битва шла у самых ворот замка, а у Эльзы уже не хватало сил ни чтобы творить волшебство, ни чтобы безрезультатно отсылать упрямую сестру в укрытие. Анна была рядом, когда приходилось отдавать хладнокровные приказы, не жалея ни своих, ни чужих, воюя, не выбирая средств, и лишь надеясь, что Анна – не народ – Анна - простит ей эту вынужденную жестокость, не посмотрит со страхом или презрением, надеясь, что для искупления у неё впереди вся жизнь.
Вот сейчас, через пару секунд – слышите? Неужели не слышите? Вот же оно, совсем тихонько, но, если прислушаться, в молчании замка можно услышать, как…
- Тук-тук, - да-а, как всегда, в одно и то же время, ночь за ночью, год за годом, аккуратненько так «тук-тук» стучит девичий кулачок в резную дубовую дверь, и королева, улыбаясь себе, тянется старческой своей рукой за тростью, прислонённой к прикроватной тумбе. Опирается и встаёт медленно, пережидая, пока головокружение пройдёт – поди, не девочка уже, а сколько на самом деле лет – уж никто и не помнит, даже она сама. Да и некому помнить в этом пустом замке.
- Шарк-шарк-цок, - идёт медленно к двери, переставляя слабые ноги, опираясь на трость, шевеля губами что-то неразборчивое, но необратимо складывающееся в «сейчас, Анна, иду, Анна». - Шарк-шарк-цок.
Эльза кладёт изрезанную морщинами бледную худую ладонь на дверную ручку и тяжело тянет дверь на себя.
Удар сердца.
- Тук…
Руки тряслись, ноги едва держали, и она бы упала, не поддерживай её Анна под локоть. Но ход битвы наконец преломился, и вражеская армия была отброшена от замка. С бойниц и стен сыпались последние ядра и стрелы; оставшиеся в Эренделле снаряды можно было без труда пересчитать - но противник этого не знал. На усталых лицах последних защитников маленького королевства появились первые за столько суток неуверенные улыбки. Так же неуверенно улыбалась королева Эльза. Самое страшное, что могло произойти, осталось позади, миновав их. Так она думала. Так она надеялась.
Картинка перед глазами расплывалась от невозможной усталости, её трясло, как загнанную лошадь, во всем теле не осталось ни снежинки магии, но краем глаза она неотрывно смотрела на Анну – и твердила, твердила себе одно и то же, будто мгновение – и она забудет.
Рассказать. Когда всё закончится – рассказать. Признаться. Обязательно.
Потому что внезапно это стало страшно. Они могли погибнуть. Или хуже - одна из них могла погибнуть. И пускай Эльза не хотела в случае своей кончины оставлять Анну один на один со своим признанием, со своими чувствами - неуместными, ненужными и неправильными, она хотела бы, умирая, надеяться на последнюю ответную улыбку.
Мысль о том, что всё может обернуться иначе, и она сама останется одна, королева даже допустить боялась.
- …тук! – эхо ещё неслось вдаль по замершим коридорам, а в распахнутые двери спальни уже врывается вихрь, пахнущий летом, земляникой и ещё чем-то приторно-сладким, неприятным. Тленом. Призраки всегда пахнут тленом, хотя Эльзе и не с чем было сравнивать. Вихрь берёт её под локоть и ведёт прочь из комнаты, меленькими шажками, туда же, куда вёл и прошлую ночь, и позапрошлую, и поза- позапрошлую… и десять лет назад, и двадцать. И каждую ночь путь становится на один шажок длиннее, и каждую ночь Анна проводит её всё дальше, будто к какой-то разгадке.
«Почему ты мне не рассказала?» - с укором спрашивает Анна, глядя на сестру прозрачными глазами, и Эльза виновато – Анна каждую ночь это спрашивает – улыбается и пожимает плечами. Она просто не помнит.
Но каждую ночь вспоминает всё больше.
Первые дни после победы она даже не понимала, что случилось. Было слишком много дел: война тяжёлой поступью безжалостного великана прошлась по её родной земле, сминая дома вместе с их жильцами, превращая пахотные земли в пылающие равнины, и от огней пожарищ казалось, что горит сама вода фьорда. Жители маленького островного королевства, собрав оставшийся нехитрый скарб, бежали в соседние государства – и их нельзя было винить. Война была выиграна, но такой ценой, что проще было сдаться на милость завоевателю. Простым мирным жителям незнакома королевская гордость, им всё равно, кто правит, а посему некому стало восстанавливать разрушенные дома и выжженные пастбища. И за всеми делами и вопросами Эльза даже не задавалась вопросом, где Анна. Так прошёл день, прошла неделя, и королева, впервые, как бы между делом, поинтересовавшись у кого-то из прислуги, мол, кстати, где моя сестра? – наткнулась на напуганный взгляд и слёзы в уголках глаз. Эльза не могла понять, что происходит, глядела невинно, когда окружающие отводили взгляд, а по замку необратимый нёсся шёпот.
«Юная королева помешалась с горя».
«Королева Эльза из-за траура сошла с ума».
«Её Величество не вынесла этой потери».
Какой потери? Какого траура?
Анна пришла к ней спустя неделю с двенадцатым ударом часов. Ворвалась рыжим вихрем, обдав неприятным приторным ароматом, раскидала бумаги на столе, отдёрнула шторы, позволяя луне скупо осветить комнату преломлённым и рассеянным через призрачную фигуру светом.
Они, вроде, о чём-то разговаривали, и, вроде, над чем-то смеялись – Эльза ведь так давно не смеялась. А на утро слуги будут шептаться:
«Юная королева помешалась с горя».
