Мятежный Ветер и Танцующий Дракон

Иккинг       Ночь. Волшебная, безлунная, глубокая норвежская ночь. Мириады звёзд усыпали небесный купол, подобно неземным самоцветам. Похожий на призрачное облако рукав Млечного Пути наискось рассёк небосвод, будто второй горизонт. Кроны деревьев сливались с ночью и казались тенями в безбрежном чёрном океане. Лишь небольшой клочок земли был освещён золотым пламенем большого костра, создавая иллюзию обособленности от мистической тьмы. Подобно плоту потерпевшего кораблекрушение моряка, опушка леса, казалось, дрейфовала в бескрайнем чернильном море. Сама тьма виделась живым и вполне осязаемым существом, окружавшем крупицу света, и меняла обличия под действием силы ветра, обволакивая пятно золотого сияния, как густая, стелившаяся по земле чёрная дымка. То было особенное место на острове Олух. Единственный участок девственной природы, где молодой сын вождя мог побыть наедине со своими мыслями и внутренним Я. Присутствие крылатого огнедышащего питомца нисколько его не смущало, ибо дракон никогда не стал бы для всадника лишним. Здесь были только Иккинг Кровожадный Карасик III и его названый брат - Ночная Фурия по кличке Беззубик. Обычно они слушали тишину и наблюдали за звёздами, предаваясь собственным мыслям и чувствам... но не сейчас.       Стояла особая ночь, магическая. На протяжении недели Карасик чувствовал внутри себя некий Зов. Он манил его сюда, где не было никого, кроме "брата", чернильного леса, костра и купола из миллиардов ярких сапфиров над головой. На протяжении минувших дней Иккинг становился всё беспокойнее, пытаясь понять и найти источник постоянно растущей тревоги, но усилия оказались тщетны. Сон не шёл к нему по вечерам, а присутствие и забота любимой девушки по неизвестным причинам только обостряли нахлынувшие эмоции. Ощущения были очень странными. В компании друзей, отца или Астрид Иккинг начинал гореть желанием уединиться, а оказавшись в одиночестве, его тут же тянуло обратно. Беззубику будто бы передалось настроение и беспокойство всадника, ввиду чего дракон следом за "братом" потерял сон вкупе с умиротворением. Головокружительные полёты более не имели исцеляющего действия, ибо приносили они только свободу, адреналин, но не внутренний покой, что окончательно рушило и без того неустойчивое душевное равновесие. Зов шёл изнутри, из самого естества, ежели говорить точно. Будто нечто потаённое, дремавшее всю жизнь, вдруг пробудилось и отчаянно принялось вырываться наружу. И вот каждую ночь, потерявший сон викинг возвращался сюда вместе со своим братом, подчиняясь сему Зову. Тот вёл шатена, вновь и вновь заставляя садиться и неотрывно смотреть то на океан звёзд в небесах, то в беснующееся золотое пламя костра. И то, и другое завораживало, увлекало за собой куда-то далеко, в саму бесконечность, побуждая постепенно отрываться от всего мира... Нет, не так... позволяя всему сущему проникать сквозь кожу и сознание, дабы вместе с током крови внутри тела с каждым ударом сердца разливаться по всему естеству, подобно экстазу, что дарует сама Вечность.       Каждую ночь на протяжении минувших дней Иккинг погружался и растворялся в переменчивом живом тумане тьмы всё сильнее, стремясь выйти к свету, горящему в виде маленькой звезды где-то там, на горизонте. И сегодня, на седьмые сутки, когда парень сложил особенно крупный костёр, нечто глубокое, гнездившееся в самом нутре юноши наконец обрело свободу. Оно вылилось из глубин и заполнило его дух, подобно вышедшему из берегов озеру. То были настоящие катарсис и равновесие. Танец Вечности, когда свет и тьма внутри человека кружат в спирали борьбы. Добро и зло, порядок и хаос, Инь и Ян, как назвали бы их мудрецы далёкого востока. Сейчас не было того Иккинга, которого знали люди и драконы, жившие в этих местах. Великий Дух занял его место, что на протяжении всей жизни вёл двуногую оболочку с причудливым именем, подобно собаке-поводырю, что направляет слепого калеку с тростью. Истинное