Братья и другие бьющиеся вещи

      Азула уже давно поняла, что все игрушки ломаются. Кроме одной.       Некоторые, конечно, держались дольше, чем другие. Некоторые ломались сразу же, почти не сопротивляясь. Кое-кто не сдавался месяц или даже два. Но в конце концов все они приходили в негодность: и куклы, и деревянные солдатики, и люди.       Однако была одна игрушка, которая никогда её не подводила, и ее звали Зуко. Его она мучила дольше всех, но он до сих пор не был сломлен. Он всегда поднимался на ноги и был готов к следующему раунду. Вот почему с ним было так забавно играть.       Но в этот раз Зуко не играл.       Он низко опустил голову, волосы — неровные и отросшие, как у простолюдина — падали ему на лицо, и он даже не пытался шевельнуться, чтобы посмотреть на сестру. Его руки были скованы за спиной цепью, уходящей в стену, но поначалу это не помешало ему рвануться к ней, выплевывая вперемешку оскорбления и огонь. Сейчас Азула стояла прямо перед ним, но Зуко этого даже не замечал.       Ее любимая игрушка. Интересно, она уже сломана, как все остальные?       — Ох, Зузу, не смотри на меня с такой тоской. Я уверена, что Аватар придет… когда-нибудь, — она подошла ближе. — Ну же! Ведь это я. Разве ты не хочешь поздороваться?       Зуко поднял взгляд, его глаза сузились. Кто-то другой мог бы принять это за выражение его эмоций, но Азула знала: это всего лишь рефлекс. Азула ударила его наотмашь, и её накрашенные ногти оставили на щеке четыре параллельные полосы. Она почти проворковала:       — Или мать просто не научила тебя хорошим манерам?       — Принцесса, вам не стоит подходить так бли...       Она резко повернулась.       — Думаете, он сможет навредить мне? Не глупите, Зузу всегда был слабаком. Он по сравнению со мной ничто, — Азула протянула руку и толкнула голову назад, глядя, как в отметинах от ногтей собирается кровь. — Может, хочешь возразить? Я всегда и во всём буду лучше тебя.       Зуко безучастно наблюдал за ней. На краю сознания мелькнула мысль: как нелепо, что именно здесь и сейчас он сумел взять себя в руки. В конце концов, так и было. Азула просто не желала верить, что самая лучшая ее игрушка отказалась от борьбы. Ей хотелось не этого.       Ведь ни одна игра не может обойтись без Зуко.       Азула внимательно взглянула на брата, оценивая его состояние. Сзади на шее горел отпечаток руки – покрасневшая после ожога кожа. Она знала, что вся спина исполосована красными, воспаленными следами от ударов плетью, оставшимися после того, как он посмел ослушаться. Грудь и живот покрывали синяки, а сломанный нос сросся неровно. Нет, она еще найдет способ прорваться сквозь стену его спокойствия!       — Отпустите его, — внезапно приказала она. Охранники, стоявшие у двери, обернулись и уставились на нее.       — Принцесса?..       — Не из этой комнаты, болваны, просто снимите цепи. Мне интересно, осталось ли в нём что-то от принца Зуко. И, кроме того, мне скучно и хочется потренироваться, — она с нарочитой небрежностью тряхнула волосами и улыбнулась. — Конечно, если вы настаиваете, я могу использовать вместо него кого-то из вас.       Охранники поспешили снять оковы, и те упали на землю под её нетерпеливым взглядом. Лишившись поддержки, Зуко упал вперед с едва слышным стоном — его невозможно было бы расслышать, если не прислушиваться. Он поднялся на колени и начал растирать запястья, стиснув зубы, когда кровь прилила к скрюченным, плохо сросшимся пальцам.       Не давая ему прийти в себя, Азула сделала несколько танцующих шагов назад и выпустила струю голубого пламени по его босым ногам. Зуко вскрикнул и свернулся на полу — большего за эти дни от него было невозможно добиться. Их глаза встретились. Пустой взгляд. Ничего, она могла это исправить.       — Сражайся, — она почти мурлыкала. — Покажи мне, что ты умеешь.       Зуко с трудом поднялся на ноги, покачиваясь.       — Я не собираюсь сражаться с тобой, — произнёс он тихим, хриплым голосом.       — Что ты сказал? — Азула обнажила зубы в ухмылке.       Зуко покачал головой. Следы от кандалов на запястьях отливали синюшным цветом, кожа там вздулась волдырями, а капли крови из порезов от её пощёчины скатывались по подбородку.       — У тебя невозможно выиграть. Теперь я это понимаю. Я думал, что знаю правила, но ты меняешь их на ходу. Я больше не собираюсь сражаться с тобой.       Она вспомнила куклу, которую ей отправили в подарок из Ба Синг Се. Брат получил генеральский нож. А она получила дурацкую, ненужную куклу из Царства Земли. Она кидала её об стены, трясла из стороны в сторону, отдала Мэй в качестве мишени, но кукла просто принимала все удары в своё мягкое нутро. Жалкая болванка.       Тогда Азула просто сожгла её.       — Чего ты боишься? — на ядовито усмехнулась. — Что я снова побью тебя?       