«Её Величество разговаривает сама с собой».
«Королева Эльза ночами смеётся в своей спальне».
А она искренне недоумевала, в чём же дело, ведь это с Анной она разговаривает по ночам, с ней шутит. Принцесса приходит с полночью, стучит в дверь, когда стихает эхо от ударов часов, и Эльза тут же кидается открывать ей.
«Сейчас, Анна, иду, Анна»!
Анна берёт её под руку и ведёт по замку, каждую ночь чуть дальше, куда-то по коридору, потом на лестницу, вверх, ступенька за ступенькой. А потом немногие оставшиеся в замке слуги скажут:
«Королева из ума выжила, во сне ходит».
А ей было так интересно, куда рано или поздно приведёт её Анна, что она ей покажет. Она как ребёнок радовалась ночам, проведённым с сестрой, и днём лишь мучилась время от времени, пытаясь вспомнить… Что? Она хотела что-то рассказать – кому? Анне? В голове будто перемкнуло, казалось, ответ лежит на поверхности, слова крутятся на языке – но ни вспомнить, ни поймать ускользающую мысль было ей не по силам.
А потом, как-то днём, впервые после победы Эльза отправилась навестить могилы родителей.
На её крик прибежали даже те, кто был в замке. Королева стояла на коленях и, рыдая, с нечеловеческим воем разрывала ногтями землю и царапала короткую витиеватую надпись, выбитую в камне, размазывая по нему кровь из разбитых пальцев.
Могильных камня было три.
Она боялась следующей ночи, как не боялась ничего в жизни. Каждого скрипа половицы, каждого стука двери. Замок непреклонно просыпался, шептались портреты, подвывали сквозняки… А Эльза сидела на не расстеленной кровати, обхватив руками колени, покачиваясь из стороны в сторону и не отрываясь глядя на часы.
- Тик-так, - королева опустила голову и зажала уши ладонями.
- Бим-бомммм! – она вздрогнула, стала намурлыкивать себе что-то под нос, лишь бы не слышать, - бим-бом!
Бой часов было ничем не заглушить, и она отчётливо понимала, что сейчас пробьёт последний удар, а потом… Не в силах этого вынести, она сорвалась с места, ринулась к двери, бросившись на неё грудью, и, вцепившись в ручки, потянула на себя тяжёлые створки.
В проёме, занеся руку и улыбаясь в пустоту, стояла Анна.
Ноги подогнулись, и королева рухнула на колени, содрогаясь от беззвучного плача. Ледяные призрачные руки обняли её, и Эльза впервые в жизни поняла – существует холод, способный заморозить её.
«Почему ты мне не рассказала?» - укоряла её Анна.
«Прости меня, Анна, прости…»
«Почему ты мне не рассказала?» - повторяла Анна снова и снова.
«Прости, Анна, я так люблю тебя…»
«Почему ты мне не рассказала?» - неслось эхо голосом Анны, вторили портреты с лицом Анны, дребезжали зеркала, отражающие Анну…
А потом стало просто всё равно. Она погрузилась в святое неведение и слепоту, и полуночный бой часов вновь стал отрадным, и каждую ночь она снова и снова открывала Анне дверь, и позволяла вести себя к какой-то разгадке, вдаль по коридору, вверх по лестнице.
Они преодолевают последнюю ступеньку и выходят на стену замка, откуда видно простирающееся до самого фьорда мёртвое поле – поле боя. Эльза глянула вниз – и прижала ладонь ко рту, чтобы не ахнуть.
Под стенами замка стояла армия из ледяных статуй. Их были тысячи, они словно бежали прочь, выпростав руки вперёд, будто предупреждая возможных захватчиков о страшной участи, постигшей их.
Так вот, значит, как закончилась война.
Эльза оглянулась – и обнаружила себя в центре битвы, и Анна стояла рядом, и было всё, как в тот самый день. Оглушаемая звоном мечей и криками, Эльза неотрывно смотрит на Анну – и ждёт с ужасом того, что вскоре произойдёт.
А потом время застывает.
И во внезапной оглушающей ночной тишине она слышит тихий щелчок и свист.
- Фьююють! - с таким звуком отправляется в полёт стрела, она, наконец, вспомнила. Она отчётливо видит приближающийся наконечник, слышит, как трещит в полёте оперенье, страшно, тревожно, как гремучая змея. Она уже знает, что сейчас случится, – и не может пошевелиться, чтобы предотвратить этого.
В следующую бесконечно долгую секунду Анна метнулась и оказалась перед ней, заслоняя от неминуемой смерти, а ещё через мгновение улыбка на её лице померкла и сменилась удивлением и болью, тело выгнулось, прильнуло к Эльзе, и королева почувствовала укол в животе, там, где стрела прошла насквозь и вышла из грудины Анны. Из уголка рта потекла по подбородку кровавая дорожка. Анна как-то странно улыбнулась – и начала оседать, Эльза подхватила её, опустила на холодный каменный пол, рухнула рядом на колени и прижала к себе, баюкая и умоляя не уходить.
Не сказано. Не сделано. Не выполнено.
Эльза целовала холодеющее лицо и окровавленные губы сестры, шепча вечное «не покидай меня».
Анна смотрела на неё неотрывно, улыбалась страшно-счастливо, гладила ледяными пальцами по мокрой щеке, оставляя кровавые разводы на лице королевы.
Поздно! Всё слишком поздно!
- Я так люблю тебя, Анна! Слышишь, Анна, я люблю тебя! Я…
Но Анна была уже мертва.