Я полностью пробудилось и закружило тело в древнем, как сам мир, танце. Иккинг не осознавал более, где он и кто он. Вся цель существования свелась к движениям. Тишину ночи нарушило пение и рык. Молодой голос викинга прорезал тьму, а негромкий драконий рёв аккомпанировал ему. Танцующая пара созданий, столь разных внешне, но настолько схожих внутренне, завертелась вокруг костра. Не переставая голосить свою бессловесную, но одновременно прекрасную, песнь, человек держал в руках над головой изогнутую ветку. Ноги отбивали первобытный дикарский ритм, а музыкой служила сама природа. Она разливалась в голове юноши, заставляя описывать круги вокруг костра. Со стороны могло показаться, что Иккинг движется по спирали, вертясь вокруг собственной оси и одновременно огибая пламенный центр поляны, как планеты обходят солнце. Беззубик точно гоняется за собственным хвостом, но то впечатление ошибочно. Дракон кружился в пляске, так же слившись со всем сущим вокруг. Крылья рептилии то вздымались, то опускались, будто их обладатель порывался оторваться от земной тверди и устремиться ввысь. По хвосту шли волны, как по хлысту кучера, замахнувшегося на запряжённую в повозку кобылу. Человек и дракон. Два разных тела, но одно нутро... Астрид       И снова они здесь, в этом самом уединённом и по-своему обособленном месте на острове. Уже неделю каждую ночь Иккинг в компании своего дракона приходит сюда. Девушка чувствует сильное беспокойство, ибо с её парнем происходит нечто странное и отчасти пугающее. Она не подаёт виду, но сие не значит, что она слепа: Иккинг постоянно уходит мыслями внутрь себя и старается отделиться от остальных. Но Хофферсон не держит на него обиды, поскольку сама не раз наблюдала, как в одиночестве он начинает вновь рьяно искать общения. По-видимому, сын вождя сам не знает, что с ним твориться, а посему юная воительница постоянно приглядывает за возлюбленным, надеясь дождаться момента, когда к нему вернётся спокойствие, а возможно он сам поделится с ней своими тревогами. Дева понимала, что вся сложность положения Карасика именно в том, что он сам не в состоянии обнаружить причину тревоги. Чутьё подсказывало: сегодня должно произойти нечто особенное. И Астрид, уж не помня в какой по счёту раз, тенью следует за двумя "братьями", которые её, что удивительно, не замечают. И ладно бы только погружённый в себя Иккинг, но и Ночная Фурия ни слухом, ни духом не догадывается о присутствии девушки, которая располагается недалеко от них и тихо наблюдает за зеленоглазым юношей. Его лицо, взглядом устремившееся в пламя наикрупнейшего из всех сложенных за минувшие дни костра, сначала кажется бесстрастным, но постепенно зрачки глаз шатена будто бы расширяются, и парень начинает напевать нечто мелодичное и ритмичное. Беззубик, смотрящий в том же направлении, как ни странно, отвечает таким же ритмичным рычанием. Хофферсон против воли вдруг принимается вторить сей мелодии. Девушка, сидя в своём укрытии, не отрывает взора от очей Иккинга и потому ясно видит, как за изумрудной радужкой проступило нечто иное. То, чему воительница не может дать названия. Но оно не отталкивает, а, скорее наоборот, располагает к себе. Песнь троих тем временем становится всё чётче и громче. В ней нет слов, лишь звук. Иккинг, а следом и Беззубик, пускается в дикарский пляс вокруг костра. Держа над головой изогнутую палку, шатен распевает древнюю песнь природы, а Астрид и Беззубик вторят ему. Именно здесь и сейчас Хофферсон вспоминает древнюю мудрость: "У человека как минимум два имени: одно - мирское для людей, а другое - истинное, которое не дано знать никому. Подчас даже ему самому". Валькирия ясно зрит Иккинга, настоящего его. И понимает, что во время их первого совместного полёта ей довелось лишь приоткрыть край его души и истинной сущности, дремавшей где-то очень глубоко. И именно она привлекла тогда пятнадцатилетнюю строптивую девчонку в нескладном, тощем мальчишке, коим был в те времена Иккинг. Открытие восхищает наблюдательницу, ибо сейчас в отражении сияющих лазурных очей кружится в танце не человек, а дракон. Внешность ох как обманчива. Эти двое - настоящие братья. Астрид больше не поёт, а лишь восхищённо пожирает взглядом фигуру любимого. Каждое движение шатена - само изящество, голос и песнь - воплощение совершеннейшей музыки. А всё вместе порождает гармонию. Даже чернильная, похожая на туман, тьма будто отступает в чащу.       