Зуко просто смотрел на нее, и Азула была поражена — он улыбался. Зуко никогда не улыбался. Часто хмурился. Смотрел исподлобья почти все время. Но она никогда не видела его улыбки после того, как пропала их мать. И эта улыбка была не такой, как раньше: вымученная, жуткая, от которой ей стало почти не по себе.       — Ты уже ничего не можешь со мной сделать, сестрёнка.       Ей хотелось кричать. Рвать на себе волосы и кричать. Вместо этого Азула запустила в него два сгустка голубого пламени, по одному с каждой руки, и рявкнула:       — Ты будешь драться со мной! Ты будешь драться и снова проиграешь! Трус! Предатель!       Зуко просто сел, скрестив ноги и положив перед собой руки.       Она бросила еще один огненный шар, на этот раз так близко, что искры попали ему в волосы. Зуко не вздрогнул, не вскрикнул и даже не посмотрел в его сторону. Азуле хотелось потребовать ответа: кто ты и что ты сделал с моим братом?! Потому что это был не Зуко. Зуко всегда был воином, всегда боролся за каждую пядь. Должен был бороться! И никогда не сдавался без боя.       А теперь он сидел здесь и отказывался сражаться.       — Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать! — закричала она. — Ты понятия не имеешь, сколько еще я могу заставить тебя страдать! Или их, когда они при…       — Ты ошибаешься. Я вовсе не так важен, — спокойно ответил Зуко, продолжая сидеть. — Они не придут.       Азула заметила странную вспышку в его глазах и сделала ответный выпад.       — А вдруг они придут — ты ведь этого боишься? Думаешь, я убью тебя, Зузу? Никто не станет спасать мертвеца, так ты считаешь? Ты должен был знать меня гораздо лучше. Я не стану убивать тебя. Мне это и не нужно. Вместо этого я заставлю тебя мучаться вечно.       Зуко ничего не ответил. Разочаровавшись, она послала следующий сгусток огня прямо в него, уверенная, что он станет уворачиваться, попробует отбить его, будет…       Зуко кричал как раненый зверь, когда шар врезался в грудь, за доли секунды сжигая кожу до кровавых пузырей. Азула в ужасе накинулась на одного из гвардейцев и резко скомандовала:       — Поднимите его! Будьте вы прокляты, помогите ему!       Она злилась, металась по комнате, прижимая руки к бокам, и слушала тяжелое дыхание брата — единственный звук после того ужасного крика, которого от него было возможно услышать. В голове снова зазвучал голос матери: «Азула, почему ты всегда ломаешь свои игрушки? Если будешь продолжать так и дальше, я больше не куплю тебе ни одной, и тогда тебе не с чем будет играть».       Где были целители из Племени Воды, когда они были так нужны?!       — Свободны, — она резко оттолкнула охранников, когда те закончили. — Вам не кажется, что дальше я смогу справиться самостоятельно?       Она мысленно порадовалась вышколенности слуги, когда те поспешно покинули комнату, и повернулась к лежащему на спине брату. Азула смотрела на него с явным презрением.       — Зузу, почему ты всегда должен разочаровывать меня?       — Я не пытаюсь произвести на тебя впечатление, — Зуко открыл глаза. Только едва заметная ломкость голоса выдавала боль, которую он чувствовал. — Никогда не пытался.       — Нет, только перед отцом, — она глумилась. — И посмотри, как хорошо ты в этом преуспел…       — Я не собираюсь драться с тобой, — сказал он тихо. — Не собираюсь.       — Как будто ты сможешь. Посмотри на себя — одна небольшая царапина, и ты уже скулишь на полу. Ты же принц. О, прости, — она высоко и звонко рассмеялась, — Был им, — Азула встала на колени возле него и провела пальцами по ране, оставляя кровавые полосы. — Бедный Зузу. Я чувствую себя такой виноватой перед тобой.       Он хрипло рассмеялся, когда она запустила измазанные пальцы в волосы и царапнула кожу острыми ногтями.       — Азула всегда лжет, — кажется, он повторял чьи-то слова , уйдя в свои мысли. Азула ударила снова, но не огнем, а кулаком в живот. Зуко свернулся, хрипя от боли.       — Вставай и сражайся. Бей в то, что ненавидишь во мне. И поверь, ты не захочешь платить за свой провал, — вокруг кулака начала трещать молния. — Если хочешь знать мое мнение, отец был слишком милосердным. Он позволил тебе жить чересчур долго. Более того, он позволил жить маме, несмотря на ее измену.       — Она была и твоей матерью, — возразил Зуко, и она заметила, что он дрожит. Ну наконец-то. Азула улыбнулась — возможно, кукла не так безвольна, как кажется.       — Ни один член моей семьи не может быть предателем, — Азула нависла над ним. — Отец должен был убить ее сразу, когда был шанс. Я жалею только о том, что он не сделал это на твоих глазах. Тогда ты был бы уже давно мертв и не ста…       — Не говори так. Ты ведь тоже ее любила.       Азула засмеялась, поднялась и ткнула его в плечо носком сапога — она знала, что там один из рубцов от кнута. Наблюдая за ним с самым гротескным выражением на лице, на какое была способна, она покрутила ногой, чтобы выступила кровь, чтобы причинить боль. Чтобы игрушка вернулась к жизни.       — Нет. Нет, я ее никогда не любила.       Зуко вскинулся и схватил ее одной рукой за воротник. Наконец-то на его лице и в глазах появился гнев! Азула упивалась новой эмоцией, и решила нанести финальный удар:       — Она была бесполезной грязью. Эта женщина не заслуживала нашего отца.       Зуко отшвырнул ее от себя и поднялся — весь в запекшейся крови, измазанный грязью и потом, истощенный и ослабленный, он встал и бросился на нее, отбивая огненные шары шарами, выпуская струи пламени ногами, руками и кончиками пальцев.       Азула позволила ему захватить преимущество. Пусть брат думает, что он выигрывает, что ему удалось удивить ее. Ей хотелось смеяться, когда она видела, как он борется со своей слабостью перед каждой атакой, но Азула выжидала — желала дать ему надежду, дать ему возможность почувствовать, что он сильнее.       Должно же у него быть что-то в запасе, если он решил, что сможет победить.       Поэтому Азула позволила загнать себя в угол. Зуко хрипло дышал, бисеринки пота скатывали по лицу и тяжело вздымающейся груди, но он все равно поднял руки, чтобы атаковать. И тогда Азула бросилась вперед, сдувая огонь с раскрытой ладони — как поцелуи. Он отклонил каждый удар руками или своим пламенем, но атаки становились все слабее. Еще медленнее, и этот фарс не закончится до следующей недели.       И снова Зуко ничего не делал, хотя она на это рассчитывала. Всегда, когда она теснила его назад, он боролся за каждый шаг, но сейчас он опустил руки, словно был готов к новому взрыву голубого огня. Азула прекрасно видела, что рана снова кровоточила, а золотые глаза потускнели.       Она не хотела окончательно сломать свою любимую игрушку, поэтому прекратила атаку.       И тогда Зуко бросился вперед.       Она схватила его запястья еще полыхающими ладонями, но было уже поздно. Пальцы сдавливали горло, а сам Зуко, кажется, даже не замечал, что его руки горят. Еще сильные пальцы пережали трахею, и впервые Азула испугалась своего брата и отчаяния в его глазах, когда он заставил ее опуститься на пол и попытался задушить голыми руками.       Азула с ужасом осознала, что у него может получиться. Перед глазами поплыли круги, она едва могла сделать хотя бы короткий вдох. И рядом не было верных охранников, потому что она сама отправила их всех далеко.       Зуко поймал ее в ловушку.       Азула никогда не узнала, как ей удалось довести брата до такого. Или, может быть, в нем всегда дремало животное, в существовании которого она так нуждалась? Молния. Азула опустила руку и прижала ладонь к груди, стараясь дышать так глубоко, насколько это позволяла хватка на горле, и освободила силу, сконцентрированную в ее теле.       Но он не был мертв. Его любимая игрушка не была сломана.       — Зузу, — сказала она мягко. — Ты заигрался. Это серьезно. Вставай.       Брат лежал у ее ног, тонкие усики пара вились в воздухе, провожая последние искорки молнии над телом.       — Зузу, — новая попытка. — Мама дома!       Ничего. Словно он ее не слышал. Он выглядел обмякшим, пустым и…       …сломанным.       — Нет, — она задрожала. — Нет, Зуко никогда не сдается. Мне просто нужно очень долго ждать, пока он поднимется. Он всегда так делал, он никогда не слушался…       «Не слушается», — яростно поправила себя Азула. И сейчас он тоже ее не слушается только потому, что еще жив. Просто…       …просто незначительные повреждения.       Она снова услышала вопрос матери: «Азула, почему ты всегда ломаешь свои игрушки?» Она смотрела вниз и знала, что эта вещь не из тех, которые можно склеить обратно, и не из тех, которым она могла получить замену. Ее любимая игрушка, ее горячо любимая…       Все игрушки ломаются в конечном счете.       Азула закрыла лицо руками, запрокинула голову и закричала.

***

      Когда стражники вернулись с проверкой, она застали кричащую принцессу над дымящимся трупом брата. Ее била крупная дрожь, волосы были растрепаны, а на грязном лице сохли дорожки слез. И хорошо были видны успевшие потемнеть отметины на шее, словно от чьих-то пальцев.       Азула на три дня заперлась в своей комнате, не впуская даже слуг. Когда она наконец появилась, было единогласно решено, что принцесса Азула стала еще более ужасающей, чем когда-либо прежде. И все поняли, что никто не мог стоять на ее пути — в конце концов, она убила даже собственного брата. Предателя. Теперь, когда об этом шептались со страхом, в словах проскальзывало еще и благоговение.       О смерти принца (бывшего принца) Зуко было объявлено на следующий день. Возможно, где-нибудь друзья склонили головы в знак огорчения, узнав об этом. Если они вообще слышали эту новость.       Что касается самой Азулы…       Она просто хотела новую игрушку. Такую, которая действительно никогда не сломается.       Но больше всего она хотела вернуть старую.