Игры у пропасти.

      — Осторожно, здесь ступенька, — учтиво предупредил Ватанабэ, подхватывая на лету чужую ладонь. Его предостережение немного запоздало, но благодаря отменной реакции военного ничего страшного не случилось.       Задержав руку гостя в своей ладони всего на несколько мгновений, Суекичинобу мягко улыбнулся, адресуя улыбку одновременно неловкости посетителя и своим воспоминаниям.       У нынешнего главы дома Минамото когда-то тоже были такие руки. Изящные и небольшие, но всё же мужские кисти с тонкими длинными пальцами. Когда-то давно, ещё в подростковом возрасте. Лет в четырнадцать-пятнадцать. Пожалуй, задумываясь об этом и невольно изучая со спины субтильную фигуру частого гостя, Ватанабэ пришёл к выводу, что именно столько бы он дал Ичиномии Кантаро, если бы не знал его ближе.       — Я запомнил дорогу, не нужно меня каждый раз провожать, — вырвал военного из раздумий спокойный холодный голос. Такой неприятно ледяной и колкий оттенок совершенно не шёл речи этого человека.       — Конечно, Ичиномия-сан. Но сопровождать посетителей к Райко-сама — моя работа. Просто представьте, что меня нет, — свои слова Суекичинобу завершил привычным поклоном и, снова вернув взгляд к собеседнику, успел заметить крупицы то ли жалости, то ли презрения в его взгляде. Но контрастом к ним, кажется, мелькнуло одобрение?.. Правда, слишком недолго они смотрели друг другу в глаза, и Ичиномия быстро развернулся, продолжив свой путь в самое сердце особняка семьи Минамото.       Ватанабэ лишь пожал плечами. Такие взгляды были ему не в новинку, и он уже совершенно свыкся с мыслью, что в мире не найдётся человека способного понять его величайшую привязанность к Минамото Райко. Хотя, если бы Ичиномия совсем не понимал, то офицеру не смогло бы даже показаться, что он видел эту противоречивость. Вероятно, Ичиномия Кантаро просто умел ценить верность саму по себе.       За следующим поворотом уже был конец пути. Ватанабэ снова позволил себе остаться за углом, чтобы посетитель на несколько секунд имел возможность побыть наедине со своими мыслями. Мужчина давно уже знал, что сколько бы раз Кантаро ни приходил сюда, он всегда замирает в нерешительности у заветной двери. Именно из-за этих мгновений слабости и внутренней борьбы он не хочет, чтобы кто-либо видел его подрагивающие пальцы, касающиеся дверной ручки. Суекичинобу не знал, зачем даёт ему иллюзию того, что желание сбылось. Офицер всё равно наблюдал за посетителем через большое настенное зеркало. Ведь это тоже было его работой. И позднее, когда Ичиномия всё-таки решится войти, всё, что будет происходить дальше, в кабинете Райко или же в его личных покоях, Ватанабэ всё равно будет видеть, следя за происходящим из специальных потайных комнат.       Быть телохранителем генерал-майора очень тяжёлая работа не только из-за всяческих опасностей или вздорного характера хозяина. Это действительно мерзко — следить за ним в такие моменты, но глава семьи Минамото — генерал-майор японской императорской армии, и потому не имеет права на личную жизнь и приватность. Тем более приватность с человеком, официально считающимся врагом.       И то сказать, вероятность того, что Райко может пострадать от рук Ичиномии, казалась телохранителю равной какой-нибудь цифре не намного большей, чем ноль. Несмотря на всю непредсказуемость этого человека, он всё же был слишком слаб. В этом отношении было гораздо вероятнее, что сам Ичиномия пострадает от рук Минамото. Причём возможно, вполне серьёзно. Ведь Райко почти не видит грани.       И если такое когда-нибудь действительно случится… Суекичинобу не считал нужным своё присутствие в этот момент. Будь у него возможность, он очень хотел бы этого не видеть. Или даже, пожалуй, глубже. Он не желал бы видеть отношения этих двоих вообще. Они не вызывали у него ни отвращения, ни одобрения, ни возбуждения. Только беспокойство. Было совершенно непонятно, хотят ли они такой близости на самом деле. Это был тот редкий и практически невозможный случай, когда в паутине желаний и обстоятельств запутались и паук, и жертва, причём трудно было уже различить, кто есть кто. Опасность этой ситуации была именно в том, что они погибнут, если останутся на месте, но при этом они больше не могут двигаться. Им остаётся только трепыхаться в тщетной попытке найти выход. Либо настоящему пауку стоит убить и съесть жертву, чтобы хотя бы ненадолго продлить своё существование. Ватанабэ всё чаще думал, что, скорее всего, это единственный выход, и всё ведёт именно к нему. Но кто будет жертвой? И что станет с пауком потом? Хватит ли ему сил вырваться из паутины или он лишь увеличит время мучительной агонии, если уже слишком поздно?       Суекичинобу хотел бы как-то помочь, но в этой истории он лишь наблюдатель. Один из восьми глаз паука, да и то не самый зоркий. Что решило бы его вмешательство?       Минамото Райко и Ичиномия Кантаро уже закрылись в своём изолированном паутинном мирке, и выбор выхода оттуда теперь именно за ними.       А Ватанабэ мог только наблюдать, слушать, изучать, анализировать, думать. И может быть, надеяться? В жизни не бывает чудес, во всяком случае, связанных с судьбой. Но может быть, эти двое достаточно сильны, чтобы сложить судьбу по-своему?