Дева не выдерживает и позволяет атмосфере танца полностью поглотить её. Сейчас воительнице всё равно, что подумает шатен. Белокурой валькирии хочется стать единым целым с объектом своего обожания, и Астрид, пустившись в пляс, присоединяется к братьям. Иккинг реагирует так, будто с самого начала знал о её присутствии. И не исключено, что несмотря на толику невнимательности викинга в начале пути к костру, так оно и было. Парень отбрасывает ветку в золотое пламя и кружит свою девушку в огненном вихре. Тела двоих время от времени соприкасаются, трутся друг о друга и извиваются, подобно янтарным языкам света, что облизывают древесные поленья; пальцы рук переплетаются, как многочисленные каналы двух сливающихся воедино рек, а голоса поют в унисон, как потоки воздуха, бороздящие небо. Инь и Ян, тьма и свет, тяни и толкай; Танец Вечности связывает двух людей своими серебряными нитями, кои не способна ни порвать, ни уничтожить даже сама Хель, и пара тонет в глазах друг друга. За лазурными очами девы бушует морской шторм, а изумрудный лес во взоре юноши бороздит вольный ветер, чьи потоки парень всегда ловил в небе на пару с названным крылатым братом. Вода и воздух. Две на века связанные между собой стихии, дополняющие одна другую и не способные существовать раздельно. Музыка жизни всё льётся и льётся, молодые голоса крепнут, а танец становится всё неистовей и наполняется огнём страсти. Лишь спустя целую вечность, тяжело дыша, троица останавливается, возвращаясь, наконец, к самим себе.       Беззубик смеряет любопытствующим взглядом застывшую вплотную пару, а ребята всё никак не могут отвести друг от друга взоров. Не произносится ни звука, но, кажется, сам лес и ночь говорят за них шелестом веток, травы и потрескиванием поленьев в костре. Мистическая ночная тьма ушла, будто бы растворившись, и пламя жидкого золота теперь хорошо освещает покрытые мхом стволы вкупе с величественными кронами деревьев. Беспокойство, мучавшее шатена всю неделю, исчезает, когда молодая белокурая дева проводит правой ладонью по его щеке. Любящий взгляд лазурных очей дарит умиротворение, которое парень почти отчаялся обрести за минувшие дни. Мир исчез, оставив лишь их двоих. Только взгляды на веки скреплённых воедино душ. Валгалла ли ждёт их в будущем, или сам Хельхейм, не имеет значения. Ибо отныне им суждено вместе делить взаимное благословение или проклятие. Не обращая внимания на тяжёлое дыхание, Иккинг и Астрид сокращают расстояние между собой, прикрывают глаза, и их уста встречаются, начиная собственный сладостный танец. Руки юноши опускаются на талию подруги, и та обвивает в ответ его шею, зарывшись пальцами в волосы. Пара неистово прижимается друг к другу, стараясь вложить в объятия все свои чувства и привязанность. Сквозь нежность и ласку шатен и златовласка подсознательно дарят друг другу новые имена, наиболее точно подчёркивающие истинное Я каждого. И по ним влюблённые сердца и души, когда придёт время, воссоединятся за порогом смерти, а возможно и в новой жизни, если таковая настанет. Она - бесстрашная воительница, познавшая небо, в духовной памяти любимого навсегда останется Мятежным Ветром. Он - первый викинг, оседлавший саму Ночную Фурию и понимающий любого сородича оной почти с полу-взгляда и малейшего движения, обретает в глубине озёр очей возлюбленной имя Танцующий Дракон. Никогда более по отдельности. Только вместе, как два склеенных осколка одного целого, как вода и воздух, бороздящий её бескрайние просторы. Отныне и навсегда...